СВИНОК НЕЛЬЗЯ ТРЕВОЖИТЬ.
Нам не очень нравится мысль о том, что в соседней деревне живут такие же люди, как и мы. Поэтому было бы крайне самонадеянным полагать, что мы сможем когда-нибудь увидеть в сообществах пользующихся орудиями труда созданий, — которые к тому же развиваются по другому пути, — не животных, но братьев по разуму, не врагов, но друзей, совершающих вместе с нами паломничество к Храму Разума.
Именно так я все вижу или очень хочу увидеть. Различие между раманами и варелсами не в них самих, а в том, кто определяет это различие. Когда мы относим разумную расу к раманам, то это не значит, что они стали морально более зрелыми. Но это значит, что мы стали такими.
— Демосфен, Послание к фрамлингам * * *
Рутер был одновременно самым трудным в общении и самым дружелюбным из всех пекениньос. Он всегда был рядом, когда бы Пипо ни посещал их поляну, и как мог отвечал на вопросы, которые закон запрещал Пипо задавать прямо. Пипо зависел от него — возможно, даже слишком — даже при том, что Рутер паясничал и вообще вел себя как безответственный мальчишка, кем он, впрочем, и был; при этом он любил наблюдать за Пипо, испытывать его. Пипо всегда приходилось опасаться ловушек, расставляемых Рутером.
Только что Рутер раскачивался на дереве, крепко держась за кору расположенными на лодыжках и на внутренней поверхности бедер костяными пластинами. В руках он держал две палочки — они назывались «посохи отцов» — и барабанил ими, поднимаясь по стволу дерева, в завораживающе аритмичном темпе.
Шум побудил Мандачуву выйти из бревенчатой хижины. Он обратился к Рутеру сначала на «языке мужчин», а затем на португальском:
— Р’ra baixo, bicho!
Несколько свинок, стоящих рядом, выразили свое восхищение этой игрой слов резким потиранием бедер. Раздался свистящий звук, и Мандачува подпрыгнул от удовольствия.
Между тем Рутер отклонился далеко назад, так что казалось, что он вот-вот упадет. Затем он хлопнул в ладоши, перекувыркнулся в воздухе и приземлился на ноги, чуть не упав при этом.
— Так ты, оказывается, акробат, — сказал Пипо.
Рутер с важным видом подошел к нему. Так он подражал людям. Это было тем более уморительно, что его сплюснутый вздернутый нос был совсем как поросячий пятачок. Ничего удивительного, что пришельцы назвали их свинками. Первые гости этого мира стали называть их так еще в 1886 году, и ко времени образования колонии в 1925 году это название прочно закрепилось за обитателями планеты. Ксенологи Ста Миров писали о них как об «аборигенах Лузитании», хотя Пипо отлично знал, что этим они отдавали дань профессиональной этике и что, за исключением официальных документов, ксенологи тоже называли их свинками. Сам Пипо называл их «пекениньос», и они не возражали, потому что сами себя они называли «Маленькие братья». И все же в этом что-то было. В такие моменты Рутер и впрямь выглядел как свинья, стоящая на задних ногах.
— Акробат, — произнес Рутер, пробуя новое слово. — А что я делал? У вас есть название для людей, которые делают такие штуки? Значит, есть люди, для которых это является профессией?
Пипо вздохнул про себя, сохраняя на лице застывшую улыбку. Закон строго запрещал ему делиться информацией о человеческом обществе, чтобы не помешать естественной эволюции общества свинок. При этом Рутер постоянно развлекался тем, что выжимал весь до последней капли смысл из всего, что говорил Пипо. Однако на сей раз Пипо было некого винить, кроме себя, — он допустил глупое высказывание, позволяющее заглянуть в жизнь человеческого общества. Время от времени он чувствовал себя так хорошо среди свинок, что расслаблялся. «Это вечное ощущение опасности. Я не подхожу для этой постоянной игры в то, чтобы выуживать информацию, не давая ничего взамен. Мой молчаливый сын Либо — даже он более осторожен, чем я, а ведь он всего лишь мой ученик. Сколько же времени прошло с момента его тринадцатилетия? Четыре месяца».
— Хотел бы я, чтобы у меня были такие же подушки на ногах, как у тебя, — сказал Пипо. — Кора этого дерева разорвет мою кожу в клочья.
— Нам бы стало стыдно, если бы это произошло, — сказал Рутер. Он замер в выжидательной позе, которую Пипо считал своеобразным выражением тревоги или же знаком всем остальным пекениньос быть настороже. Может быть, это был признак сильного страха, но насколько Пипо помнил, он никогда не видел свинок сильно испуганными.
