Спустя одиннадцать часов Луис понял, что даже защитники могут уставать. Он умел не обращать внимания ни на голод и жажду, ни на боль в животе и суставах, ни на боль в голове и пазухах, что, строго говоря, свойственно лишь дряхлым старикам. Дело было не в этом. Он освободился от Мира-кольца. От тридцати триллионов местных человекообразных, значительный процент которых уцелеет. Вемблет, Роксани и их ребенок затерялись среди общего шума и суеты. Если Мелодист даже и вычислил, что они действительно остались там, то он наверняка не станет их искать. Хотя, если повезло, он думает, что Луис забрал Вемблета с собой, к звездам.
Успех стал бы оправданием всех страданий.
Пол здесь служил окном-экраном и мог становиться темным, повышенной яркости, осуществлять запись, воспроизводить изображение и осуществлять его электронное увеличение. Луис наблюдал поток узоров цветного света и проносившиеся мимо темные «запятые».
Он видел, что панорама меняется. Он как бы не видел экрана: его взгляд плавно скользил по окрестностям.
Луис обратил взгляд на детектор масс. Там должны были ползти к нему световые линии. Но не было ничего. Просто покрытый напылением кристалл.
Луис поймал граничную частоту.
Теперь он видел звездные ливни. Прямо у него под ногами лежала широкая и прекрасная Вселенная. Он был в эйнштейновом пространстве.
Он с удовольствием продал бы «Большой риск» какой-нибудь банде пиратов где-нибудь в Человеческом космосе. Или организовать свою? Луис установил режим электронного увеличения, затем чуть снизил яркость, защищаясь от зодиакального блеска. Мир-кольцо заслонял почти все солнце, за исключением тонкого лучика света.
В шести световых часах от Мира-кольца (по его оценке дальности) солнце не могло хоть сколько-нибудь значительно освещать «Большой риск», а попав в тень Мира-кольца, корабль оставался таким же черным, как само пространство. Луис вообще не использовал термоядерные двигатели: благодаря этому его нельзя было обнаружить даже детекторами нейтрино. Остаток же видимого электромагнитного спектра мог разоблачить его перед участниками Пограничной войны, если те случайно обратят на это внимание. Но Луис не сомневался, что они слишком заняты. Они охотились бы и за «Рыбой-луной» Прозерпины, не будь у них более интересной мишени. А самое интересное случится вот-вот…
Помещение наверху было таким же тесным, как и нижняя кабина, но там имелась стена с игротекой, кухонный автомат и душевая кабина. И еще Луис заметил в потолке люк. Это было новостью. Люк вел в лабиринт из труб такой ширины, чтобы мог пролезть человек; эти трубы он мог видеть через стену. Куда все они вели, проследить было трудно, чистая головоломка, но одна вела в отсек-хранилище, куда он загрузил спасательную шлюпку и автодок. Замечательно.
Какое-то время Луис потратил на душ. Эй, ведь если он пропустит это событие, то не увидит растянувшуюся широким фронтом ярчайшую световую волну.
Но когда он обсох под потоком горячего воздуха, ничего еще не изменилось. Он запустил пальцы в гриву Хайндмоста - и едва увернулся от удара задней конечности.
– Просыпайся, - сказал он.
– Я зацепил тебя?
– Какая разница?
– Почему мы не движемся?
– Я хочу кое в чем убедиться. И к тому же мне не удается воспользоваться детектором масс.
– И-и-и! - присвистнул Хайндмост.
– Это псионическое устройство. Нужно, чтобы ты вел корабль. Но теперь мы свободны, а все, кого я любил, - в безопасности. Пограничная война больше не преследует нас, и мы можем отправиться прямиком на Каньон.
– На Каньон?
– Ну, или к Флоту Миров, если хочешь. Я просто подумал, что ты, навсегда покидая Флот, захватил бы с собой детей и супругу.
– Разумеется.
– Если только мы можем проработать все детали нашего плана, но есть еще кое-что, крайне необходимое мне.
– Ты опять блефуешь, Луис. Ведь ты умираешь, не так ли?
– Да ну! У меня действительно были сильные повреждения, когда вирус «древа жизни» принялся за изменения в моем организме. Я умираю, стет, но не блефую. Все складывается чудесно. Но я буду полностью доволен жизнью, когда мы вновь запустим автодок Карлоса Ву.
– Это потребует… гм-м-м…
– Преодоления трудностей. Тяжелого физического труда. Что еще я могу предложить тебе?
– «Большой риск» движется слишком быстро. Столкновение с какой-нибудь звездой весьма вероятно. У меня не хватит духа доставить нас на Дом.
– Не на Каньон?
– На Дом, - повторил кукольник. - Не думаю, что нам удастся спрятаться на Каньоне. Слишком маленькая планета. А Дом очень похож на Землю, Луис, и к тому же имеет интереснейшую историю.
– Пусть будет Дом, - согласился Луис. - Ого. - Внезапно увеличившееся солнце ярко вспыхнуло, и в отсеке управления, залитом сиянием, все приобрело резкие очертания.
Кукольник повернул одну голову, затем обе. Его зрачки были почти плотно прикрыты, словно радужкой-диафрагмой. Голос его звучал монотонно: Хайндмост был потрясен.
– Где находится Мир-кольцо?
– Неведомо где.
– Неведомо?
– Именно так. Мелодист, используя нанотехнологию, перестроил внутреннюю структуру сверхпроводящей решетки, создавая такую же конфигурацию, какую нашел, исследуя корабль «Большой риск». И теперь припустился во всю прыть под тягой гиперпривода «Квантум II», прихватив с собой и Мир-кольцо.
– И далеко он способен уйти?
– К чему тебе это? - Ага, ведь существует единственный корабль, который способен догнать его. - Чуть больше двух тридцатичасовых дней на гиперпривод «Квантум II»… при скорости световой год за 5/4 минуты… составит… Прежде чем Мелодист израсходует весь запас энергии, они пролетят три тысячи световых лет. Окажутся за пределами Человеческого космоса. Телескопы не покажут ничего в течение сотни поколений. Движение такой огромной массы можно засечь с помощью гравитационно-волнового детектора. Но что ты хочешь делать? Разыскивать его?
– Такое богатство, - простонал Хайндмост. - И все пропало. Я кончился как Хайндмост, охотившийся за ценными знаниями Мира-кольца. А те, о ком говорил ты, те, кого ты любишь, Луис, что с ними?
– Я никогда не найду их, Хайндмост, вот в чем все дело. А теперь давай установим этот автодок, пока моя душа не расплакалась.
– Думаю, приливный эффект мы вполне можем не брать в расчет, - произнес Мелодист. - Как ты считаешь?
Пальцы Прозерпины исполняли нескончаемый танец. Стена-экран, которая не показывала ничего, кроме хаоса серых сгустков повсюду, стала черной. Вдоль нее понеслись белые иероглифы, математические символы расы пак, давностью в миллионы фаланов.
– Когда в центре Мира-кольца было солнце, солнечная гравитация была направлена вверх и немного внутрь, к срединной линии кольца, под очень острым углом. Когда солнце ушло, - проговорила она, - все моря будут стараться притекать к краевым стенам. Мы в полете уже два дня? Стет, это незначительное время. А вот что меня беспокоит, - иероглифы вновь заплясали на экране, - так это предстоящее сближение со звездой.
