Правда, Владислав тоже сперва тушевался, потом через пару недель уже ощущал веселую злость. Ах, ничего не ждете от меня, кроме дурацких шуточек, похабных анекдотов, ржачки? Ну, так получайте!
Пару остановок прошли пешком, очень уж Игорь упирался. Переполнено, то да се, но у метро Владислав молча втолкнул его в вестибюль. Милиционер на контроле покосился, но спецовка у парней чистая, с места не сдвинулся, только проводил долгим взглядом. К эскалатору их пропустили вне очереди, а на ступеньках снизу и сверху образовалось пустое пространство, хотя дальше прямо лезли от тесноты друг на друга.
В вагоне Владислав уже весело, ощущая неведомую мощь, оглядел пассажиров. Сидят, чушки закомплексованные, в газеты харями уткнулись, сопли жуют. Морды каменные, так водится на людях, а то, не дай бог, улыбнешься или нахмуришься – свою коммуникабельность, деревенскость, человекообразность покажешь!
Он пихнул Игоря на освободившееся место. Туда уже устремился солидный дядя, на ходу доставая газету, но Игорь с недавнего времени тоже полюбил играть в перевоплощение… Он успел первым, на ходу оттолкнув солидного, бросил громкое: «Мильпардон, папаня», от чего солидного передернуло, он даже отплыл на периферию вагона и уже там сердито шуршал газетной простыней.
Игорь плюхнулся на сиденье, примяв хилого интелька при большом, как фартук, галстуке, повел плечами: тесно, дружелюбно пихнул интелька в бок:
– Паря, сунься. Вишь, дружка надо устроить. Еле держится, устатый весь!
Владислав скорчил пьяную рожу, навис над ними, уцепившись обеими руками за поручень и буровя интеля чугунным взглядом.
Галстучник беспомощно посмотрел по сторонам:
– Но тут… некуда больше.
– Тады вскочь, – дружески посоветовал Игорь. Он игриво ткнул интелька в бок пальцами. Тот дернулся, секунду крепился, но Владислав навис над ним тяжелой глыбой, угрожая разжать пальцы и сорваться, как перезревший плод. Он даже засопел трудно, задышал, как Змей Горыныч, и галстучник не вынес дамокловой угрозы девяностокилограммовой туши, поднялся, стараясь сохранять достоинство, а Владислав, как авиабомба, бухнулся на его место, не дожидаясь, пока тот пугливо отгребет с независимым видом в сторонку.
Сосед слева покорно вмялся, стерпел, и Владислав так и ехал некоторое время, возложив руку на такое узенькое, что черт-те для чего, плечо и похлопывая по свечеобразной шее. Эта покорливость заинтересовала Владислава, он повернулся, взглянул в упор.
Бледное, заинтеллигентненное лицо, рыбьи глаза, вид: «Не тронь меня», что Владислав расшифровал правильно: не тронь меня, а с другими делай все, что хочешь, я и не пикну, то все чужаки, гомо гомини люпус эст, какое мне дело до них, их же на Земле шесть миллиардов…
– Живем, козлик? – спросил Владислав дружелюбно.
Он похлопал интелька по плечу покрепче. Интелек подрагивал, беспомощно оглядывался, но везде чужаки, на каждом вывеска с крупными буквами: «Не тронь меня, а с другими, что хошь…», и он уже покорно начал вставать, но Владислав дружески врезал по его горбатой спине, зашиб палец о торчащие, как у голодного котенка, позвонки, кивнул на газету, которую интелек так и не развернул:
– Что там накарябано?
Интелек пугливо протянул газету Владиславу.
– Пожалуйста, смотрите…
Владислав лениво отпихнул его руку:
– Стану я глаза портить! Ты ж читал? Вот и пробазлай новости.
– Да какие там новости, – промямлил интелек. – Запуск вымпела на Венеру, мадридская встреча…
– Чё-чё? – не понял Владислав. – Ты хреновину-то не пори. Самое главное вякни: кто выиграл вчера? Засадили «Спартаку» или нет? С каким счетом?
– Это я не смотрел, – заоправдывался интелек. – Это где-то на последней странице…
Владислав с презрением смотрел, как интелек мышью судорожно шуршит в газете, изрек презрительно:
– А исчё в шляпе! Да ту страницу всякий нормальный наперед читает. По правде, так ее бы заделать первой, а всю остальную муру на последнюю… Про всякие театры так вообще бы самыми мелкими буковками, чтоб шизаки еще по двое очков надевали… Правильно я грю?
– Да-да, конечно!
– Ну вот вишь…
Рядом Игорь делал вид, что засыпает. Клюнул носом, завалился набок на соседа: холеного, чистенького, ухоженного. Тот дернулся, покосился негодующе, попробовал чуть отстраниться, но с той стороны подвигаться не собирались, а тут еще Игорь пробурчал грозно сквозь сон, всхрапнул, и сосед застыл, делая вид, что такой пустяк его не задевает. Что с такого возьмешь, ра-ботя-га, в музей искусств не ходит, литературные мемуары не читает, зато кулаки вон какие…
Владислав оставил интелька, с интересом поднял глаза на девушку, что села напротив. Она уловила посторонний взгляд, повела очами, тут же с гримаской отвращения отвернула лицо. Кровь бросилась Владиславу в лицо, в голову, зашумела в ушах. Восхищение одухотворенной красотой уступило место веселой ярости. Эх ты, дура… Сотни лет твердят, что не по одежке, а ты… Ладно, каждый получит то, что заслуживает. Точнее, кто чего ждет, то и обретет.
Он поднялся, услышав облегченный вздох интелька, шагнул вперед и грузно плюхнулся рядом с девушкой.
– Э… – сказал он негромко, – давай будем знакомы?
Она облила его холодным презрением, промолчала. Владислав сообщил доверительно:
– А ты знаешь, сколь я заколачиваю? А когда левый товар преть или когда урожай на дураков случается, то и вовсе что хошь могу!.. Ну как, пошли?
– Оставьте меня, – ответила она тихо, стараясь не привлекать внимания.
– Во голосок! – восхитился он. – Не то, что у того гевала, что спит напротив… Исчё червонец сверху за такой голосок. Пошли? Меня в любом ганделике знают. Только на порог, бармен уже гнется: будьте здоровы, Владислав Игнатьевич… Это я, значит. Знает, что завсегда на лапу кидаю. Ты не боись, я долго валандаться с тобой не буду. Мне исчё футбол посмотреть надо, а в этом сурьезном деле бабы только мешают.
Она приподнялась, но он обнял за плечи, удержал. Она покраснела, попробовала освободиться, но он держал крепко, наслаждаясь властью над незнакомой женщиной, сминая ей плечи, ощущая под пальцами тепло молодого тела. Она противилась, стараясь не привлекать внимания, хотя в вагоне все делают вид, что ничего не происходит, а Владислав уже всерьез хмелел от безнаказанности: то чуть отпускал женщину, то снова сдавливал ей плечи.
– Уберите руки, – прошептала она.
– А чё? – спросил. – Ты баба ничё. Мы с тобой, телка, поладим!.. Куды чичас попрем? К тебе или ко мне? Только бутылочку по дороге прихватим. Ты баба товаристая, таких люблю. Так вроде тощая, а приглядись: все на месте, и тут, и тут, и даже тут…
