Самара хрюкнул, глядя на нее. Девушка нос задрала, демонстрируя, что видала – перевидала таких "женихов". Помогла жрецу скрутку затянуть и вышла первой.
Дверь за вестником закрылась и Огник опустился на скамью, волосы взъерошил от затылка до челки: оо!
– Цирк, – фыркнул лейтенант.
– Свадьба, что ли у кого? – поинтересовался Радий.
– Помолвка. Шутка ли! Изначальных! – палец выставил парень.
– Большой праздник?
– Ага. И раньше большой был, а сейчас того больше.
– То есть?
– Нет изначальных и свивать некого. А тут… Это же знак! Весть! Это.. Это… О! – руки развел вширь, потом вверх, пытаясь жестами показать на что слов не хватило. И стих, задумавшись, траву начал теребить, привычно отделяя бутоны и стебли, лепестки и корешки.? Нет, свадьбу я видел, было. Светлый на ватарке женился. Только Хелехарна и не приглашали, знали, что не пойдет. Против закона это. Нет, ну, понять можно молодых, чего ж, если так случилось. Но изначальные? Это что получается? Оба изначальные? Он и… она? Она?
Парень сказал и видно самому себе удивился – лицо вытянулось.
А у Радша само сложилось, только поверить не мог:
– Эра?
– Эрика?! – Самара даже приподнялся. – Сбрендил?!
Мужчина плечами пожал:
– План Самхата.
– Брехня Самхата!
– Тогда кто? Сам посуди – изначальных девушек нет, давно нет!… Говорят.
– Мало ли что говорят, лапшу с ушей стряхни.
– Так, так – нет, и слухов даже не было, – закивал Огник, подтверждая версию Порверша. – Их же всех сразу положили, в дейтринах, а потом уже по семьям… ну…
И замер, словно в голову, что пришло из ряда вон:
– Что ж теперь будет? – просипел.
– Если Эрика – нихрена не будет, – бросил Самара. – Браки с туземцами запрещены.
– А с мертвыми не поговорить, – в упор уставился на него Радиш, намекая, что прошлое вместе с уставом пора б и забыть. То, что невозможно – было вчера, а сегодня возможно и невозможное.
Самара хмурился, соображая и решил сесть, но если б не друг, не смог. Тот придержал:
– Как?
– Голова кружится, – признался. – Ерунда. Теперь давай по делу: из-за ранения я, похоже, многое пропустил. Планы поменялись?
– Вообще-то мы шли в Тоудер, а сейчас думаю – зачем? Шах живой, значит найдется. Эрика… Похоже план Самхата воплощает. Ты окрепнешь, соберемся все и тогда решим, куда и зачем.
– Угу. Генералиссимус!
– Мы местные, лейтенант. Нравится – не нравится, веришь – не веришь, но отсюда. И здесь беда. А там нас кинули.
– Сюда! Вопрос зачем! – в упор уставился на Радия. – И я согласен смотаться за ответом хоть в ваш Тоудер, хоть обратно к подземному тоннелю.
– Это склеп.
– Что? – не понял мужчина.
– Склеп предков. Там все семьи погибших. Один камень – один человек. Закладывается при рождении, задвигается сам после смерти.
Самара не поверил, его взгляд ушел в сторону Огника. Парень вздохнул и голову свесил:
– Точно так – мир предков. Часть до нашествия положена была, а как баги пришли, жрецы, что в живых остались, собрались и дань погибшим отдали. Все рода, все семьи там. Закрыли – мир их канул, так хоть там пусть останется. Место заповедное теперь.
Самара осторожно обратно лег. В уме не укладывалось услышанное. Ведь если пересчитать кирпичи тоннеля, если помножить на его длину и высоту свода, выходило…
– Это геноцид.
– Дошло? Поздравляю, – сухо бросил Радиш.
Эрлан и Роберган сидели напротив Шаха за столом. Просто два враждующих лагеря, – подумалось девушке. Села рядом с товарищем.
Лет на полуслове смолк, Лой отодвинулся и уставился в кружку с молоком, принялся ее усиленно крутить.
Эра и хотела бы, а не могла взгляда от его пальцев оторвать. И хотелось вернуться во вчерашнюю ночь, когда эти руки ласкали ее.
Эрлан удивленно и недоверчиво посмотрел на нее, и она улыбнулась, как нашаливший ребенок. Мужчина чуть набок голову склонил: что происходит?
Шах светил улыбкой, глядя на Эрику, та с той же лучезарностью улыбалась Эрлану.
Роберган вперился в потолок взглядом, набрался терпения и почти ласково спросил:
– Может, пойдешь еще погуляешь, светлая?
"При тебе эти двое в олухов превращаются – не поговорить".
– Не-а, – улыбнулась еще шире. И понимала что дура дурой, но сдержаться не могла – млела от того что любимый рядом, эйфорию испытывала. – Но я тихо посижу, – решила успокоить лета. Тот фыркнул, как стоялый жеребец.
Девушка потянулась за кувшином молока себе налить и тут же Шах и Эрлан решили ее опередить. Первый глянул на второго и тот отступил нехотя.
Эра получила кружку от Валеры и поняла, что пить уже не хочет, и настроение почему-то резко ушло в подпол.
– Я с Лири посижу, – бросила, вылезая из-за стола, прихватив молоко. И ушла в угол, к оконцу, села рядом со стражем, прячась за него.
– Хорошая мысль, – услышала бурчание лета и рявканье вслед. – Так что, где твои-то?!
Шах поерзал:
– Я же говорю, мы у моста багов сдерживали, а Радий остался с Самарой. Что ты меня допрашиваешь? Ты вообще, кто? Меня за кого принимаешь? За парапсихолога- ясновидца, что ли? Мне твоя помощь не нужна – мне нужно чтобы ты отпустил Малика и отдал оружие, я сам своих найду.
– Малик не твой страж.
– Он со мной.
– Нет, уже не с тобой. Его долг своего искать. Тебя нам сдал, убедился что ты в безопасности и ушел как того долг требует – своего светлого искать.
Эра глаза закрыла, ладонями молоко грея и не замечая того. Разговор мужчин фоном воспринимался и хоть не слышно было Эрлана, она чувствовала его, ждала, что сейчас раздастся его голос и хотела этого больше всего на свете. Ничего иного в ум не шло – он, только он. Как наваждение, паранойя. Он как бочка меда, она как муха утопающая в нем.
– Ты молоко-то пей, – ласково сказал ей Лири. Эра глянула на него, только сейчас вспомнив о страже. Сунула ему кружку и вылетела из дома.
Со ступеней скатилась, чуть не упав – Кейлиф подхватил. Усадил на пенек возле забора на солнышко.
– Плохо тебе опять?
– Хуже не бывает, – призналась.
– Болит что?
– Душа, – процедила, ненавидя себя. Уткнулась себе в колени и выпрямилась, уставилась на стража. – Мает меня, понимаешь? Места найти не могу.
– Совсем?
Эра притихла, понимая, что место она найдет только рядом с Эрланом.
Но это же невозможно! С чего не начни, куда не пойди, ни глянь – все к одному знаменателю – Эрлан!
– Со мной не в порядке, – головой качнула, зрачки огромные. – Слушай, друг – чародей, а есть у тебя зелье, чтобы забыть? Не все, а избирательно?
Кей бровь выгнул, подумал и выдал:
– Ну, настоя такого я не знаю. А вот знаю, кто с памяти может, что угодно стереть и что угодно нарисовать. Хочешь – день смоет, хочешь – час, хочешь…
