— Куда в такую рань? — спросил я.
— Рыбу ловить. Лео говорит, самое подходящее время.
— Понятно. Герой! Добровольно вылезать в такой холод!
Гвидо ухмыльнулся и решил не жаловаться на этот самый холод, хотя у него зуб на зуб не попадал.
— Ну, я пошел.
— Угу!
Я бы на его месте не рыбу ловил, а восходом любовался.
Через полчаса из палатки выбрался Лео. Я уже не удивился. Он взял котелок и тоже пошел к реке. Когда он вернулся с водой, я уже раскочегарил костер как следует. Он повесил котелок над огнем.
— Когда был восход? — спросил он.
— В девять минут, скоро же равноденствие.
— Значит, закат будет без девяти шесть по твоим золотым? — уточнил он.
— Угу, точно. Смотри. — Я показал ему карту. — Сегодня мы должны дойти до кромки леса. А дальше будет степь.
— Скорее лесостепь.
— Наше счастье, не придется тащить на себе воду и дрова.
— Гвидо там что-нибудь поймал? Что-то я не слышал довольных восклицаний, — поинтересовался я с деланной небрежностью в голосе.
— Ничего он не поймал.
Я довольно хмыкнул.
— Пора будить армию, — заметил Лео, взглянув на часы.
— Угу, вот ты и буди, а я схожу умоюсь.
Вода еще холоднее воздуха. Может, не умываться? Ну-у... если бы с нами не было девчонок, я бы так и сделал.
Девочки прыгали вокруг костра, стараясь согреться, и жаловались на жесткие еловые лапы, на которых пришлось спать. Странно, я не почувствовал.
— Мало гоняли, — заметил я Лео, — а то бы сладко спали хоть на камнях.
— Угу, сегодня устрою дополнительную пробежку, — зловеще пообещал Лео.
— Это у тебя шутки такие? — поинтересовалась Лариса.
Я протянул ей кружку с мятным чаем:
— На, согрейся. А бодрящий холод вместо чашки бодрящего кофе.
Через полчаса мы были готовы выступить.
Сегодня нам надо пройти немного больше тридцати пяти километров.
Часов в пять вечера мы, как и было задумано, подошли к краю леса и остановились на ночевку. Мы прошли еще только треть пути.
Лаура какая-то слишком бледная и несчастная и, главное, не признается Гвидо, в чем дело. Вон он ее обнимает и спрашивает, а она только мотает головой. Лариса тоже это заметила одновременно со мной. Я — великий вождь дикого племени, и глаз у меня — алмаз, с первого взгляда правильно выбрал себе боевую подругу! Лариса отвела Лауру в сторонку и сразу же добилась ответа на вопрос, что случилось: Лаура уже не мотала головой, а что-то шептала ей на ушко. К ним, переглянувшись, присоединились Тереза с Джессикой.
— Гвидо, — предложил я, — давай поставим палатку, она им сейчас понадобится.
Гвидо ничего не понял, но согласился. Лариса, увидев, чем мы занимаемся, поцеловала меня в щеку.
— И еще крепкий горячий чай с сахаром, — с вызовом в голосе сказала она.
— Угу, — согласился я, — конечно.
Поужинав, я попробовал опять связаться с профом. Комм по-прежнему только трещал. А стрелка компаса все еще зависела от встряхиваний. Хорошо хоть часы идут: батарейки радиоэлектронными стенками почти не портятся.
— Ничего? — спросил Виктор.
Я кивнул.
— Черт бы побрал ваши тоталитарные диктатуры!
— Э-ээ? Как ты сказал?
Виктор повторил.
— Это не совсем так, — заметил я.
И тут я понял кое-что важное! Как я раньше этого не замечал? Это же так просто. Жаль, что я не могу выскочить из ванной с громким криком «Эврика»!
— Что это сделало тебя таким счастливым? — поинтересовался Алекс.
— Не звук мотора, — ответил я. — Я кое-что понял, но это не поможет нам сейчас выжить.
— По-моему, мы и так не умираем. Так что ты можешь рассказать. А если мы завтра умрем, то не от любопытства.
