Тиадба почувствовала сильнейшее желание оглянуться. Она знала – внезапно и полностью – где находится Джебрасси. Он был в башне – но не смотрел в ее сторону.
Ни к чему оглядываться. Ни к чему смотреть назад. Она распрощалась с городом. Ей сюда не вернуться.
Однако ни она, ни Джебрасси не собирались распрощаться друг с другом навсегда.
Он придет. Хотя к моменту его появления тебя, возможно, это уже не будет волновать.
– Слушай, заткнись, – пробормотала она себе под нос.
– Извини, – пожал плечами Перф.
– Да я не тебе…
Патун повернулся боком и протиснулся сквозь прорезь. За ним последовала Тиадба и все остальные. Задевая внутреннюю поверхность стены, доспехи издавали низкий, сверхъестественный гул. Разведчики миновали проход, и Патун вновь собрал их в тесную группу. Они молча уставились на зону лжи – серую, изломанную, с неясными тенями, маячившими на горизонте.
– Идите без задержек. Я проследую насколько могу, затем вы будете предоставлены сами себе. Следующий барьер выглядит как невысокая стена, вам где-то по колено – он обозначает самый дальний рубеж действия генераторов Кальпы. Это и есть граница реальности. За ней вы увидите нечто вроде огромных ворот, приглашающих к себе – не идите туда. Это ловушка: она всегда появляется там, где наблюдатели пытаются пересечь Хаос. Считайте ее зовом Тифона – если пройдете сквозь нее, с вами все кончено. Она ведет прямиком к Молчальникам.
Тиадба увидела, как Кхрен неслышно повторил эти слова. Глаза его округлились от страха.
Она посмотрела вверх, на резко очерченную серую ленту, и мигом поняла, что Свидетель до сих пор обмахивает Кальпу и Хаос своим лучом – как бы прожектором. При каждом повороте луч пересекал Разбитую Башню. Свидетель кого-то искал – Джебрасси, – он искал его с начала времен. Но отчего Свидетеля это так волновало, почему он вообще чем-то интересовался, и почему Джебрасси мог оказаться там, а не здесь… Ненадежный внутренний голос не отвечал на поставленные вопросы, так что девушка запретила себе думать об этом.
– Пора! Бегите, бегите! – скомандовал Патун и бросился вперед, показывая пример. Четыре младших инструктора остались позади, встав на колени и подняв над собой посохи в прощальном приветствии.
Пилигримы изо всех сил старались не отстать, однако их ментор вскоре оказался так далеко, что Тиадба с трудом разглядела его высокий силуэт. Патун взобрался на холм из каменистого мусора, оглянулся назад и вскинул руки над головой. Он что-то увидел – девушка знала, что старший инструктор не остановился бы без нужды.
Предупреждение…
Нечто темное заволокло небо, и со стороны бионов раздался звук, напоминающий вой сирены – то выше, то ниже, точно скорбный плач, – звук, от которого заныли зубы, а под латами дыбом встали волосы. Она побежала быстрее и нагнала Нико с Кхреном, которые мчались так, словно улепетывали от смертельной опасности, перескакивая с одного валуна на другой, взметая густые клубы вязкой, ленивой золы.
Упала тьма. На мгновение Тиадба задалась вопросом, уж не Кальпа ли пытается спрятать, прикрыть их – задергивает кошмарное небо, отвлекает ужас, что пытается найти пилигримов, подвергнуть их искушению. Впрочем, она тут же сообразила, что тьма идет извне – накатывается на бионы медленной, маслянистой волной.
Вторжение. Подобно атаке, что разделила нас и оставила шрамы на Ярусах, – подобно катастрофе, унесшей опекунов Джебрасси. Нас предупреждали!
До Патуна оставалось еще несколько десятков ярдов: он стоял на высокой скале серого камня, отчаянно размахивая руками, зовя к себе.
– Да что с ним такое?! – крикнул Кхрен.
– Не останавливайся! – бросила ему девушка. – Беги, беги! Прочь из зоны!
За спиной город отражал нападение. Сияющая вспышка рассекла пейзаж, превратив его в рваное одеяло из черного и белого – без каких-либо серых оттенков. Тьма содрогнулась. Они не отважились посмотреть вверх, хотя Тиадба и рискнула бросить косой взгляд на скалу, на Патуна. Высокана охватила горящая спираль из оранжевых сполохов и слепой пустоты. Доспехи инструктора разваливались на куски, их срывало ветром. Патун стряхнул последние фрагменты, выпрямился – нагой – на вершине скалы, и Тиадба увидела – на миг, которого ей никогда не забыть, – обнаженную истину об этом Высокане, таком гладком, таком голом и невероятно беззащитном.
В следующую секунду Патун исчез. Облако искр взметнулось и рассыпалось там, где он стоял.
