Хироко слушала, внимательно глядя на него, и, видимо, уловила смысл вопроса:
– О нет, благородный господин. Наша страна щедра, а наше море – еще щедрее. Наши утки несут яйца, наши козы дают молоко, и мы делаем сыр, колосятся наши нивы. В океане – бесчисленные виды рыбы, и нет им числа. Вся Империя могла бы делить с нами трапезу и не истощить запасов рыбы в нашем море.
Тревайз неуверенно улыбнулся. Ясно, молодая альфианка не имела ни малейшего понятия об истинных размерах Галактики.
– Ты, Хироко, назвала этот остров Новой Землей, – сказал он. – Где же тогда Старая Земля?
Она в замешательстве посмотрела на Тревайза.
– Вы сказали Старая Земля? Я прошу простить меня, господин. Я не поняла смысла этих слов.
– Прежде чем возникла эта Новая Земля, ваши люди должны были где-то жить. Где же было это место, откуда они явились?
– Мне ничего не ведомо об этом, благородный господин, – с трогательной серьезностью ответила Хироко. – Эта страна была моей всю мою жизнь, это страна моей матери, и бабушки, и, несомненно, их бабушек и прабабушек. Никакие другие страны мне не ведомы.
– Но, – попытался осторожно поспорить Тревайз, – ты говоришь о своей стране как о Новой Земле. Почему ты называешь ее именно так?
– Потому, благородный господин, – ответила Хироко негромко, – что она так зовется всеми, и ни одна женщина не находит это странным.
– Но это Новая Земля, следовательно, более поздняя. Должна быть и Старая Земля, предшествовавшая этой, в честь которой ваш мир и был назван. Каждое утро наступает новый день, и это означает, что раньше него был старый день, прошедший. Разве ты не понимаешь, что так и должно быть?
– Нет, благородный господин. Мне ведомо только, как называется наша страна. Я не знаю более ничего и не могу уследить за твоими рассуждениями, которые, на мой взгляд, напоминают то, что мы зовем здесь болтологией. Прости, я не хотела тебя обидеть, господин.
Тревайз покачал головой – никакого толку.
77
Тревайз наклонился к Пелорату и прошептал:
– Куда бы мы ни попадали, что бы мы ни делали – никакой информации.
– Мы знаем, где Земля, так в чем же дело? – ответил Пелорат, едва шевеля губами.
– Я хочу знать хоть что-нибудь о ней.
– Эта женщина очень молода. Вряд ли она располагает необходимыми знаниями.
Тревайз подумал немного и кивнул:
– Правильно, Джен.
Он повернулся к Хироко и сказал:
– Мисс Хироко, вы так и не поинтересовались, зачем мы здесь, в вашей стране.
Хироко потупила глаза и объяснила:
– Я не смею высказывать никакого интереса, исходя из вежливости и гостеприимства, до тех пор пока вы все не поедите и не отдохнете, благородный господин.
– Но мы уже поели, можно считать, и отдыхали перед посадкой, так что я скажу тебе, зачем мы здесь. Мой друг, доктор Пелорат, – известный ученый в нашем мире, образованный человек. Он – мифологист. Ты знаешь, что это такое?
– Нет, благородный господин. Не знаю.
– Он изучает древние предания, те, которые рассказываются на разных планетах. Эти предания называются мифами или легендами, и они интересуют доктора Пелората. Есть ли на Новой Земле кто-нибудь, кто знает ваши предания?
Хироко слегка наморщила лоб, задумалась и сказала:
– Я в этом не искусна. В этой части острова есть старик, который любит говорить о былых временах. Откуда он мог все это узнать, мне не ведомо, и думаю, он либо сам все выдумал, либо услыхал от других выдумщиков. Возможно, это именно то, что твой ученый друг хотел бы услышать, хотя я могла и неверно понять тебя. Сама я думаю, – она огляделась по сторонам, словно не желая, чтобы ее кто-то услышал, – что старик этот – просто болтун, хотя многие охотно его слушают.
– Нам как раз такая болтовня и нужна, – кивнул Тревайз. – Не могла бы ты отвести моего друга… к этому старику?
– Он называет себя Моноли.
– …К Моноли. А как ты думаешь, Моноли согласится поговорить с моим другом?
– Он? Согласится ли поговорить? – презрительно скривилась Хироко. – Вы бы лучше спросили, согласится ли он когда-нибудь перестать говорить. Он всего лишь мужчина и, следовательно, может проболтать до третьих петухов, не закрывая рта, не в обиду ему будет сказано, благородный господин.
– Так можешь ты прямо сейчас отвести моего друга к Моноли?
– Это может сделать любой и когда угодно. Старик всегда дома и всегда готов приветствовать слушателей.
