Вот и стадион. Я помнил, с какой стороны расположены главные ворота, – как раз с моей. Это радовало. Я не был уверен, что перепрыгну с разбега через колючку и невидимые лучи, включающие другие лучи, от которых плоть обугливается в один миг, не успев даже заскворчать. Главные ворота – это вход и въезд на базу. Там только часовые, шлагбаум и будка. Сейчас в воротах, конечно, больше десантников, чем обычно, может, с десяток, но они только люди и не более того, хорошо подготовленные, но все-таки обычные люди, не темпированные, медленные в движении и оценке ситуации…
Всего лишь люди. Это мы были молниями.
Приближаясь к воротам, я сменил прямолинейное движение на зигзаг. Тянущиеся ко мне огненные линии лучеметов вспыхивали так же быстро, как в нормальном времени, зато с прицеливанием у десантников были проблемы. Со ста шагов я швырнул гранату и долгих три секунды независимого времени петлял, уворачиваясь от огненных линий. Граната разорвалась над головами тех, кто засел в воротах. Вперед! Сзади уже набегали наши. Кто уцелел в воротах, уже не имел шансов. Одного, вяло шевелящегося, я подстрелил на бегу, другого пнул ногой в голову, а на остальных не обратил внимания – ими, если они уцелели при взрыве гранаты, займутся те, кто приотстал. Короткий коридор под трибунами – и вот оно, поле.
Не десять боевых платформ, как я думал. Всего шесть, и все на земле, ни одной в воздухе. Удача!
К платформам уже бежали земляне, медленно– медленно. У одной поднималась аппарель. Я швырнул туда гранату и занялся медлительными бегунами. Кроме медлительности и численности, им нечего было мне противопоставить, а я, помня о том, как сумел подстрелить марцианина, не стоял на месте. Еще секунда – и к моему лучемету присоединился чей-то автомат, затем еще один лучемет, и еще… В самое короткое время медлительные превратились в неподвижных. Зачистка трибун и внутренних помещений – вот и все, что нам осталось доделать. И тут я заметил, что аппарель самой дальней от меня платформы поднимается.
Наверное, в ней сидел лишь один пилот. Но и с одним пилотом боевая платформа может натворить много чего, если позволить ей взлететь…
Я рванулся к платформе что было сил. Некогда было звать кого-либо на подмогу. Вокруг меня еще кипел бой гепардов с ленивцами, а я мчался вперед, не обращая внимание на пальбу. Сейчас или никогда! Скорее! Лентяй, инженеришка, городской житель, ты что, разучился бегать?
Ни с того ни с сего мышцы стали ватными. Знакомые симптомы. Я пробежал еще несколько шагов, прежде чем совсем перестал чувствовать свое тело. Тогда упал. Падая, я успел еще увидеть, как на противоположном конце поля появилась наша кавалерия, ворвавшаяся в другие ворота стадиона, и как первый всадник, прыгнув с лошади на скаку, исчез внутри взлетающей платформы. Потом она ушла из поля зрения.
А еще через полминуты независимого времени сверху посыпались пылающие обломки. Много– много.
– Ларс! Ларс! Ты слышишь меня?!
Мне хотелось сказать капралу, что не надо так орать, но язык пока еще не повиновался мне. Да и остальные мышцы были как отсиженные. Кивнуть я, однако, смог.
Я находился на площади. Стадион сгорел. Деревянные трибуны вспыхнули порохом, как только их окатило раскаленными обломками боевой платформы. Кто был тот отчаянный кавалерист, что погиб, но не дал противнику посчитаться с нами за уничтоженный гарнизон, я не знал, как не знал и того, по какой причине платформу разнесло на куски. Как инженер, я мог предложить несколько вариантов, не слишком, впрочем, вероятных. Ясно было лишь то, что нам здорово повезло.
Зато я четко осознавал, что случилось со мной. Опять летаргатор, но на сей раз, видимо, ручной, не столь мощный. Кто-то из последних уцелевших десантников мотал раструбом туда-сюда, стараясь зацепить по возможности всех наших, кто прорвался на поле к платформам. Мельтешащий луч лишь скользнул по мне, да и я бежал довольно быстро. Итог – малая доза, выведшая меня из строя, по-видимому, ненадолго. Я даже сознания не терял и помнил, как меня выносили со стадиона.
Все равно хреново. Второй раз за какую-то неделю попасть под летаргатор – это перебор!
– Мы победили, Ларс! – кричал капрал, как ненормальный. – Наша взяла! Ни один землянин не ушел! Полная победа!
Это он сказал, чтобы я не принял беспорядочную пальбу по всему городу за продолжающийся бой. А мне было достаточно увидеть нескольких вооруженных партизан, замедленно бегущих куда-то, чтобы понять: основные наши силы уже здесь. Подошли и не были уничтожены на подходе. Значит, землянам каюк, и незачем так громко кричать мне, что дважды два – четыре. Сам знаю.
Горело несколько домов, какие-то люди пытались тушить их. Этим людям уже помогали темпированные. Наверное, пожары возникли, когда на стадионе начали рваться боеприпасы. Сами-то боевые платформы не взрываются фейерверками от простого пожара, нет у них такого вредного свойства.
Ворочая неподъемным языком, я попытался выяснить, удалось ли спасти хоть одну боевую платформу. С третьей попытки капрал разобрал мой слабо модулированный мык.
– Куда там! – Он замахал руками. – Все сгорело. Одну платформу парни пытались спасти, она даже поднялась немного, да опять грохнулась…
Аппетит приходит во время еды. Мне уже мало было просто одержать победу – мне хотелось захватить технику интервентов! Ну, цереброуправление там, подумаешь… Разобрался бы. Жаль только, что нельзя сразу детемпироваться. Мне было в общем понятно, почему у партизан ничего не вышло с платформой – мало того, что нужна особая подготовка, машина ведь может и не понять желаний пилота, поступающих втрое-вчетверо быстрее, чем она привыкла воспринимать их!
Легко, когда все уже кончилось, спрашивать вслед за Фигаро: «Почему случилось именно это, а не что-нибудь другое?» Да просто потому, что случилось это, а не другое! И поздно жалеть, когда оно уже случилось. Просто прими как есть.
Довольно скоро я пришел в себя достаточно, чтобы взгромоздиться на ноги и не падать при осторожной ходьбе. Капрал, которому, как видно, было поручено оберегать меня, спросил, может ли он теперь считать себя свободным. Я спросил его о потерях, но он не знал. Тогда я отпустил его, и он тотчас умчался куда-то.
Неуверенно, как разладившийся механизм, двинулся и я. Куда? Я сам не знал. Горожане, которых вдруг стало как-то много, медленно шарахались от меня. На их месте я бы тоже шарахнулся от человека со столь необычным стилем ходьбы. Народ стекался на площадь, там, наверное, вот-вот должен был начаться стихийный митинг. Все еще стояло раннее утро, солнце только что вылезло из-за горизонта и осветило крыши. Мне вдруг захотелось дойти до моей школы, от площади до нее было всего-то два квартала. Зачем я шел туда? Я и сам не знал.
