Род поднялся по лестнице в пять прыжков. Он нанес часовому скуловорот в челюсть. Глаза у того закатились — отключился он моментально.
Гортань у него была перекошена, зрелище малопривлекательное. Но в этом ему повезло, будь это прямое попадание, его трахея была бы уничтожена.
Его спутнику не достало такого везения — камень пробил ему лоб. Кровь залила все его лицо и лужей растекалась по полу.
— Прости меня, старина, — прошептал Туан, когда узрел дело рук своих.
Род никогда не видел лицо юноши таким мрачным.
— Рок войны, Туан, — прошептал он.
— Да, — согласился Туан. — И будь он равен мне, я мог бы тут же забыть об этом. Но человеку моей крови полагается защищать крестьян, а не убивать их.
Род посмотрел на невеселое лицо юноши и подумал, что именно такие люди, как Логайры, давали аристократии то малое оправдание, которое она имела.
Том бросил один лишь взгляд и с грозным выражением лица отвернулся связать оставшегося.
Был только один убитый; капитан и карауливший лестницу лежали, надежно скрученные черной нитью Тома.
Том поднялся, сердито глядя на Туана.
— То было хорошо сделано, — проворчал он. — Ты вывел из строя двоих из них и сумел пощадить одного, ты лихой боец. А что до одного убитого, то не скорби о нем, ты едва ли мог получить время для лучшего прицеливания.
Лицо Туана стало озадаченным от смущения. Он не мог, по справедливости, возражать против манеры Тома, и все же как-то не по себе получать отеческий совет и прощение от крестьянина.
Род дал ему выход.
— Ты спал там? — Он ткнул большим пальцем в сторону двери, охранявшейся часовыми.
Вопрос пробился сквозь рассеянность Туана, юноша обернулся, посмотрел и кивнул.
— Ну, значит, здесь и будет Пересмешник. — Род посмотрел на Тома. — Капитан внизу был одним из личных кадров Пересмешника?
— Да.
— Значит, остаются еще двое. Каковы шансы, что оба находятся в этих комнатах, по обе стороны от комнаты Пересмешника? — Когда Том потянул себя за нижнюю губу и кивнул, Род продолжил: — Значит, по одному на каждого из нас. Вы, ребята, берите приспешников, а я Пересмешника.
Он повернулся к двери. На плечо ему упала мясистая рука Тома.
— Это как же так? — проворчал крестьянин. — Как это Пересмешник стал твоей добычей, а не моей?
Род усмехнулся.
— Я человек, стоящий посередине, помнишь? Кроме того, какой у тебя пояс?
— Коричневый, — признался Том.
— А у Пересмешника?
— Черный, — неохотно ответил Том. — Пятый дан.
— У меня черный, восьмой дан. Ты берешь приспешника.
— Что это за болтовня о поясах? — нахмурился Туан.
— Просто спор о юрисдикции, не беспокойся об этом. — Род повернулся к центральной двери.
Большой Том снова схватил его за руку.
— Мастер, — и на этот раз он, похоже, употреблял это выражение всерьез. — Когда с этим будет покончено, ты должен научить меня.
— Да, разумеется, все, что угодно. Ты у меня получишь диплом колледжа, только давай покончим с этим, идет?
— Спасибо, — усмехнулся Том, — но у меня уже есть диплом доктора.
Род сделал переоценку, затем уставился на него.
— Чего?
— Теологии.
Род кивнул.
— Это укладывается. Слушай, ты ведь не выдвинул каких-нибудь новых атеистических теорий, а?
— Мастер, — обиженно запротестовал Том. — Как можно доказывать или опровергать существование нематериального существа посредством материальных данных? Это-то и есть врожденное противоречие…
— Господа, — вмешался с сарказмом Туан. — Мне крайне неприятно перебивать столь ученую беседу, но Пересмешник ждет и может вскоре проснуться.
— А? О! Ах, да! — Род повернулся к двери. — Увидимся через пять минут, Большой Том.
— Да, мы должны продолжить беседу, — ухмыльнулся Большой Том и повернул к двери напротив.
Род приоткрыл свою дверь, напрягая руки.
Она заскрипела. Она застонала. Она завизжала. Она подала формальный протест.
Род бросился вперед, времени у него было в самый раз, чтобы сообразить, что Пересмешник заботливо оставил дверные петли несмазанными в качестве примитивной, но очень эффективной системы сигнализации, прежде чем тот завизжал «караул!» и вскочил с постели, нанося рубящие удары ладонями.
Род блокировал удар сверху и сделал выпад в солнечное сплетение. Его рука была умело отражена, визг Пересмешника «на помощь!» пронзил ему уши.
У Рода как раз достало времени, чтобы оценить юмор ситуации: черный пояс зовет на помощь, прежде чем увидел удар ноги, направленный ему в пах.
Он отпрыгнул, а Пересмешник ринулся следом за ним. На этот раз удар прошел.
Род покатился по полу, корчась от боли.
Он увидел ногу, нацелившуюся ему в челюсть, и сумел как раз достаточно отвернуть голову: удар пришелся ему по левой стороне черепа.
Он увидел россыпь красных звездочек, пылающих на черном фоне, и бешено затряс головой, пытаясь прояснить ее.
Сквозь звон в ушах он услышал еще один визг, неожиданно оборвавшийся, затем глухой стук, потом рев Большого Тома.
— За пращу, Туан! На этот визг сбегутся охранники!
Затем великан склонился над ним, приблизив лицо:
— Сильно ли ранен, мастер?
Род никогда и не предполагал, что пивным перегаром и луком может так хорошо пахнуть.
— Со мной все в порядке, — выдохнул он. — Удар пришелся немного не по центру, слава небесам!
— Ты можешь встать?
— Через минуту. Однако Гвен, возможно, будет временно разочарована. Как ты это сделал, Большой Том?
— Поймал его ногу на взмахе, — усмехнулся Большой Том. — И подбросил его ввысь, а потом провел апперкот допрежь он приземлился.
Род недоверчиво уставился на него.
— Чего?
— Апперкот. В поддых.
Род перекатился, подобрал под себя колени, в изумлении покачал головой.
— «Апперкот вырубает черный пояс». Зовите репортеров.
Снаружи раздался крик, внезапно оборвавшийся.
Род вскинул голову, прислушиваясь. Затем он с трудом поднялся на ноги, все еще прижимая руки к паху, и только что не выпал из двери, игнорируя озабоченные протесты Большого Тома.
На каменном полу пивного зала лежали три тела.
Туан стоял на перилах балкона, туго натянув в руках пращу, плотно стиснув челюсти, с выражением холодного ужаса в глазах.
— Сперва появился один, — монотонно сказал он, — потом второй, потом третий. Первых двух я отправил к праотцам, допрежь они могли закричать, но на третьем я запоздал.
Туан повернулся спиной к залу. Через минуту он произнес медленно и твердо:
— Не нравятся мне эти убийства.
Глаза его прояснились.
— Так, — кивнул Род, охнув, когда короткий спазм тошноты заставил его вцепиться в перила. — Никакому человеку, стоящему звания человека, не нравится это, Туан. Не позволяй этому тревожить тебя. Это война.
