– Не слишком надежная защита от непрошеных гостей.
– Но почему же? Смотри, вход закрыт.
– Но любой может отодвинуть полог и войти.
– Не согласуясь с волей хозяина? – Хироко была потрясена подобным предположением. – И такое может произойти в твоем мире? Какое варварство!
– Я просто спросил, – усмехнулся Тревайз.
Хироко провела его в дальнюю комнату, и, повинуясь ее приглашению, Тревайз уселся в мягкое кресло. В маленькой полутемной комнате он ощущал что-то вроде приступа клаустрофобии, но, видимо, дом их и предназначался только для уединения и отдыха. Окна были невелики и располагались почти под потолком, но по стенам были выложены узоры из тусклых зеркальных полосок, отражающих падающий на них свет в разные стороны. Из щелей в полу тянуло холодком. Признаков искусственного освещения Тревайз не нашел и задался вопросом, не встают ли альфиане срассветом и не ложатся ли с закатом?
Вопрос уже готов был сорваться с его губ, но Хироко опередила его:
– Госпожа Блисс – твоя женщина?
Тревайз осторожно переспросил:
– Ты хотела узнать, не является ли она моей сексуальной партнершей?
– Умоляю тебя, соблюдай приличия ведения вежливой беседы, – покраснела Хироко. – Я действительно имела в виду телесные радости.
– Нет, Она женщина моего ученого друга.
– Но ведь ты моложе и более хорош собой.
– Ну, спасибо за комплимент, однако Блисс так не думает. Ей нравится доктор Пелорат и гораздо сильнее, чем я.
– Это очень удивляет меня. А он не готов поделиться с тобой?
– Я не спрашивал, но уверен, что он делиться не пожелает. Впрочем, я и не стремлюсь к этому.
– Тебя можно понять, – рассудительно кивнула Хироко. – У нее слишком фундаментальная…
– Что-что фундаментальное?
– Ты понимаешь. Вот это, – и Хироко грациозно шлепнула себя пониже спины.
– Ах это! Теперь я понял. Да, Блисс щедро наделена тем, что называется бедрами. – Он изобразил руками нечто округлое и подмигнул. Хироко рассмеялась. – Тем не менее многие мужчины находят великолепной подобную округлость фигуры.
– Не могу поверить в это. Наверное, это извращение – желать того, что превосходит некий приятный средний уровень. Разве ты стал бы лучшего мнения обо мне, если бы мои груди были массивными, с отвисшими сосками? Я сама, по правде говоря, видела таких женщин, хотя и не замечала, чтобы мужчины толпились вокруг них. Несчастная женщина, которую так покарала судьба, поистине должна прикрывать свое уродство – как это делает госпожа Блисс.
– Такая гипертрофированность меня тоже не привлекает, хотя я уверен, что Блисс прикрывает грудь вовсе не из-за того, что она у нее некрасива.
– Следовательно, ты не испытываешь отвращения, глядя на меня?
– Я не безумец. Ты прелестна.
– А что ты делал для своего удовольствия на этом корабле, когда летал от одной планеты к другой, – ведь госпожа Блисс отказывала тебе?
– Ничего, Хироко. С этим ничего не поделаешь. Я время от времени думал об удовольствиях, и в этом были свои неудобства, но все, летающие в космосе, хорошо знают: бывают времена, когда приходится обходиться без этого. Страсти можно предаться по возвращении.
– А если воздержание мучительно, как можно все исправить?
– Я чувствую гораздо большее мучение оттого, что ты затронула эту тему. Не думаю, что это вежливо – интересоваться тем, как можно исправить подобное.
– Будет ли неучтиво с моей стороны сделать предложение?
– Это будет зависеть исключительно от того, что это будет за предложение.
– Я хочу предложить, чтобы мы получили удовольствие друг от друга.
– Ты привела меня сюда для этого, Хироко?
– Да! – призналась Хироко с довольной улыбкой. – Это одновременно и мой долг вежливости как хозяйки, и мое искренное желание.
– В таком случае, я готов признать, что это также и мое желание. В самом деле, я очень благодарен тебе за это. Я… как это… стражду доставить тебе удовольствие.
Глава восемнадцатая
Музыкальный праздник
78
Обед был подан в том же самом помещении, где они завтракали. Теперь тут было полно альфиан, и среди них Тревайз и Пелорат, которых угощали напропалую. Блисс и Фаллом ели отдельно, более или менее уединенно, в маленькой пристройке.
