— А где же профессор? Неужели она так и не поддерживает с ним никаких отношений?
Ивэн полупрезрительно улыбнулся.
— Не знаю. И никогда не осмелюсь о том спросить. Она скрытная, как никто.
— И у нее нет даже друзей?
— Насколько я знаю, нет. Здесь в библиотеке она просто исполняет свою работу и вынуждена, если требуется, разговаривать вежливо, но всегда кажется какой-то отсутствующей, словно мысли ее витают где-то далеко-далеко. Иногда она бывает настолько напряжена, что это напряжение передается всем ее собеседникам. Такое впечатление, что внутри у нее страшная буря, и она удерживает ее только огромным усилием воли.
— Как странно.
— Весьма странно. Я вообще не люблю находиться с ней рядом.
— Хм. — Все, рассказанное молодым библиотекарем, совершенно обескуражило Уэйнесс. Разумеется, у Ирены имелась некая связь с Монкурио, и, так или иначе, она поддерживает ее. — А если я приду сюда завтра, то увижу ее? — с деланным испугом спросила девушка.
И сказала зря. Ивэн посмотрел на нее с искренним удивлением.
— Вы, что, на самом деле хотите ее увидеть?
— Мне вообще-то нравятся странные люди, — промямлила Уэйнесс.
— Нет, завтра ее, к счастью, не будет. В этот день к ее детям приходит врач. Каждую неделю. Да и вообще, Ирена работает в служебных помещениях, и увидеть ее там практически невозможно.
— Ну, и не важно.
Ивэн с облегчением улыбнулся.
— Тогда я могу надеяться, что вы еще раз придете сюда вне зависимости от Ирены Портилс.
— Вероятно, — согласилась девушка, уже не нуждавшаяся более в помощи Ивэна. Да и эксплуатировать просто так этого милого молодого человека было бы слишком жестоким. Но, как она уже не раз замечала, все-таки, чтобы сделать яичницу, яйца приходится разбивать. — Да, конечно, если будет хотя бы малейшая возможность, я зайду сюда еще раз.
Девушка вернулась в отель. Кафе перед ним теперь было полно народа; там сидели молодые бизнесмены, дамы высшего класса, владельцы ранчо и их супруги, пришедшие в город за покупками. Уэйнесс села за свободный столик и заказала чай с ореховым пирожным. Ветер совершенно утих, солнце светило мягко и ненавязчиво. Подняв голову и поглядев на запад, Уэйнесс отчетливо увидела вершины Анд. И если бы мысли ее не были заняты совсем другим, она, без сомнения, насладилась бы подобным зрелищем.
Допив чай, девушка отодвинула чашку на край стола, вытащила блокнот и ручку и написала еще одно письмо родителям. Заканчивалось оно так:
«Я обнаружила, что оказалась втянутой в колоссальную игру, развивающуюся по нехорошим правилам. В настоящий момент я и сама играю с некоей Иреной Портилс, которая стоит между мной и Адрианом Монкурио. (Он, по странному стечению обстоятельств, старый приятель дяди Пири. А, может, это уже вовсе и не странно!) Вся информация, что у меня есть, сугубо конфиденциальна, и я не могу обсудить ее ни с кем, кроме Глауена, для которого и пишу сейчас, и прилагаю к вашему письму очередную записку для него. Итак, все равно, я верю, что, раньше или позже, сумею разобраться во всем».
В записке, адресованной Глауену, она упоминала также и Ирену Портилс. «Я не знаю, как до нее добраться и как расколоть. Она гиперневротична, а мне ужасно хочется закончить это дело как можно быстрей. Я совсем запуталась и блуждаю как по лабиринтам калейдоскопа. Но, в общем, не жалуюсь и, оглядываясь назад, даже нахожу, чем гордиться. Шаг за шагом я все-таки продвигаюсь вперед. Повторяю еще раз, что очень опасаюсь Джулиана — он, может быть, и не убийца, но не намного лучше последнего.
Что же касается Ирены, то мне придется проявить всю свою изобретательность, чтобы как-то с ней познакомиться. Не думаю, чтобы хорошей возможностью стала библиотека, где она работает, хотя, похоже, это ее единственный контакт с внешним миром. Если, конечно, не считать врача, который приходит осматривать ее детей каждую неделю. Может быть, предпринять что-нибудь в этом направлении? Надо будет подумать. Как всегда, больше всего хочу, чтобы ты был сейчас со мной и надеюсь хотя бы на то, что это письмо мое ты получишь».
Однако и в этом последнем желании Уэйнесс будет отказано, поскольку к тому времени, когда письмо попадет на Араминту, Глауен уже уедет на Старую Землю.
Уэйнесс опустила письма на ближайшей почте, вернулась в отель и поднялась к себе. Там приняла ванну, и затем, движимая непонятно каким инстинктом, облачилась в одно из лучших своих вечерних платьев — мягкую черную тунику и накидку горчично-охряного цвета. И так. толком не додумав ничего до конца, спустилась в ресторан пообедать.
Обедала она не спеша бараньими отбивными с аспарагусом. Скоро наступили сумерки, и молодежь Помбареалеса высыпала на вечерний променад. По площади разгуливали девушки, навстречу им шли группки молодых людей, все церемонно обменивались приветствиями, а затем состав компаний менялся. Некоторые из юношей отпускали комплименты, другие просто молча брали понравившуюся девушку под руку. Наиболее пылкие даже выкрикивали какие-то полудикие кличи, типа «А-ю-ю!» или «О, меня всего прямо так и переворачивает!» или «Какое изящество!», порой и просто: «Карамба! Я сражен наповал!» Правда, девушки привычно игнорировали подобные крики, встречая поклонников иногда презрением, иногда смехом, но прогулка при этом не прекращалась.
Уэйнесс вышла из кафе и села за столиком в тени, заказав кофе и глядя на луну, медленно поднимавшуюся на патагонском небе. Однако появление девушки в прекрасном вечернем туалете не осталось незамеченным, несколько раз мимо нее уже проходили в опасной близости несколько молодых людей. Один громко сказал, что пришел в эту кантину Ла Долоросита, чтобы потанцевать, другой заказал бокал фисташкового пунша, чтобы пофилософствовать, а третий просто взял и прямо пригласил Уэйнесс проехаться с ним в его гоночной машине по пампасам под луной.
— Вы опьянеете от скорости и свободы! — уверил он.
— Звучит заманчиво, — ответила Уэйнесс. — Но что если вдруг машина разобьется, или вам станет плохо, или произойдет какая-нибудь другая непредвиденная случайность, и мне придется возвращаться в Памбареалес пешком?
— Ба! — прорычал молодой гонщик. — Практичные женщины невыразимо скучны. Я, разумеется, не говорю о присутствующих…
Но Уэйнесс вежливо уклонилась от дальнейших приглашений, снова поднялась в номер и решила лечь спать. Однако девушке не спалось; она лежала без сна, глядя в потолок, думая об Араминте и Старой Земле, и о тех, кого она любила и ненавидела. Она думала вообще о жизни, которая была для нее еще так внове и так дорога, и о том, что кто-то уже готов разрушить ее жизнь. Думала она и о смерти, о которой еще ничего толком не знала. Потом, сделав круг, мысли ее снова вернулись к Ирене Портилс. Перед мысленным взором девушки отчетливо предстало ее напряженное лицо со стиснутыми губами и неряшливо распущенными волосами…
