Когда Либо не ответил, Рутер настойчиво продолжал:
— Ваши женщины — слабые и глупые. Я рассказал об этом другим, и они решили, что я могу спросить об этом у тебя. Ваши женщины не видят мудрости Пипо, не так ли?
Рутер выглядел очень взволнованным; он тяжело дышал и выдергивал волоски на руках — по четыре-пять за раз. Либо кое-как ответил:
— Многие женщины не знают его.
— Тогда как они узнают о том, что он должен умереть? — спросил Рутер. И вдруг он замер и очень громко сказал: — Вы кабры!
Только теперь Пипо пришел посмотреть, из-за чего шум. Он сразу увидел, что Либо безнадежно растерялся. Но Пипо не имел никакого представления, о чем шла речь, и ничем не мог помочь. Он слышал лишь, что, по словам Рутера, люди, по крайней мере Пипо и Либо, чем-то напоминали больших животных, пасущихся в прерии. Пипо даже не мог понять, зол Рутер или рад.
— Вы кабры! Вы решаете! — он указал на Либо, а затем на Пипо. — Не ваши женщины выбирают достойных, а вы сами это делаете! Как в битве, только все время!
Пипо понятия не имел, о чем говорит Рутер, но он заметил, что все свинки были неподвижны, как пни, ожидая, что он или Либо ответят. Было ясно, что Либо слишком напуган странным поведением Рутера, чтобы осмелиться ответить. При этих обстоятельствах Пипо не видел другого выхода, кроме как сказать правду; в конце концов, это была относительно очевидная и обычная информация о человеческом обществе. Такая позиция противоречила правилам Межзвездного Конгресса, но не ответить на вопрос было бы еще хуже, и Пипо решился.
— Женщины и мужчины решают вопросы вместе, или каждый — для себя самого, — сказал Пипо. — Один не может решать за другого.
Очевидно, такого ответа и ожидали свинки. «Кабры!» — повторяли они снова и снова; они подбежали к Рутеру, ухая и посвистывая. Они схватили его и понесли в лес. Пипо пошел за ними, но двое свинок остановили его и покачали головами. Этот человеческий жест они переняли задолго до этого, но у свинок он имел более жесткое значение. Пипо было строго-настрого запрещено идти за ними. Они направлялись к женщинам, а это было единственным местом, куда свинки запретили им ходить.
По пути домой Либо рассказал, с чего начались трудности.
— Ты знаешь, что сказал Рутер? Он сказал, что наши женщины слабые и глупые.
— Он сказал так, потому что никогда не видел мэра Боскинью. Или, например, твою мать.
Либо рассмеялся, потому что его мать, Консейсао, управляла архивами так, как будто это было ее поместье среди дикой сельвы — если вы входили в ее владения, вы должны были беспрекословно подчиняться ее законам. Смеясь, он почувствовал, как что-то ускользает от него, какая-то важная мысль — о чем же мы говорили? Разговор продолжился, и Либо забыл об этом. А вскоре он забыл и о том, что он что-то забыл.
Ночью они слышали бой барабанов, который, по их мнению, означал какой-то праздник. Такое случалось не часто, похоже было на удары тяжелыми палками по большим барабанам. Однако сегодня праздник, похоже, затянулся. Пипо и Либо решили, что, возможно, пример равноправия полов у людей каким-то образом породил у свинок надежду на освобождение.
— Мне кажется, что этот случай можно квалифицировать как серьезное изменение в поведении свинок, — мрачно заключил Пипо. — Если мы действительно вызвали серьезные изменения, то мне придется сообщить об этом, и Конгресс, возможно, прикажет прервать контакт на некоторое время. Возможно, на годы.
Мысль о том, что усердие в выполнении своей работы может привести к запрещению Межзвездным Конгрессом самой работы, была отрезвляющей.
Утром Новинья пошла с ними к воротам, сделанным в большой ограде, отделявшей город людей от склонов лесистых холмов, где жили свинки. Пипо и Либо все еще старались уверить друг друга в том, что ничего нельзя было изменить, поэтому Новинья пошла вперед и достигла ворот самой первой. Когда подошли остальные, она указала на участок недавно расчищенной земли метрах в тридцати от ворот.
— Этого не было, — сказала она. — И там что-то есть.
Пипо открыл ворота, и Либо, как более молодой, побежал вперед. Он остановился на границе расчищенного участка и остолбенел, глядя на то, что там лежало. Пипо, заметив его поведение, тоже остановился, а Новинья, вдруг испугавшись за Либо, забыла о запретах и выбежала за ворота. Голова Либо откинулась назад, и он рухнул на колени; он вцепился в свои кудрявые волосы и зарыдал.
Рутер лежал, распростертый в грязи. Он был умерщвлен, и очень аккуратно — каждый его орган был тщательно отделен от других, все жилы и сосуды были вытянуты и разложены симметрично вокруг него на подсыхающей земле. Ничто не было полностью отделено от тела.