На столе стояли блюда с разной рыбой, супницы с бульоном, в котором плавало нечто напоминающее кусочки вареной молодой козлятины. Лежали нарезанные караваи хлеба, масло и джем. Салаты подали потом, а вот на десерт не было ничего, хотя фруктовые соки гуляли по столам в казавшихся бездонными кувшинах. Оба гражданина Академии ели мало, поскольку не так давно сытно позавтракали, а остальные уплетали обед за обе щеки.
– Как они только ухитряются не толстеть? – удивленно шепнул Пелорат.
– Наверное, трудятся в поте лица, – пожал плечами Тревайз.
Никто явно не заботился о соблюдении строгого этикета. В трапезной было шумно, то и дело слышались смех, стук о столы толстых, очевидно, небьющихся чашек. Женщины вели себя столь же шумно, как мужчины, только голоса у них были пописклявее.
Пелорат поморщился, но Тревайз (временно, по крайней мере) избавленный от того неудобства, о котором беседовал с Хироко, чувствовал себя прекрасно и благодушествовал.
– Честное слово, – сказал он, – такая жизнь имеет свои прелести. Вот люди, которые радуются жизни и у которых совсем мало забот. Погода стоит такая, какую они пожелают, еда обильна и вкусна. У них поистине золотой век, который просто не прекращается.
Тревайз почти кричал, чтобы его было слышно, Пелорат прокричал в ответ:
– Да… Только уж очень шумно.
– Они так привыкли, наверное.
– Я удивляюсь, как они могут понимать друг друга в этом бедламе.
Конечно, им обоим было трудно разобрать смысл разговоров. Странное произношение, устаревшая грамматика и порядок слов языка альфиан мешали восприятию речи, особенно в таком гаме. Им казалось, что они попали в зоопарк, где по клеткам мечутся испуганные звери.
Только после обеда они встретились с Блисс в маленькой пристройке, которая напомнила Тревайзу домик Хироко. Здесь им всем предстояло временно разместиться. Фаллом уединилась в дальней комнате и, по словам Блисс, собиралась вздремнуть.
Пелорат посмотрел на дверной проем в стене и неуверенно произнес:
– Не очень-то уютное жилье. Как же мы сможем свободно поговорить?
– Уверяю тебя, – отозвался Тревайз, – стоит нам натянуть полог в дверях и нас никто не потревожит. Никому и в голову не придет войти – таковы тут обычаи.
Пелорат перевел взгляд на оконные проемы. – Нас можно легко подслушать.
– Что мы, кричать будем? Альфиане не подслушивают. Даже когда они стояли напротив окон трапезной во время нашего завтрака, они выдерживали вежливую дистанцию.
– Ты так много узнал об альфианских обычаях, – улыбнулась Блисс, – за то время, что провел наедине с нежной маленькой Хироко, и так уверен теперь в воспитанности местных жителей. Что произошло?
– Если ты заметила, что картина моего сознания изменилась в лучшую сторону, и интересуешься причиной этого, я могу только попросить тебя оставить мое сознание в покое.
– Ты прекрасно знаешь, что Гея не тронет твоего сознания ни при каких обстоятельствах, исключая лишь опасность для жизни, и ты знаешь почему. Но я не слепая. Я могу ощутить то, что происходит на километр вокруг. Это что, неотъемлемая часть твоих космических странствий, мой друг-эротоман?
– Эротоман? Помилуй, Блисс. Второй раз за вес время! Второй!
– Мы посетили всего лишь две планеты, на которых живут нормальные женщины, и на каждой из них мы пробыли лишь несколько часов.
– Тебе хорошо известно, что на Компореллоне у меня не было выбора.
– Не спорю. Я помню, какова она была внешне. – На несколько мгновений Блисс расплылась в улыбке. – А вот представить, что Хироко сжала тебя, беспомощного, в своих мощных объятиях и сломила железной волей твое слабое тело…
– Конечно, нет. Я сам этого хотел. Но предложение исходило от нее.
– Неужели у тебя так всегда получается, Голан? – с ноткой зависти в голосе спросил Пелорат.
– Конечно, так оно и должно быть, – усмехнулась Блисс, – женщины к нему так и льнут, не в силах противиться его обаянию.
– Хотел бы я, чтобы это было так, – вздохнул Тревайз. – Но это далеко от истины. И я рад. Есть много другого в жизни, чем заняться. Но на этот раз я действительно не сопротивлялся. В конце концов мы были первыми людьми с другой планеты, которых когда-либо видела Хироко да, пожалуй, и никто из ныне живущих на Альфе. Я понял из того, что она не хотела обсуждать, из случайных замечаний, что Хироко предполагала, будто обнаружит у меня необычайные анатомические подробности или дождется какой-нибудь изысканной техники, но я не оправдал ее надежд. Боюсь, она была разочарована.
– О! Неужели? А ты?