– И, возможно, какая-нибудь пожилая женщина не прочь пообщаться с госпожой Блисс. Она должна заботиться о ребенке и не сможет далеко от него отходить. Ей понравилось бы, если бы ей составили компанию; женщины, как ты знаешь, рады…
– Посплетничать? – удивилась Хироко. – Впрочем, так считают мужчины, хотя я не раз наблюдала, как сами же мужчины оказывались гораздо большими болтунами. Дайте им только вернуться после рыбалки, и они начнут соперничать друг с другом в полете фантазии, расписывая свою добычу. Никто не может ни проверить их, ни поверить, но это, впрочем, их не останавливает. Но довольно и мне болтать. У моей матери есть подруга, ее я сейчас узрела в окно, которая может составить компанию госпоже Блисс и ее ребенку, но раньше может проводить твоего друга, уважаемого доктора, к Моноли. Если твой друг столь же горазд слушать, как Моноли – говорить, тогда ты вряд ли сможешь разлучить их в этой жизни. А теперь, с вашего позволения, я покину вас на минуту.
Когда она ушла, Тревайз обратился к Пелорату:
– Послушай, выжми все, что сможешь, из этого старика; а ты, Блисс, выпытай как можно больше от той, что придет посидеть с тобой. Все о Земле.
– А ты? – спросила Блисс. – Что собираешься делать ты?
– Я останусь с Хироко и попытаюсь найти третий источник информации.
– Ну да, – понимающе улыбнулась Блисс. – Пел будет говорить со стариком. А ты, так уж и быть, останешься с хорошенькой полуголой девушкой. Разумное распределение труда, ничего не скажешь.
– Выходит так, Блисс, что это действительно разумно.
– Но тебя не огорчает, что труд распределится именно так, а не иначе?
– Нет, конечно. Почему это должно меня огорчать?
– Действительно, почему?
Вернулась Хироко и, сев на скамью, сообщила:
– Все устроилось. Уважаемый доктор Пелорат будет сопровожден к Моноли; благородная госпожа Блисс, вместе с ее ребенком, обретет компаньонку. Теперь я могу надеяться, благородный господин Тревайз, продолжить столь приятную моему сердцу беседу с тобой, быть может, даже об этой Старой Земле, о которой ты…
– Болтал? – копируя ее, пошутил Тревайз.
– Нет! – смеясь, возразила Хироко. – Но ты славно передразнил меня. Я проявила к тебе неуважение, отвечая на эти вопросы в дурном тоне. Я стражду принести извинения и исправить свою ошибку.
– «Стражду»? – Тревайз оглянулся на Пелората.
– «Жажду», – негромко перевел Пелорат.
– Мисс Хироко, я не почувствовал неуважения, но, если тебе станет легче, я рад буду поговорить с тобой.
– Ты несказанно добр. Благодарю тебя, – сказала Хироко вставая.
Тревайз тоже поднялся.
– Блисс, – позвал он, – удостоверься, что Джен в безопасности.
– Предоставь это мне. у тебя есть… – Блисс красноречиво взглянула на оружие Тревайза.
– Не думаю, что оно понадобится, – проворчал Тревайз.
Он последовал за Хироко, вышедшей из трапезной. Солнце поднялось уже высоко, и стало еще теплее. Ощущался, как всегда, запах новой планеты. Тревайз припомнил, что на Конпореллоне почти ничем не пахло, вспомнил слегка затхлый запах Авроры, довольно приятный – Солярии, (На Мельпомене они были в скафандрах и могли чувствовать лишь запах собственных тел.) В каждом случае к запаху они привыкали буквально за несколько часов, как только насыщались обонятельные рецепторы носа.
Здесь, на Альфе, приятно пахло травой, нагретой солнцем, и Тревайзу стало грустно – этот запах ему нравился.
Они приближались к небольшому домику, построенному, похоже, из бледно-розовой глины.
– Это, – показала рукой Хироко, – мой дом. Некогда он принадлежал младшей сестре моей матери.
Она вошла внутрь и жестом пригласила Тревайза за собой. Дверь была открыта – точнее, как заметил Тревайз, проходя сквозь дверной проем, – ее не было вовсе.
– А что же вы делаете, когда идет дождь? – поинтересовался он.
– Мы всегда готовы к этому. Дождь длится два дня, по три часа на заре, когда холоднее и когда он способен увлажнить почву наиболее щедро. Тогда я просто натягиваю на проем этот полог, тяжелый и отталкивающий воду.
Этим она и занялась, не прекращая своих объяснений. Полог был сделаниз прочного, похожего на парусину, материала.
– Я оставлю его так, – продолжала она. – И все будут ведать, что я дома, но не желаю, чтобы меня беспокоили, поскольку я сплю или занята важными делами.
– Не слишком надежная защита от непрошеных гостей.
