…Раз нельзя на самолете, придется снова поездом или нанимать машину. Как повезет. Главное — на колеса и через «грязные» степи — бывшую территорию бесследно исчезнувшего казахского государства — на юго-восток России. В Оренбург. И лучше бы приехать туда по «железке», это несомненно. Железнодорожных пассажиров в пограничном городе досматривают тщательно, но не так, как тех, кто приехал автостопом.
Казаков зевнул и слегка прикрыл глаза.
Позже. Все дела чуть позже. Сейчас полностью расслабиться и хоть немного вздремнуть. Он невольно покосился на Аню. Она не раскладывала кресло, а сидела и напряженно смотрела в окно, словно хотела найти в бесконечных кадрах мелькающей за стеклом настенной мультирекламы некую подсказку, как жить дальше.
«Ничего хорошего на заборе не напишут, — Иван вздохнул и отвернулся. — Вечная проблема русского человека: сомнения и заниженная самооценка. Хотя при чем тут самооценка? О себе она была достаточно высокого мнения. Теперь идеалы рухнули и она сомневается… Круг замкнулся…»
Казаков провалился в неглубокий сон, полный неясных образов и ассоциаций. В нем было много персонажей, что-то постоянно происходило, но больше всего сновидения напоминали театр абсурда. Пробуждению Иван был даже рад. Все равно такой сон не приносил облегчения, одну головную боль.
* * *
До пограничного перехода оставалось двести метров и столько же человек живой очереди. На досмотр и проверку документов каждого эмигранта уходило около пяти минут. Итого получалась тысяча минут или около семнадцати часов. А в полночь будет еще смена караула — плюс полчаса, и два технических перерыва — утром и в обед — в сумме еще час. Иван занял место в очереди и тоскливо взглянул на светящиеся огни по ту сторону шлагбаумов. Российская половина Оренбурга почти ничем не отличалась от китайской. Те же яркие вывески и рекламные телещиты, светлячки фонарей проезжающих машин и прозрачные нити разгружающих проспекты виадуков. Подсвеченные особым образом башни небоскребов составляли замысловатые архитектурные композиции, а десятки, если не сотни, небольших вертолетов, взлетающих с крыш, казались взмывающими в темное вечернее небо искрами от высоченных факелов. Различия, конечно, были, но едва заметные. На той стороне люди одевались несколько вызывающе, а русские надписи почти не дублировались на иностранных языках, разве что на английском, да и то очень мелким шрифтом. По эту сторону границы одежда граждан была более яркой, но менее экстравагантной, без псевдоевропейских выкрутасов, а иероглифы и кириллица на всех вывесках занимали строго равное пространство.
Вот и вся разница. Иван впервые в жизни задумался над этим фактом. За что боролись подполье и разведка, если людям жилось практически одинаково по обе стороны кордона? За идею? За национальную гордость? За право решать свои проблемы самостоятельно? Ну, так они и решали. В Совете провинции почти двадцать процентов депутатов были русскими. Пропорционально количеству коренного населения. Что до национальной гордости — надо было вспомнить о ней раньше, когда открывали под Иркутском первую зону свободного предпринимательства и продавали богатым «ханям» участки земли по всей Сибири. А идея… какая была идея у борцов за «освобождение» Сибири от китайского «ига»? Если задуматься — никакой. Поскольку «ига» тоже никакого не существовало. Было столкновение культур и шкурных интересов. «Ханям» требовалось жизненное пространство, сибиряки хотели урвать — на том и сошлись. Когда русским продавать стало нечего, возник конфликт под лозунгом: «Верните купленное, мы вам его еще раз продадим». В ответ поступило предложение заработать денежки иначе. Предложение показалось удивительным и неприемлемым: виданное ли дело — работать?! «Лучше жалобы будем писать. В Москву! Чай, не Пекин, поймет столица и поверит…»
Столица поняла и быстренько организовала подполье и диверсионную деятельность. Зачем? Чтобы защитить проторговавшееся коренное население. От кого? От работодателей. Москву понять было можно: работодатели-то иностранные, налоги в казну России они не платили, но как было понять сибиряков? А раз так, за правое ли дело сражались «призраки», а в их лице вся Россия?
Получалось, что из объективных зол для русского в Сибири было одно: ЦГМ и его хунвейбины, а все остальное — заслуженная «отдача».
Иван попытался подумать о чем-то более патриотичном, но в этот момент Аня дернула его за рукав. Казаков незаметно оглянулся и понял, что так рано терять бдительность ему не следовало. С обеих сторон очереди медленно шли десять или двенадцать «бинов». Они внимательно изучали каждого эмигранта и периодически сверялись с небольшими инфоблокнотами. Это были не менты у Северных Ворот, этих обмануть было невозможно.
Иван подтолкнул Анну вдоль очереди.
— Беги!
— Не получится! — громко шепнула Аня.
— Делайте, что вам говорят, — поддержал Казакова пожилой мужчина из очереди. — Сегодня начальником караула заступил лейтенант Ван Юй, он вас пропустит.
— Я… — Анна все еще мешкала.
Из очереди раздалось громкое шиканье, и несколько рук подтолкнули Аню вперед. Кто-то, для убедительности, ее даже ущипнул. Девушка виновато взглянула на Ивана и быстро пошла к шлагбауму. Начальник караула уже стоял на пороге служебного помещения и прикуривал сигарету, поверх огонька зажигалки глядя на происходящее.
— Всем тихо! — старичок перевел взгляд на Ивана. — А тебе, призрак, стойкости духа.
— Откуда вы знаете… — Казаков не закончил фразу, поскольку на его плечо легла рука хунвейбина, а в спину уперся ствол излучателя.
Аня этого уже не видела. Она, запыхавшись, подбежала к турникету паспортного контроля и протянула документ невозмутимому контролеру. Пока тот изучал паспорт, девушка не сводила глаз с приближающихся «бинов». Если они не побегут, шанс уйти за кордон у нее был. Если не побегут или… не попросят начальника поста приостановить переход.
Контролер шлепнул в паспорт визу и вернул документ владелице. Теперь оставалось только пройти досмотр. Поклажи у Ани не было, да и в карманах, кроме разрешенной к вывозу суммы в юанях и пары сторублевок, не завалялось ничего предосудительного, даже необходимых каждой женщине мелочей.
— Проходите, — приглашая ее в зону досмотра, сказал пограничник.
Аня вошла в павильончик и встретилась взглядом с лейтенантом. Он молча указал на противоположную дверь. Анна прошла в нее и… очутилась на нейтральной полосе. Дольше сдерживать эмоции не было сил, и девушка пробежала стометровку перехода не больше чем за тринадцать секунд.