— Ну я кое-что понял про Кремону, Каникатти и нас самих.
— Тебя побить, чтобы ты из нас жилы не тянул? — поинтересовался Лео, угрожающе прищурив глаза.
— Надорвешься. Что такое тоталитарное государство?
— Ну, оно стремится контролировать все стороны жизни всех своих граждан, — ответил Алекс, — так в энциклопедии написано.
— Да, — согласился я. — А зачем?
— Ну, э-ээ... Из вредности.
— Несерьезно.
— Знаю, а зачем?
— Сейчас объясню. Тоталитаризм — это не причина, а следствие.
— То есть как?
— Ну допустим, ты каждый день гоняешь свой элемобиль в мойку. Ты гоняешь его потому, что хочешь, чтобы он всегда сверкал, или хочешь чтобы он сверкал, потому что гоняешь в мойку?
— Ну понятно.
— Ясно, что государства, ну, или корпорации, это в данном случае все равно, такие, какие они есть, не потому, что кто-то так решил, просто так получилось. Это для того, чтобы они изменились, надо долго и упорно что-то делать. Почему все получилось так, а не иначе, я еще не понял, я понял только, что есть.
— Угу.
— Существует три типа взаимоотношений между государством и человеком. Первый — рабовладельческий, государство ничего не должно, ему все должны. Характерный пример: всеобщая воинская повинность. Первые слова устава Кремоны: «Военная служба — почетная обязанность граждан» — это красивый эвфемизм, означающий «Вы все — мои рабы». Заметь, солдат клянется сражаться за корпорацию, не щадя крови, жизни и так далее. А его даже не будут спасать, если он попал в плен, наоборот, он еще, оказывается, в чем-то виноват. И могу спорить на крупную сумму, что раненых там лечат плохо. Может быть, тех, кто еще может вернуться в строй, — не очень плохо, а тех, кого надо комиссовать, — плохо, и пенсии там очень маленькие. Понятно почему: в сломанную вещь имеет смысл вкладывать деньги, если после ремонта она еще послужит, а если нет — то на помойку. Государства такого типа должны быть тоталитарными по той же самой причине, по которой машины держат в гараже — забота о собственности. Второй тип — феодальный. Существует вассальная клятва, ее соблюдение гарантируется честью, но, и это очень важно, сюзерен тоже кое-что обещает и тоже гарантирует своей честью. В приложении к отношениям «человек-государство» это означает наличие взаимных обязательств. Идеальный вариант такой: я — гражданин некого государства, и я могу выбирать из нескольких вариантов взаимоотношений. Первый: я где-то работаю, ну или у меня своя фирма, что-нибудь такое. Государство продает мне безопасность, а я ее покупаю, то есть плачу налоги и не покушаюсь на безопасность тех, кого это государство тоже охраняет. Чисто экономические отношения, никаких «священных долгов». Ну так же, как я ничего не должен владельцу магазина, в котором я что-то покупаю, если я расплатился. Второй вариант: я служу в армии или в охране порядка. Тогда я уже кое-что обещаю, и у меня появляется долг. И я гарантирую его выплату своей честью. Но и мне кое-что гарантируют. Осенью все читали наш устав, меня будут спасать, если я попаду в плен, лечить, если меня ранят, и хорошо лечить, ну и пенсия семье, если меня убьют, ну и всякое другое. Еще вариант; крупный бизнес или государственная служба, тут все очень сложно перемешано, но главное все равно остается таким же, обязательства носят взаимный характер. Третий тип — коммунистический. По-моему, его нельзя реализовать на практике, поэтому все попытки так плохо и кончились. Государство, которое к тому же должно отмереть, а значит, не государство, а общество в целом имеет обязательства перед каждым своим членом, а каждый человек в отдельности никаких обязательств не имеет. Проще говоря, куча векселей на руках, но платить по ним никто не обязан. Ясно, что и не будет. Ничего другого не бывает, потому что между двумя объектами стрелочки можно расставить только тремя способами. Вот. Все!
