Андрей живо представил, как выстрел из газового пистолета сшибает его с дивана, как он скрючивается, закрывая лицо руками, и рушится в яму. Тогда понятно, почему болит каждая клеточка тела. Лицо щипало и жгло, хотелось отмыть его от липкого перцового экстракта, но выбраться из ямы и доползти до крана не представлялось возможным. По крайней мере, в ближайшее время.
Оставалось лишь кататься по полу и заливаться слезами.
Где-то глубоко внутри оставалась надежда, что хозяйка собаки все же приведет своего мужа-генерала на разборки с живодером, поймавшим в петлю всеобщего любимца. Или хотя бы заявит в милицию. Время шло, но ничего не менялось, только жуткое жжение в глазах ослабевало с каждой минутой.
Примерно через полчаса Андрей уже смог нормально открыть глаза и хоть что-то увидеть, кроме радужных пятен в прямоугольнике света. Но кожа опухла чудовищно, слизистая горла болела, как после ожога кипятком. Язык тоже распух и уменьшаться пока не собирался.
Ночью сгорела лампочка под плафоном.
К тому времени Андрей почти полностью пришел в себя после выстрела, хотя говорить получалось пока с трудом — связки выдавали только невнятный хрип и шипение. К утру Андрей начал подумывать над тем, как выбраться из ямы. Проблема была животрепещущей — отойдя от химического удара, организм требовал утоления нарастающей жажды. Живо вспомнился усыпанный капельками стакан с водой, стоящий на тумбочке в больничной палате. Затем по очереди перед глазами медленно проплыли струя родника, стекающая по берестяной дощечке, газированная вода из рекламы, река, автомойка, лужа во время дождя, холодный снег, который можно есть, когда нет возможности достать воду. Андрей тут же вспомнил юнца из Шарифа — он лежал в окровавленном снегу, а ледяной ветер трепал его изодранную одежду. Андрей подошел, хрустя снегом, и сорвал полосу ткани, скрывавшую лицо. Это было лицо Володи.
Андрей вскрикнул и проснулся.
Через отдушину пробивались сноп утреннего света и разговор двух мужчин.
— …за соляркой, — закончил фразу один.
— Ладно, давай, а то шеф нам головы отвернет, если мы не закончим к обеду.
— Возьми лом и кирку у Семеныча, подровняй края котлована. А когда экскаватор запустим, выберем дно.
— Хорошо.
Андрей собрался с силами и попробовал закричать.
— Эй, мужики! — Но из горла вырвался только надсадный хрип.
Никто его не услышал.
Понимая, что третий шанс судьба ему точно не даст, Андрей запаниковал. Он ухватился за цепь, пытаясь вылезти, как вчера, но содранные до мяса ладони полыхнули такой острой болью, что у Андрея помутилось сознание. Он разжал руки, словно цепь была раскалена докрасна, и панически заметался, отыскивая путь наверх. Ничего подходящего на глаза не попадалось, к тому же Андрей понял, что подтянуться на израненных руках уже не сможет. В такой ситуации нужно что-то тяжелое — попробовать разбить цепь.
Телевизор для этих целей оказался хлипким, деревянная вешалка не годилась, а ни на что серьезнее взгляд не натыкался. И вдруг в дальнем углу возле лесенки Андрей разглядел спрятавшийся в густой тени огнетушитель. Тяжелый баллон «ОУ-9» — старый девятилитровый углекислотник. По весу и прочности он ничуть не уступал хорошей кувалде. Вот только как снять его с дальней стены? Если бы цепи хватало на такое расстояние, Андрей без хлопот поднялся бы по лестнице.
— Черт… — зло прохрипел Андрей и повалил на пол деревянную вешалку.
Скривившись от боли, он подхватил ее как копье и попробовал сбить огнетушитель со стены. Это оказалось совсем не просто — конец палки соскальзывал с круглого бока, не оказывая на висящий баллон почти никакого действия. Да к тому же скованными руками держать ее было очень неудобно.
— А-а-а-а! — хрипел Андрей, осатанело молотя палкой.
Совершенно обессилев, он сел на пол. По опухшему лицу слезы катились ручьями, и трудно было понять — то ли Андрей плачет, то ли пораженные глаза слезятся от чрезмерного напряжения.
«Чтоб ты так же слезами умылся, как я», — явственно послышалось телефонное проклятие.
— А вот хрен тебе! — прорычал Андрей.
«Что со мной стало? — со стыдом подумал он. — Я же физик! Ученый! А посмотреть со стороны — обезьяна и та умнее».
Он, кряхтя, сдвинул диванчик с места и повез его по полу в сторону лесенки, пока цепь не натянулась до предела.
«Я человек! — билась в мозгу одна и та же фраза. — Я человек!»
Он снова взял деревянную палку, но в этот раз не стал бездумно колотить ею по баллону. Он положил ее на спинку диванчика и, словно рычагом, поддел непослушный огнетушитель. Тот покачнулся и с грохотом рухнул на пол. Осталось несколько раз подцепить его вешалкой и подтянуть к себе.
— Ха! — радостно выдохнул Андрей. — Ну, теперь держитесь!
Он схватил огнетушитель за вентиль и обрушил его на змеящийся по полу участок цепи. Грохнуло, звякнуло, но цепь осталась невредимой — удар просто промял звеньями доски пола.
— Надо что-нибудь тверже… — шепнул Андрей.
Но ничего тверже дерева в яме не было. Только стальная лесенка вверх — желанная, но недоступная.
— Ну же, ну! — истерически выкрикнул он и снова шарахнул баллоном в цепь.
Снова без результата.
«Истерику прекрати», — скомандовал себе Андрей.
Он сел на диванчик и продышался, решив поработать не руками, а головой. Кровь продолжала стучать в висках, но с каждым ударом ритм все более замедлялся. Наконец вернулась ясность мышления. Андрей недовольно пнул огнетушитель и снова осмотрел стены.
Ничего.
Круг обзора замкнулся, и взгляд снова упал на огнетушитель.
— Блин… — прошептал Андрей. — Когда я успел так отупеть?
Он взял огнетушитель и сорвал пломбу с вентиля. Затем направил раструб на цепь и пустил струю газа. Баллон рвануло из рук отдачей, из алюминиевого раструба с ревом реактивной струи вырвалась углекислота, похожая на густой белый дым. Несколько звеньев цепи тут же покрылись толстым слоем инея, от них повалил пар, как из распахнутой морозильной камеры.
Не дожидаясь, когда металл снова нагреется, Андрей перехватил баллон поудобнее и со всего маху ударил по одному из звеньев. Переохлажденная до хрупкости сталь не выдержала и лопнула, разметав по полу обломки звеньев. Израненные руки не выдержали такого удара — баллон выскочил из ладоней и, кувыркаясь, отлетел к дальней стене. Кожу обожгло жгучей болью, и разум на несколько мгновений захлестнула волна страдания.
— У-у-у-у! — Андрей даже вскрикнуть нормально не смог, только повалился на диван и корчился, свернувшись калачиком.
Наконец отпустило. Смотреть на руки не хотелось — ладони по фактуре и цвету напоминали сырые отбивные котлеты. Но зато путь наверх был свободен. К отдушине, за которой совсем рядом слышалась человеческая речь. Только что слышалась.