Мучительные рыдания Либо стали почти истеричными. Новинья стала на колени рядом с ним и держала его, качаясь, пытаясь успокоить. Пипо достал небольшой фотоаппарат и стал методично делать снимки с разных ракурсов так, чтобы компьютер позже все детально проанализировал.
— Он был еще жив, когда они делали это, — проговорил Либо, немного успокоившись. Он выговаривал слова медленно, тщательно, как иностранец, который учится говорить. — На земле столько крови, и она разбрызгана далеко, значит, его сердце еще билось, когда они вскрыли его.
— Мы обсудим это позже, — сказал Пипо.
В этот момент забытое вчера обстоятельство с ужасающей ясностью всплыло в мозгу Либо.
— Вот что Рутер сказал про женщин. Они решают, когда мужчина должен умереть. Он говорил мне об этом, а я…
Он заставил себя замолчать. Конечно, он ничего не сделал. Закон требовал от него бездействия. И в этот момент он решил, что ненавидит закон. Если закон допускает, чтобы такое можно было сделать с Рутером, то он не имеет смысла. Рутер был личностью. Нельзя стоять в стороне и допускать, чтобы такое произошло с личностью только потому, что ты ее изучаешь.
— Они не обесчестили его, — заметила Новинья. — В чем я уверена, так это в том, что они относятся к деревьям с любовью. Посмотрите!
В центре грудной полости, которая теперь была пуста, пробивался маленький росток.
— Они посадили дерево, чтобы отметить место захоронения.
— Теперь мы знаем, почему они дают имена деревьям, — произнес Либо с горечью. — Они сажают их вместо памятников на могилах замученных свинок.
— Это очень большой лес, — спокойно заметил Пипо. — Твои гипотезы должны быть хотя бы немного реальными.
Его спокойные, логичные слова, его уверенность в том, что и сейчас нужно вести себя, как подобает ученым, немного успокоили.
— Что же нам делать? — спросила Новинья.
— Мы должны немедленно отвести тебя за ограду, — сказал Пипо. — Тебе запрещено выходить сюда.
— Я хочу сказать — с телом — что мы будем делать с телом?
— Ничего, — ответил Пипо. — Свинки сделали то, что сделали, по какой-то своей причине.
Он помог Либо подняться.
Некоторое время Либо стоял с трудом; первые несколько шагов он прошел, опираясь на их плечи.
— Что я такого сказал? — прошептал он. — Я даже не знаю, что именно из сказанного мной повлекло за собой его смерть.
— Это не из-за тебя, — ответил Пипо. — Это из-за меня.
— Вы что же, думаете, что они принадлежат вам? — возмутилась Новинья. — Вы думаете, что весь их мир вращается вокруг вас? Неважно почему, но свинки сделали это. Совершенно ясно, что они делают так не в первый раз — они слишком искусно расчленили тело.
Пипо воспринял это с долей черного юмора.
— Мы теряем рассудок, Либо. Я думал, что Новинья ничего не понимает в ксенологии.
— Ты права, — ответил Либо. — Что бы ни послужило толчком, они делали так и раньше. Обычай!
Он старался говорить спокойно.
— Но ведь это еще хуже, так ведь? — вмешалась Новинья. — Этот их обычай потрошить друг друга заживо.
Она взглянула на другие деревья леса, начинавшегося на вершине холма, и задумалась о том, сколько же из них выросли на крови.
Пипо послал свое сообщение на ансибл, и компьютер отправил его вне очереди. Он предоставил решать, надо ли прерывать контакт со свинками, вышестоящему комитету. Комитет не обнаружил фатальных ошибок с его стороны. «Отношения между полами невозможно скрыть, так как возможно, что когда-нибудь ксенологом будет женщина, — было написано в ответе, — и мы не можем отметить ни одного момента, где бы вы не действовали благоразумно и осмотрительно. Наши первичные выводы состоят в следующем: вы оказались нечаянными участниками каких-то распрей, обратившихся против Рутера; вам следует продолжать контакт со всем благоразумием и осторожностью».
Это было полное оправдание, но перенести все случившееся, однако, было нелегко. Либо вырос, общаясь со свинками или, но крайней мере, слушая рассказы отца о них. Он знал Рутера лучше, чем иного человека, за исключением своей семьи и Новиньи. Либо смог вернуться на ксенологическую станцию лишь через несколько дней, а пойти в лес — лишь через несколько недель. Свинки не подали и вида, что что-либо изменилось; если что-то и изменилось, так это то, что они стали более открытыми и дружественными, чем раньше. Никто никогда не говорил о Рутере, и меньше всего этого хотели Пипо и Либо. Со стороны людей, однако, произошли некоторые изменения в поведении. Пипо и Либо, находясь среди свинок, не отходили друг от друга более, чем на несколько шагов.
