Никто не возражал. В глазах Ю Ши читалось боевое возбуждение, но Анатолий чувствовал себя подавленно. Он понимал, что Дзимбээ прав, Деметра не выдержит второй террористической атаки, но все равно задание, которое предлагал Дзимбээ, казалось неправильным, и Анатолий знал почему. Он потратил столько сил, чтобы спасти золотого цверга от братства, а теперь ему предлагается решить совершенно противоположную задачу. А что делать, если так повернулась жизнь? Диалектика, мать ее.
4
Состояние после феназина похоже на похмелье после алкоголя. Страшно хочется пить, голова раскалывается, во всем теле слабость, настроение подавленное.
Якадзуно покопался в памяти и обнаружил, что не помнит ничего, что было после укола. Но он и так знал, что рассказал следователям братства все секреты, которые были ему известны. Иначе и быть не может, современной химии невозможно сопротивляться. Теперь Багров и Дуо знают, что начинка золотого цверга вовсе не утонула в деметри-анском болоте, а ждет своего часа в сундуке ящерского царя и, скорее всего, никогда не дождется. Да бесы с ним, с золотым цвергом, гораздо хуже, что они знают телефон Ибрагима… Должно быть, уже определили и местонахождение — ведь для этого достаточно позвонить и за считанные секунды запеленговать ответный сигнал.
А самое досадное то, что Якадзуно ничего не может сделать, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.
Нет, самое досадное то, что арестовал тебя не просто какой-то головорез из службы братства, а сам Анатолий Ратников, собственной персоной. Анатолий был для Якадзуно настоящим другом, почти как брат. Теперь Якадзуно понимал, как получается, что во времена гражданских войн брат иногда воюет против брата. Казалось бы, такая мелочь — делать на Деметре терраформинг или не делать, но из-за этой мелочи два друга оказались по разные стороны баррикад, а вчера даже сошлись в открытом бою. Если только это избиение можно назвать боем.
Якадзуно лежал на больничной кровати, он был в пижаме, рядом с кроватью стоял медицинский робот, но капельницы не были задействованы. Похоже, физическому здоровью Якадзуно допрос не причинил большого вреда. А вот с душевным здоровьем дела обстояли гораздо хуже. Окажись на месте Якадзуно кто-нибудь из его далеких предков, обязательно сделал бы себе сеппуку. Или попытался бы сделать — Якадзуно обвел взглядом палату и не обнаружил ничего, хотя бы отдаленно напоминающего нож. Якадзуно понимал, что никто не позволит ему покончить с собой — раз его не убили после допроса, а, наоборот, лечат, значит, он нужен им живым. Но жест был бы красивым.
Якадзуно некоторое время смаковал идею самоубийства, а затем встал, накинул халат и отправился на поиски туалета. Выйдя в коридор, он обнаружил, что около двери несут службу целых три охранника. Якадзуно задал лаконичный вопрос, получил лаконичный ответ и направился по указанному адресу. Двое охранников увязались следом.
Сделав свои дела, Якадзуно вернулся в палату, попытался помедитировать, но безуспешно — похмелье не давало сосредоточиться. Тогда он встал и начал ходить взад-вперед по палате.
Прошло минут пятнадцать, а затем дверь распахнулась и в палату вошел невысокий худощавый японец средних лет.
— Здравствуй, Якадзуно, — сказал он. — Давно хотел с тобой повидаться. Ты был достойным противником.
— Был? — переспросил Якадзуно. — В каком смысле был? Меня уже приговорили? Или это угроза?
— Нет, тебя не приговорили, — улыбнулся незнакомец. — Но ты в плену, а значит, больше не противник. Ты зря думаешь, что в моих словах есть угроза, я не собираюсь тебе угрожать, угрожать самураю глупо.
— Я не самурай, мой род прост и незначителен.
— Это не важно. Вишню видно по цветам, а самурая по поступкам.
Якадзуно поморщился — его собеседник безбожно переврал древнюю пословицу.
— Кто вы такой? — спросил Якадзуно.
— Ах да, я забыл представиться. Меня зовут Дзимбээ. Ты можешь обращаться ко мне на «ты».
Некоторое время Якадзуно задумчиво разглядывал Дзимбээ, который бесстрастно смотрел в глаза Якадзуно и ждал реакции.
— Ожидал увидеть монстра? — спросил Дзимбээ. — Я слышал, моим именем пугают детей. На самом деле я добрый.
— Ленин тоже был добрым, — буркнул Якадзуно. Дзимбээ вежливо улыбнулся.
— Я не Ленин, — сказал он. — И Багров, к сожалению, тоже не Ленин. Все идет наперекосяк, надвигается разруха, и мы не знаем, как ее предотвратить. Знаешь, зачем я пришел?
— Поглумиться?
— Ты слишком плохо обо мне думаешь. Я пришел рассказать тебе новости. Гражданская война закончилась, сопротивления больше нет.
Якадзуно сохранил непроницаемое лицо, но это стоило ему колоссальных усилий. Дзимбээ внимательно посмотрел на Якадзуно и вдруг тихо и добродушно рассмеялся.
— Ты неправильно понял, — уточнил он, — сопротивление не уничтожено, оно просто перестало быть сопротивлением. Мы начали переговоры.
— О чем?
— Перемирие на пять лет. В течение всего этого времени братство не будет проводить терраформинг, а сопротивление обязуется защищать наши окраины от диких ящеров. Ты знал, что у сопротивления есть термоядерный реактор? Теперь знаешь. Сопротивление даст нам энергию.
— Они сдались?
— Они не сдались, это не капитуляция, а почетный мир. Мы тоже пошли на уступки. Ибрагим войдет в состав ЦРК, бойцы сопротивления получат те же права, что и бойцы братства. Наши экономисты прорабатывают вопрос о включении ваших людей в общую систему кредитования. Пока еще не решили, что делать с ящерами, которые на вас работают. В течение пяти лет они будут иметь такой же статус, как люди, а потом решим этот вопрос отдельно. До последнего момента я боялся верить, что здравый смысл возобладает.
— Тогда почему ты такой грустный?
— Я не грустный, я задумчивый. Не бери в голову, это не относится к тому делу, из-за которого я пришел. С этой минуты ты свободен. Прошивку твоей карты уже поменяли, по документам ты снова Якадзуно Мусусимару, из планетарного розыска ты выведен, но я бы советовал пару дней избегать мест, где проверяют документы. Нужно время, чтобы изменения в базе данных растиражировались по всей планете. Кредит, — который тебе выдал Ибрагим, аннулирован, вместо него ты получил кредит, положенный тебе по статусу.
— И какой же у меня статус?
— Временно нетрудоспособный оперативник особого отдела. По-моему, это наилучшее приближение к тому, что ты есть на самом деле. Нельзя же писать в документах «бывший шпион наркомафии», люди не поймут.
Якадзуно помотал головой. Ему вдруг показалось, что все происходящее всего лишь галлюцинация. Такое же чувство он испытывал, когда впервые увидел живого ящера.
