– Человека!
Кей воззрился на нее как мудрец на недоумка:
– Думаешь, поможет? Нет, светлая. Вы друг без друга, как огонь без жара.
– С кем? Что за бредняк?! – прошипела.
– Глаза есть, опыт. Ты оттого маешься, что от себя бегаешь, не знаешь много и знать не желаешь…
– А ты что знать можешь? Я не от себя – я к себе бегу и все добежать не могу. Я ж сама на себя не похожа да и нет меня! У меня ж и мыслей-то нет! Ничего! Олигофрен какой-то! Я ж ничего за всем этим не вижу, не слышу, не замечаю! Все забыла, кроме него! – затрясло. Руками замахала в досаде, желая донести до мужчины, хоть каплю того, что чувствует. – Ненормально это. Я же боец, понимаешь? А даже не помню когда стала бабой, и не просто бабой – тупой и слепой курицей! Это же за гранью, это… У меня товарищи пропали, а мне ровно, словно не касается! Я про Шаха-то только утром вспомнила! Все мимо, весь мир!
– И правильно. Так и должно быть. Только вот тебя здесь быть не должно, – меланхолично заметил страж.
Эрика с треском закрыла рот, забыв вообще, о чем говорила.
– Поясни? – попросила через пару минут осторожно, словно он ненормальный.
Кейлиф улыбнулся светло и загадочно:
– А не стану я вмешиваться.
Девушка от возмущения слов не нашла. Руками всплеснула и по коленям хлопнула, не сдержав ругательство.
Тихо стало. Вспышка гнева прошла и наделила девушку усталостью на грани сонливости. Прислонилась головой к плечу стража, тот и замер, боясь шевельнуться:
– Я заболела? Местный вирус наделил полным сносом мозгов.
Кей смешка не сдержал, взгляд теплым стал как солнышко: глупенькая, маленькая.
– Говор у тебя непонятный, смешной.
Эрика вздохнула, засыпая – она нашла покой на плече стража, и больше ничего ей в этот момент не было нужно.
Шах виртуозно молол воду в ступе, говоря много и ни о чем, и выведывал, выведывал, но получал ту же порцию бульона из-под яиц.
Эрлану надоело.
– Хватит, – бросил тихо, спокойно и, между прочим. Мужчины смолкли, уставились на него, а тот на Шаха. – А теперь подробно от самого начала, с того момента, как вы здесь появились.
Мужчина скривился, отрыл рот, закрыл, опять открыл, так и мучился, силясь удержать информацию, и все же право Эрлана смыло все его усилия – слова ринулись потоком.
Роберган внимательно выслушал подробный доклад светлого и потер подбородок: ничего себе история.
– Что думаешь? – покосился на Лой.
– Сабибор и Порверш, и они где-то недалеко, в твоих владениях. Тут и думать нечего.
Лет опять потер подбородок, прикидывая, где могли засесть светлые.
– Сабибор ранен и может умереть. Думай, – помог ему Лой.
– Хелехарн?
– Почти уверен.
– Ууу, ты! Тьфу!?- выдал лет и вышел.
Эрлан сложил руки на столе и поддался к парню:
– Объясню кое-что, чтобы дурное из головы выкинул. Ты находишься на земле ватаров, и они свои, хотя для всех держат нейтралитет. Они сильно рискуют, помогая нам. Роберган глава ватаров, их лет. Он друг. Проявляй к нему уважение.
Шах смотрел на мужчину и очень хотел схватить за шею и со всего маху да фейсом об стол. Однако лишь представлять и мог.
"Бесполезно", – устало заметил Лой.
Шах шумно вздохнул:
"Не понял? Ты телепат?"
"Я – Лой. Эрлан".
"Иии… о чем мне это должно говорить"?
Светлый отвел взгляд: значит, Вейнер не помнит своих корней, и его не помнит. Не знает, кто они друг другу.
Оставить все так и считать, что руки развязаны? Просто. Легко. И подло.
"Еще месяц назад я думал, что буду очень рад, если вдруг доведется встретить тебя. А сегодня…"
Эрлан покрутил кружку, словно выискивал затерявшиеся в молоке слова, и, отодвинув питье, стремительно покинул комнату.
И первое что увидел, выйдя на крыльцо – безмятежно спящую на плече стража Эйорику. А тот кусал травинку и считал облака, блаженный, как и она.
Мужчина подошел тихо, склонился, желая взять на руки и отнести наверх, в постель, но страж еле заметно качнул головой: не надо, светлый.
"Ей неудобно", – посмотрел ему в глаза.
"Сон вспугнешь", – парировал Кей и, как ни хотел Эрлан поперечить, не стал, принимая правоту стража.
Однако Эя будто почуяла что во сне – глаза приоткрыла и заметила Лой, и потянулась к нему в дреме бездумно, путая сон с явью, явь со сном. Обвила руками шею, губами потянулась. Эрлан потерялся – совсем недавно она резко и четко сказала, что он ей не мил, а сейчас показывает обратное.
Но уже обнимал, уже парил от ее тепла чистоты и нежности. Прижал к себе, как ребенка, на руки поднял. Эя упиваясь целовала его и гладила, не чувствуя что куда-то несет ее, не видя никого вокруг.
Шах позеленел, увидев в дверях ненавистного изначального с Эрикой на руках, и готов был убить, видя как та без ума ластится к нему. Но только и успел вскочить. Эрл, проходя мимо тихо бросил ему:
– Сел и замер.
И спеша поднялся по лестнице. Шаху же осталось лишь сидеть и от ревности с ума сходить.
Эрл осторожно уложил Эю и дал стянуть с себя рубашку. Пальцы девушки как бабочки прошлись по груди, губы исследовали кожу, пробуя на вкус и, словно пили нектар. У мужчины голова кругом шла. Он ничего не понимал, да и не хотел ни понимать, ни знать. Накрыл ее губы поцелуем и будто впервые ощутил насколько они сладкие. Обнимал, как впервые, как будто только сейчас осознал насколько она хрупкая, гибкая, только сейчас прочувствовал насколько нежная. Ладони плыли по ее телу, наслаждаясь каждым изгибом и каждым ответным движением, вздохом, стремлением к нему. Вскрик как подарок, стон как посвящение, вздох признание.
За столом напротив Шаха сидели стражи. Лири подпирал подбородок рукой и улыбался, слушая стоны и крики влюбленных, как музыку. Кейлиф меланхолично поглощал кашу с хлебом и шумно прихлебывал из кружки воды.
Шах же смотрел на них ни в силах пошевелиться и сгорал от ярости, сходил с ума от звуков наверху, что не оставляли вариантов для ответа на вопрос – чем же там занимается пара.
Ему было тошно и больно. Он ненавидел этих двух кретинов, что сидели перед ним, и тех, что были в спальне. И не знал, кого ненавидит больше – светлого или Ведовскую, и не знал кого убьет первым, как только чары спадут.
Все-таки – его. Что с бабы взять? Шлюха. Кошка. Кто погладил тому и дала. Сука. А ломалась-то! Понятно – кто он и кто этот? С аборигеном-то экзотичнее, а с бойцами-то наверняка с академии еще практиковалась, по койкам прыгала.
Сучка. Банальная проститутка!
А вид создавала, что правильная такая, чистая. И он – лох! Поверил, как пацан, нарисовал себе Афродиту пеннорожденную. А на ней пробу ставить негде!
Эя спала, улыбаясь, как дитя, прекрасная настолько, что смотреть было больно.