Девушка проглотила рвущийся наружу стон и продолжила бег, уронив голову. Глаза жгло стыдом и страхом.
Через десяток гулких, больно отдающихся в позвонках прыжков они достигли низкой стены, которую описывал Патун – внешний периметр. Граница реальности. Не задумываясь, они перескочили ее одним махом.
Впереди и над ними, там, где до этого ничего не было, маячили великолепные, арочные ворота, усеянные изображениями монументальных фигур: их соплеменники, охваченные изумительным золотым ореолом, улыбающиеся и зовущие к себе дружелюбными, оцепенелыми жестами. Ворота вздымались на невиданную высоту, проламывая воинственную мглу и оборонительные волны света, исходившие от Кальпы.
Разведчики обогнули основание арки, протиснулись между ломаными, зазубренными камнями – камни повсюду, крупные и мелкие, – и в изнеможении скользнули на дно неглубокой воронки, где прижались друг к другу, дрожа от страха и усталости.
Вопли сирены стихли до обиженного хрипа, затем все смолкло.
Тишина.
Тиадба плакала. Херца и Фринна еле слышно читали молитвы. Шевель и другие самцы лежали недвижно, только их глаза беспокойно шарили по изломанным теням. Внутри воронки было тесно, но она казалась вполне годным убежищем: не раскрылась голодной пастью, не пожрала их – что было вполне возможно, особенно с учетом пережитого и всех тех наставлений, которыми их пичкали Высоканы.
Итак, им удалось выжить в зоне лжи. Скафандры разведчиков спрятали их достаточно эффективно, чего нельзя сказать про доспехи Патуна. Он угодил под удар города, защищавшегося от вторжения: вероятно, прямая иллюстрация его же слов.
Он пожертвовал собой. Ради нас.
Эта мысль вдруг глубоко задела Тиадбу, и она будто услышала звучный голос Патуна. Если верить всему, что они узнали при обучении, то здесь медлить нельзя. Увы, нет сил шевельнуться, будто путепроходцев разбил паралич – каждый пытался отсортировать полученные знания, уловить голос доспехов, объясняющих опасность, в которой они очутились. Не слышно ничего, кроме собственного дыхания. Раздался мягкий, подрагивающий голос Тиадбы – ее слова призывали встать, взять себя в руки, двигаться дальше…
– Патун учил нас не высовываться без нужды, – сказал Кхрен. – Кстати, он что, вернулся в город?
– Его с нами нет, – тихо ответила Тиадба. Не время рассказывать, что ей довелось увидеть.
– Я считаю, надо подождать, пока он не придет за нами, – поделился соображениями Перф.
– Он больше не появится. Сейчас мы сами по себе.
– Да, но где мы? – спросил Нико, еде сдерживая приступ икоты. Он оперся руками о плечи товарищей и попробовал выглянуть из воронки.
– Стало быть, прошли… – изумленно пробормотал Перф. – И до сих пор живы…
– Нельзя останавливаться, – твердо высказалась Тиадба. – Надо пройти как можно больше, и лишь потом отдыхать.
В ушах всех разведчиков внезапно раздался приятный, низкий гул, музыкальный и успокоительный.
Руки Херцы и Фринны машинально потянулись к гермошлемам.
– Маяк, – сказала Херца. – Мы не сбились с курса.
– Пора идти, – заявила Фринна, внезапно превратившись в энергичную, бодрую девушку. Ее слова эхом подхватил Махт. Неожиданный энтузиазм, разбивший колдовские, парализующие чары, – подозрительно быстро.
– А если нас что-то ищет? – спросил Перф.
– Нас всегда будет что-то искать, – ответил Кхрен, сочась сарказмом. – Да, надо идти, но только сначала немножко осмотримся.
– Интересно, а я что сейчас пытался сделать? – пробурчал Нико.
Теперь это явственно ощущали все. Итак, они в Хаосе, наконец-то в дикой пустыне – причем в глазах Тиадбы внезапный всплеск готовности и возбужденного предвкушения был почти столь же пугающим, как и гибель Патуна. Уж очень им всем не терпится.
При этом каждый знал: будь что будет, но члены племени наконец-то оказались там, где их подлинное место.
ЗЕЛЕНЫЙ СКЛАД
Измотанные Даниэль с Главком тихо, выжидающе стояли у входной двери склада. Бидвелл знаком пригласил вновь прибывших внутрь, оставил их на попечение Джека, а сам удалился – по его словам, чтобы принять кое-какие меры: «Дела вот-вот пойдут еще хуже».
Главк тяжело опустился на скамейку при входе. Лицо его опухло от усталости, свинячьи глазки посматривали блекло, не останавливаясь на молодых людях, – словно те не стоили никакого внимания. Даниэль опустил голову и сгорбился, борясь с приступом накатившей тошноты.
