Но еще более странное «сопутствующее явление» — это фэндом. Вот уж чего у поклонников других жанров днем с огнем не сыщешь! Почему поклонники и творцы фантастики образуют сплоченное, не убоимся этого слова, братство (пускай иногда и сотрясаемое внутренними противоречиями и групповщиной), а поклонники детектива — нет? А любительницы дамских романов — нет? А почитатели «боллитры» — тоже нет? Почему проводятся конвенты (нет-нет, не пьянки! конвенты!), на которых «нет ни эллина, ни иудея», то бишь ни издателя, ни писателя, ни критика, ни простого фэна, где все равны и каждый может свободно и равно общаться с каждым: начинающий автор с редактором издательства, восторженный поклонник с признанным мэтром?
Это не может быть случайным совпадением.
Что же такого есть в фантастике, чего нет в других видах литературы? Ответ столь же очевиден, сколь и банален — элемент чуда! Неважно, к какому из поджанров относится фантастическое произведение: к НФ ли, к фэнтези ли, или к городской сказке — неотъемлемым свойством такого произведения будет именно чудо. При этом оно вполне может обойтись без тайны и достоверности, двух других составляющих знаменитой «стругацковской триады», а вот без чуда — нет. Но ведь вера в чудо — это еще и неотъемлемое свойство религиозного мировоззрения.
Впрочем, мышление человека вообще религиозно — по крайней мере в том смысле, что люди создают множество культов вокруг чего угодно. И литература обслуживает это множество культов, посвященных делам обыденным, самым житейским. В центре такого культа может оказаться что угодно: деньги, секс, тяга к насилию, избавление от фобий, любовь к деликатесам — практически все, что нас окружает. В подобной литературе тоже есть место чуду. Вот в детективе чудо для читателя — эффектное раскрытие казалось бы нераскрываемого убийства. В женском романе чудом это когда героиня обретает своего прекрасного принца, невзирая на, казалось бы, непреодолимые преграды. И так далее.
Однако фантастика выводит чудо за пределы круга обыденных вещей. Ибо в фантастике чудо — это именно ЧУДО, то, чего не бывает, это перпендикулярное чудо, к тому же — образующее целый мир чудес, пускай и воображаемый. И в этом перпендикулярном смысловом пространстве человеческая мысль удивительным образом не теряет опоры и предмета созерцания. Потому что именно здесь, вне обыденности человеческого бытия, она может сосредоточиться на главном, на смысле смыслов — смысле жизни. Смысл человеческой жизни оказывается настолько же чудесным, насколько и многогранным. А ведь только мировые религии, религии Большого Предела сосредотачиваются вокруг смысла жизни, ее вечной ценности и чудесности.
Но фантастика рассматривает и деструктивные смыслы, и внечеловеческие, и смыслы той или иной меры притягательности (антиутопии — деструктивные смыслы, истории про роботов и инопланетян — внечеловеческие). Производное темы смысла жизни — что есть человек? И фантастика прорабатывает все сопутствующие темы — а что он не есть, чем он не должен быть или если бы он был тем-то, то что? Скажем, в современной НФ робот — это не всегда маска на лице актера, порой это личность иного порядка, лишенная изначальной обреченности человека. Здесь есть один психологический аспект. У нас подсознательные установки — кто мы, зачем живем и как жить невозможно. А в фантастике эти установки вдруг снимаются, все выворачивается. И это тоже кажется чудом.
Выходит, фантастика не столько вид литературы, сколько религия?
Будем осторожны с определениями. Разумеется, фантастика не религия, а скорее квазирелигия, или некое массовое явление, обладающее некоторыми признаками религии. И одним из этих признаков следует считать наличие фэндома. Посмотрим на него с этой точки зрения. Самым простым было бы считать фэндом некой церковью. Воображение немедленно рисует соблазнительную картину — величественные храмы, похожие на звездолеты, украшенные портретами писателей-фантастов вместо икон. Священнослужители в ослепительных ризах-скафандрах зачитывают перед толпами верующих избранные места из канонических произведений бессмертных классиков. Но это только картинка, не имеющая ничего общего с реальностью. Ведь церковь опирается определенную традицию и канон, а где они у фэндома?
Традиций много, порой забавных, порой даже шокирующих обывателя, но канона нету. Нет текстов, которые всеми без исключения фэнами считались бы священными, нет непререкаемых авторитетов. А что есть? Есть общая, иногда доходящая до самозабвения, любовь к фантастике, которая и утоляет ту самую жажду чуда. И есть некое подобие религиозного ордена (Ордена Святого Бестселлера!) со своими магистрами, воинами и послушниками. Орден этот никем специально не организован, он скорее самоорганизовался из любителей фантастики, едва ли не инстинктивно стремящихся к объединению. Подобная самоорганизация имеет немало преимуществ, но и немало недостатков, поэтому время от времени появляются предложения оформить существование фэндома официально, наподобие профсоюза. Но это уже совсем другая тема. Итак, мы видим что квазирелигия фантастика породила квазирелигиозный орден фэндом. Есть коллективные «радения» — конвенты. Есть «религиозные войны» непрекращающееся противостояние фантастов и так называемых представителей «боллитры». Есть «богословские диспуты» — споры о природе, направлениях и перспективах фантастики. Даже упомянутый выше феномен соавторства можно трактовать как фэндом в миниатюре. Мы на собственном опыте знаем, какое это удовольствие — совместное творчество, вполне сходное с религиозным экстазом. Собственно весь фэндом можно рассматривать как огромный соавторский коллектив. Имеется у фантастов и собственный словарь и даже язык, зачастую малопонятный для непосвященных.
2А теперь попытаем разобраться с фантастикой как религией. С какой из существующих мировых религий (а фантастика — это воистину мировая религия) она наиболее сходна? Рискнем предположить, что — с христианством.
Факт, что фантастика как явление (а не сказка, присущая всем народам мира) зародилась именно в христианском мире — очевиден, однако требует дополнительного осмысления. Пунктирно проследим, как это происходило. Предтечей современной фантастики справедливо считают романтизм, преимущественно — немецкий, явившийся реакцией на эпоху Просвещения. Далее, в девятнадцатом веке, набрал силу научно-технический прогресс, а позитивистское мировоззрение если и не овладело массами, то уж во всяком случае нанесло серьезный ущерб мировоззрению религиозному. Особенно на Западе. Не будет преувеличением сказать, что научная фантастика (начиная с Жюля Верна) явилась своего рода оправданием позитивизма — нового взгляда на мир, отрицающего любую метафизику, опирающегося только на эмпирический опыт, на эволюционную теорию — следовательно, выносящего любые высшие силы куда-то за скобки.