Как бы то ни было, Пипо быстро сказал, чтобы успокоить его:
— Не волнуйся, я слишком стар и слаб, чтобы лазить по деревьям. Предоставляю это вам, молодым.
Его слова подействовали — тело Рутера сразу же расслабилось и стало подвижным.
— Я люблю лазить по деревьям — оттуда все видно, — Рутер присел на корточки перед Пипо и приблизил лицо к нему. — Ты принесешь эту штуку, которая бежит над травой, не задевая земли? А то другие не верят, что я ее видел.
«Еще одна ловушка. Ну что, ксенолог Пипо, сможешь ли ты унизить этого представителя изучаемого тобой общества? Или ты останешься верным жесткому закону Межзвездного Конгресса, установленному для контролирования контакта?». Прецедентов было очень немного. Единственной разумной расой, с которой до сих пор сталкивалось человечество, были баггеры — три тысячи лет назад — и теперь все они мертвы. На этот раз Межзвездный Конгресс принял все возможные меры, чтобы ошибки человечества отразились лишь на нем самом. Минимум информации, минимум общения.
Рутер почувствовал сомнение Пипо, его настороженное молчание.
— Ты никогда ничего нам не говоришь, — заявил Рутер. — Ты наблюдаешь за нами и изучаешь нас, но не даешь нам пройти за ограду в твою деревню, чтобы следить за вами и изучать вас.
Пипо ответил насколько мог искренне, но в этой ситуации важнее было быть осторожным, чем честным.
— Если вы о нас знаете так мало, а мы о вас — так много, то почему же вы разговариваете на старке и на португальском, а я до сих пор не могу справиться с вашим языком?
— Потому что мы умнее, — ответил Рутер, отклонился назад и, крутнувшись на ягодицах, повернулся спиной к Пипо. — Возвращайся за свою ограду.
Пипо сразу же встал. Неподалеку Либо разговаривал с тремя свинками, стараясь понять, как они плетут крышу из сухих стеблей мердоны. Он увидел Пипо и тотчас оказался рядом с отцом, готовый идти. Пипо увел его, не говоря ни слова, — они никогда не обсуждали увиденное, пока не пройдут ворота, так как пекениньос хорошо знали человеческие языки.
До дома было полчаса ходьбы. Под сильным дождем они прошли ворота и направились вдоль холма к станции зенадоров. Зенадор? Глядя на небольшую табличку над дверью, Пипо задумался об этом слове. На табличке слово «ксенолог» было написано на старке. «Вот кем я являюсь, — подумал Пипо, — по крайней мере для людей других миров». Все же произносить португальское название «зенадор» было легче, так что на Лузитании почти никто не говорил «ксенолог», даже говоря на старке. «Так и трансформируются языки, — думал Пипо. — Мы не могли бы разговаривать на одном языке, не имея мгновенной связи по ансиблу между всеми Ста Мирами. Межзвездные полеты были медленными, и ими пользовались редко. Всего за один век старк распался бы на десять тысяч диалектов. Интересно было бы смоделировать на компьютере картину лингвистических изменений на Лузитании, если допустить, что старк выродится и сольется с португальским».
— Отец, — произнес Либо.
Только теперь Пипо заметил, что стоит в десяти метрах от станции. Он открыл дверь прикосновением руки. Входя внутрь, Пипо уже знал, как пройдет вечер. Еще несколько часов они будут за терминалом компьютера составлять ежедневный отчет. Затем Пипо прочтет записи Либо, а тот — его записи, а по окончании Пипо напишет краткое обобщение и передаст его по ансиблу всем ксенологам Ста Миров. Более тысячи ксенологов посвятили свою жизнь изучению единственной известной людям разумной расы, и почти вся информация, за исключением данных спутниковых наблюдений, поступает к ним от него и Либо. Концепция ограниченного вмешательства в действии.
Однако когда Пипо вошел в помещение станции, то сразу понял, что монотонной, хотя и успокаивающей работы сегодня не получится. Дона Криста, как всегда в монашеской одежде, была уже здесь. Может, что-то случилось в школе у кого-нибудь из младших?
— Нет, нет, — сказала она, — все ваши дети в полном порядке, за исключением этого, который все-таки слишком молод, чтобы бросить школу и работать здесь, хотя бы и учеником.
Либо промолчал. «Мудрое решение», — подумал Пипо. Дона Криста была умная и приятная, наверное даже красивая, молодая женщина, но прежде всего она была монахиней ордена Детей Разума Христова, и ей не удавалось сохранять свою привлекательность, когда чьи-нибудь глупость и невежество вызывали ее гнев. Удивительно количество довольно умных людей, обнаруживавших глупость и невежество под градом ее насмешек. «Молчи, Либо, так будет лучше для тебя».
