Поэтому наши мужчины осеменяют земных женщин, а потом забирают эмбрионы. Таким образом рождается около двадцати тысяч скарелов в год.
– А что же земные женщины? Почему они молчат?
– Земные женщины выступают просто в роли инкубаторов для генетического материала. Их специально отбирают, начиная с раннего детства, им делают регулярные медосмотры, заменяют неудачные детали в организме, излечивают от многих заболеваний. Когда приходит срок, они начинают плодоносить – как яблони. После каждого контакта с нами мы блокируем их память. Кстати, наши корабли и транспортные устройства видел чуть ли не каждый пятый человек планеты.
Это то, во что вы не верите, и то, что вы называете летающими тарелками.
– И никто ничего не помнит?
– Иногда помнит. Мы не блокируем память слишком жестко. Все равно, врядли какая-нибудь женщина отважится рассказать, что ее изнасиловал инопланетянин. А если и отважится, то что это меняет? Кстати, земля нужна не только для нас.
Там пасутся и многие промежуточные миры. И каждый там находит что-то полезное для себя.
Следующим предметом было создание фантомов. Мы вышли из дому и учитель вначале создал охранную преграду над нами, домами, деревьями и травами, не доверив столь важное дело мне. Проверив прочность преграды, он создал дракона.
Был вечер и между голубыми облаками начинали проглядывать первые звезды. Вдруг все исчезло, сменившись тусклым лиловым сиянием. Надо мной нависало морщинистое брюхо огромного существа.
– Величина не имеет ничего общего с истиной сущностью, – сказал учитель, но она поражает воображение примитивных созданий.
Вдруг дракон начал скакать и бесноваться. Я инстинктивно присел. Каждая его лапа была с железнодорожный вагон величиной.
– Почему он танцует? – спросил я.
– Его мучит боль ядовитого укуса.
– Он может нас раздавить?
– Вполне, если бы не преграда.
– Но ведь это фантом.
– Фантом это существо, которое управляется твоей волей и живет лишь до тех пор, пока твоя воля этого хочет. Он может быть зрительным, слуховым, вкусовым или воздействовать на все органы чувств одновременно. Этот как раз такой.
Фантом может иметь все, кроме собственной воли и длительной жизни.
Через несколько минут дракон свалился. Его живот вздрагивал в каком-то метре от меня.
– Он умирает?
– Да. Яд был слишком силен. Но хватит драконов. Начнем с вещей попроще.
Чудовище сразу исчезло, вместе с защитным экраном. Мы сели на траву.
– У тебя всегда с собой карандаш и бумага, я знаю. Дай их мне.
Я дал ему записную книжку с вложенным карандашом. Он записал что-то на внутренней стороне обложки.
– Все это была чепуха. Теперь я покажу тебе, в чем заключается настоящее искусство. В том, чтобы предсказывать. Попробуй предсказать, где будет этот карандаш через пять секунд.
Он положил карандаш посредине между нами.
– На этом же самом месте, – ответил я.
– Самоуверенный ответ. Но, может быть, ты и прав. Считай до пяти и мы посмотрим.
Я начал считать, но на счете «четыре» он взял карандаш и переложил в другое место.
– Видишь, ты был неправ. А вот я всегда могу сказать, где будет карандаш через пять секунд.
– Проверим?
– Проверим. Он будет на этом же самом месте.
Я начал считать и на счете «четыре» передвинул карандаш.
– Вы ошиблись, – сказал я. – Вы тоже не умеете предсказывать будущее.
– Разве? Тогда прочти.
И он протянул мне мою записную книжку. На внутренней стороне обложки было написано: «Приказ: на счете 4 передвинь карандаш на другое место».
– Видишь, – сказал он, – я все-таки предсказал будущее. А ты выполнил мой приказ, даже не зная о нем. Настоящее искусство состоит в управлении вниманием собеседника – и врага, и друга. Как только ты научишься управлять вниманием, ты научишься создавать фантомы. То, что я сделал сейчас, тоже было фантомом.
Логическим фантомом. И этот фантом тебя обманул.
Но создание физических фантомов мы начали с другой стороны.
– Протяни вперед руки, – сказал он. – Ладонями друг дружке. Теперь чуть-чуть пошевели ими, чтобы почувствовать пространство между ладонями. Сейчас в этом пространстве возникнет фантом. Простейшее свойство фантома, которое легче всего создать, это упругость. Сейчас пространство между твоими ладонями станет упругим. Пробуй, пока не почувствуешь это.
Это было довольно легко сделать. Уже через несколько секунд я ощутил между ладонями нечто предметное.
– Труднее всего обмануть зрение, потому что зрение это самый точный аппарат мозга, – продолжал он. – Еще долго твои фантомы будут оставаться невидимыми.
Дай его мне!
Я отдал ему то, что висело между моими ладонями.
– Плохо. Он был рыхлым и сразу распался. Сделай еще раз.
С созданием фантомов дело двигалось довольно вяло. Хороший фантом требовал хорошего раздвижения сознания, а это было мне недоступно. Я научился создавать больших, неповоротливых и довольно некрасивых фантомов. Но о том, чтобы сотворить копию человека или дракона со множеством деталей, и речи быть не могло. Впрочем, я никогда толком не умел рисовать, а тут нужно было то же самое: изобразительный талант.
Еще одной тайной, которая так и осталась для меня за семью печатями, было удивительная способность скарелов подключаться к информации. Как я понял из объяснений, они могли считывать любую информацию из громадных, если не всеобъемлющих хранилищ, причем делали это мгновенно и без всяких усилий.
Скарелы не нуждались в книгах, в обучении, в телевидении и в компьютерах. Почти не нуждались в общении. Мозг каждого из них работал гораздо быстрее и надежнее компьютерной сети. Поначалу меня удивляли их безграничные познания, их способность процитировать любую книгу, быстро назвать любые цифры, не задумываясь дать обоснованный ответ на любой вопрос, но потом я понял, в чем дело. Увы, хотя этот учебный предмет привлекал меня гораздо сильнее остальных, я так и не сдвинулся с мертвой точки.
Необязательностью общения объяснялась и такая особенность скарелов, как отсутствие имен. Вначале меня просто выводило из себя, что никого здесь никак не зовут; я не мог понять как обратиться или упомянуть кого-то. Потом я научился составлять определенный мысленный слепок для каждого знакомого скарела и этого оказалось достаточно. Стоило мне заговорить и все понимали о чем идет речь. Никакие земные слова не могут передать этого странного взаимодействия, поэтому при пересказе мне иногда приходится погрешить против истины. И только здесь я наконец-то понял почему моя память никогда не удерживала имен. То, что что на земле казалось неприятным и утомительным дефектом, здесь было вполне нормально.
