— Что мы должны сделать? — спросил Расин.
— Просто передать им Захватчика.
Посмотрев в глаза Вадиму, Криброк добавил:
— Если её оправдают, то доставят в любое место Вселенной, куда она пожелает.
Сделав большой круг над холмами, они опустились на идеально ровную поверхность Площади Суда.
Гладкое поле. Здесь можно было бы устроить соревнование хоккейных команд.
Криброк достал из кармана Доэ.
— Я доставил Захватчика! — изрек он громким голосом. — Зовите конвоиров и судей!
Тут же под ногами образовался наплыв льда, стал увеличиваться, вздыматься, пока не превратился в высокую трехгранную стелу.
Завороженные зрелищем, кашатеры не заметили, как со всех сторон к ним приблизились ледорубы. На сей раз твари не были облачены в скафандры из льда.
Вспомнив схватку в кратере, Вадим содрогнулся.
— Не путай их с теми снежными дикарями, — сказал Криброк, уловив ощущения Вадима.
Ледорубы-Присяжные не были похожи на спрутов, как показалось Расину в прошлый раз. Гораздо больше они походили на металловидные водоросли. Сотни разветвлений служили для того, чтобы плотнее внедряться в лед.
Окружив кашатеров плотным кольцом, ледорубы остановились.
— Мы доставили Захватчика, — повторил Криброк, сделав в этот раз ударение на «мы».
Один из ледорубов неожиданно метнулся к Криброку и вырвал у него Доэ из рук.
Вадим бессознательно бросился вперед, но путь ему преградили два массивных ледоруба.
Тот, что схватил Доэ, устремился к своим. Он и ещё пятеро или шестеро тварей столкнулись верхними частями и, упершись друг в друга, замерли на несколько минут, образовав подобие шалаша. Наконец, ледоруб, который держал в руках Доэ, обернулся, и ажна перевела:
— Именем Великого Соглашения. Суд провел совещание и признал эту женщину-хомуна виновной в совершении нападения на Мегафар. Согласно статье сорок третьей Великого Соглашения суд приговаривает её к смертной казни. Женщину ждет разъединение крови. Решение суда будет исполнено через… 507365 секунд.
— Я вернулся, как и обещал, — говорил Расин, низко склонившись над персолипом.
За время отсутствия Вадима пусторосли снова успели обвить Странное Создание. Пришлось убирать их, чтобы освободить глаз-объектив.
— Доэ там, — пробормотал Расин после долгой паузы. — Прикована к ледяному столбу…
Вадим беззвучно выдохнул.
— Однако ты выполнил свою миссию, — заметил персолип. — Тебе не о чем печалиться.
— Не о чем, — согласился Вадим. — Возвращаться надо. В Кантарате ждут Эд и Аманда со своим кружком.
— Постой! — попросил персолип. — Расскажи до конца. Что было после того, как вы передали Захватчика ледорубам?
Ох, как не хотелось ни о чем рассказывать.
— За поимку Доэ мы получили вознаграждение, — угрюмо проговорил Расин. — Каждому дали столько «крови», сколько он смог впитать. После этого нас попросили покинуть ледяное сердце. С Криброком мы тут же расстались. Он отправился навестить кого-то. Мне навещать некого, и я решил вернуться в Кантарат.
— А Доэ? Вы обменялись с ней хоть словом?
— Я уже сказал: её приковали к столбу. Я смотрел на это издалека.
— Ясно…
Персолип замолчал. Он был неподвижен. Природа не наделила его ни одной мышцей. Глаз, который персолип называл своим сердцем, смотрел в свод кармана, не мигая.
— Тебя мучают сомнения, — наконец проговорил персолип. — Ты думаешь, что поступил неправильно. Тебе не с кем было посоветоваться, и потому решил лететь ко мне… Что ж, за это спасибо. Ты — первый из разумных существ, кто обратился ко мне за советом. А ведь в моем мозгу хранится бездна всякой информации.
Вадим подумал, что не нуждается в советах. Он даже пожалел, что свернул в карман. Ничего бы не случилось, если бы пролетел мимо.
— Я не понимаю, — сказал персолип. — В чем вина Доэ? Ни единая из рас не пострадала из-за её действий. За что девушку хотят лишить жизни?..
Вадиму стало совсем тошно. Все, пора. От этого места до Кантарата лететь около двух недель (по субъективному времени). Силы, взятой в ледяном сердце, не хватит, но на помощь придут доспехи. Он намеренно сделал их толстыми.
Расин приподнялся, собираясь уходить.
— Ты был прав, когда применил к объяснению устройства вселенной термин «вина».
— Что? — Расин застыл, согнувшись и уперев руки в колени.
— Вина ограничивает наш разум, — проговорил персолип. — Она порождает изъяны. Вина — словно изоляционная лента в обмотке генератора. Благодаря ей работают механические монстры, она — движущая сила внутренней эволюции Вселенной.
— При чем тут монстры?!
— Вина в Глубине Мегафара и бюрократия в оболочке делают мир подконтрольным, подвластным пространству и времени. Изъяны познания и ограниченность разума коренятся в исконной неопределенности нашего выбора. В результате мы получаем не то, чего хотим. Ты был прав…
— Не хочу ничего слышать! — перебил Расин.
Он чувствовал себя потерянным, дальнейшее существование казалось бессмысленным.
— Похоже, я знал девушку, о которой ты говоришь, — проронил персолип. — Правда, она не упоминала имя Доэ, её звали по-другому…
— Знал Доэ?! Почему ты говоришь в прошлом времени?
— Время — относительно. Есть приговор, но нет действий, направленных на его отмену. Выходит, Доэ мертва. Уже мертва.
— Прекрати!
— Хочешь её освободить?
— Ты что, считаешь, я действовал импульсивно, не подумав?.. Черта с два! Я сделал то, что было нужно! А теперь — все! Прошло много времени. Вряд ли я смогу помешать ледорубам…
— Я спрашиваю: хочешь её освободить?
— Я не могу этого сделать. Она — Захватчик. Суд признал её виновной!
— Что такое вина?
— Это проступок! Нарушение закона!
— Закона, говоришь? Трое существ, возможно, таких же, как мы с тобой — не более божественных и не более идеальных — создали эту вселенную. Любые законы не выходят за границы их договора. Разве кто-нибудь предполагал наше рождение? Мы — случайная плесень, выросшая на стенах здания! Наше рождение не было предусмотрено никаким соглашением!
— Да, может быть, ты и плесень… — начал Расин, но запнулся.
— И все же ты явился ко мне за советом, — заметил персолип.
— Только заглянул мимоходом.
— Ты должен освободить Доэ.
— Что?! Как? Я потерял тысячи секунд! — раздраженно сказал Вадим. — Но не в этом дело. Какой бы ни была моя точка зрения на Кантаруат, в душе я чувствую себя солдатом. Может, это заложено в моей природе. Я не философ, не художник, не математик и, как выяснилось, не врач. Я — исполнитель.
