Распрямившись в полный рост, я ответил:
- Никогда! Я скорее умру, чем позволю убить тебя.
Царь внимательно посмотрел на меня:
- Ты говоришь правду. Я никогда не верил в россказни о твоем дезертирстве.
Повернувшись ко мне спиной, царь направился в сторону города и, едва сделав три шага, исчез, оставив меня одного в далеком мире творцов. Я закрыл глаза и...
Открыл их в темнице крепости Эги. Я был скован по рукам и ногам, и голова моя - там, где Павсаний ударил меня, - ныла тупой болью.
В своей темной камере я мог определять время лишь по биению собственного пульса; способ непрактичный, однако за неимением чего-либо лучшего я считал сердцебиения, как человек, страдающий от бессонницы, считает овец. Я мог покинуть камеру и переместиться в опустевший город творцов, но мне все равно пришлось бы вернуться в это же самое место и вновь ощутить на себе эти же самые цепи. Подобно Гере, я был заперт в ловушке, пока ход событий не определится тем или иным способом. Но, заметив крыс и в этой камере, я забыл про подсчет пульса. Как и в темнице в Пелле, мои хвостатые компаньоны были не прочь отъесть мне пальцы рук или ног, если я не буду все время шевелиться. Обручи столь плотно стискивали мои запястья, что руки нормального человека распухли бы. Но я сознательно заставил глубоко лежащие сосуды взять на себя работу периферийных, пережатых наручниками. Еще я постоянно шевелил пальцами, чтобы разогнать в них кровь и отпугнуть голодных грызунов с жадными глазами-пуговками.
Внезапно я услышал шаги: кто-то, шаркая ногами, шел по коридору снаружи. Люди остановились у моей двери. Засов взвизгнул, дверь со скрипом отворилась. Я увидел тюремщиков, один из которых держал факел.
Между ними стоял Кету.
Он протиснулся между стражниками и вошел в мою камеру. Встав на колени, индус заглянул в мое лицо:
- Ты еще жив?
Я улыбнулся:
- Я еще не достиг нирваны, мой друг.
- Слава богам! - Он распрямился и велел тюремщикам вывести меня наружу.
Я сопротивлялся, пока они волокли меня по коридору в замыкавшую его большую комнату. Сердце мое застучало, когда я заметил вокруг пыточные инструменты.
- Царь приказал освободить тебя, - заверил меня Кету. - Вот кузнец... Он указал на потного, волосатого, совершенно лысого мужчину с округлым брюшком. - Он снимет цепи.
Кузнец едва не отбил мне руки, но после чуть ли не получаса стука и лязга я оказался свободен. Мои лодыжки и запястья были стерты, но я знал, что раны скоро заживут. Кету вывел меня из зловещего подземелья под неяркий свет умиравшего дня.
- Царская дочь благополучно вышла за Александра Эпирского, - сказал мне Кету. - Сам Филипп велел мне выпустить тебя на свободу и предоставить тебе все нужное для того, чтобы ты оставил Македонию. Можешь отправляться, куда тебе угодно, Орион.
- Брак заключен? - спросил я.
Кету, который вел меня к конюшне, ответил:
- Брачная церемония состоялась вчера вечером. Пир продлится еще два дня.
- А кто-нибудь пытался убить царя?
Влажные глаза Кету расширились:
- Убить? Нет! Кто осмелится на это?
- Предатель, - сказал я.
- Ты уверен?
- Я слышал это из его собственных уст.
- Ты должен все рассказать начальнику царских телохранителей Павсанию.
- Нет, я должен повидать самого царя.
Кету схватил меня за руку:
- Нельзя. Филипп велел исполнить в точности все его приказания. Он не хочет видеть тебя. Бери сколько хочешь коней и никогда более не возвращайся в Македонию.
Я стоял посреди двора возле конюшен. Пахло пылью и конской мочой. Мухи лениво жужжали в пурпурных тенях заката. Издалека слышалось слабое пение флейт, стук тамбуринов и вспышки хохота подгулявших мужчин. Царь праздновал свадьбу своей дочери. Павсаний наверняка был с ним. И, покорившись воле Олимпиады, Филипп хотел, чтобы я не мешал убийце.
- Нет, - сказал я, обращаясь скорее к богам, чем к маленькому Кету. - Я не позволю им убить его. Мне безразличны их планы, мне все равно, что будет потом с континуумом. Я просто не дам свершиться такой несправедливости. - Отодвинув индуса, я шагнул в сторону дворца, где шел брачный пир.
Кету хромал возле меня.
- Тебе не следует идти туда! Страже приказано не пропускать тебя. Филипп не хочет видеть тебя. Тебя убьют, если ты попытаешься силой пробиться к нему.
Не обращая на него внимания, я направился в большие двери, где на страже стояли четверо воинов в броне.
- Пойдем со мной, Орион, - молил Кету. - Мы проедем все Персидское царство, нас ждет моя родина, прекрасный Индустан. Мы увидим святых людей и прикоснемся к их мудрости...
Но я хотел лишь спасти Филиппа и разрушить козни коварной Геры. Я готов был любой ценой защищать царя, почтившего меня своим доверием.
- Пожалуйста, Орион! - Глаза Кету были полны слез.
Оставив его позади двора, я направился к стражам у двойной двери. Все четверо были вооружены копьями. Двое из них скрестили древки, преграждая мне путь.
- Не велено пропускать, - сказал старший.
Я узнал в нем приятеля по казарме.
- Я должен увидеть царя.
- У меня приказ, Орион. Не велено пропускать никого.
- Да, - отвечал я негромко. - Понимаю. - И, опережая его движение, правой рукой выхватил из ножен его же собственный меч, а левой ударил в челюсть. Голова моего противника откинулась назад, и я услышал, как хрустнул позвонок. Прежде чем отреагировала другая пара, я ударил по шлему ближайшего воина.
Оба они еще падали, когда я уже занялся теми двумя, которые стояли, скрестив передо мной копья. Я видел, как расширились их глаза, как от удивления открылись рты. Я поразил мечом одного из них, пришпилив его к двери. Второй целился в меня копьем - оружием малопригодным для ближнего боя. Схватив древко одной рукой, я ударил противника по колену. Тот рухнул, вскричав от боли, и я толкнул створки двери, на одной из которых висел на мече мертвый стражник.
Я вырвал оружие, и тело упало на земляной пол. С окровавленным мечом в руках я отправился разыскивать Филиппа и Павсания.
34
Я шагал по нижнему этажу древнего замка Эги, где были глинобитные полы и мрачные стены из нетесаного камня, столь же угрюмые, как и окровавленный меч в моей руке.
Я уже слышал шум веселья, доносившийся из главного зала. Само бракосочетание произошло вчера, как сказал мне Кету, но праздник еще продолжался, Филипп и сейчас пировал с гостями и придворными, упиваясь вином, а Павсаний, начальник царских телохранителей, охранял его. Олимпиада тоже наверняка притаилась где-нибудь в крепости, дожидаясь свершения убийства.
А где Александр? Где царевич? Вовлечен ли он в заговор против отца? Знает ли, что затеяла его мать?
Еще четверо стражей располагались возле двери в пиршественный зал, каждый из них был вооружен мечом и копьем. Я заметил среди них Гаркана и Бату. Бородатый Гаркан залился краской, увидев меня.
