Прошло около восемнадцати часов после совещания в бунгало. Буря успокоилась еще быстрее, чем началась; ветер внезапно прекратился, облака рассеялись. Свет плазменной трубки стал ярче, и воздух потеплел.
Белозерский приказал взводу солдат окружить бунгало и арестовать Мирского. Официальным предлогом была недостаточная преданность Мирского делу социализма; но все три замполита чувствовали слабость генерал-лейтенанта и то, что он вскоре согласится на уступки, которые Советы вряд ли могут себе позволить.
Взвод быстро окружил командный центр, направив свои АКВ на двадцать охранников. Охранники сдались без сопротивления, и Белозерский подошел к двери бунгало, чтобы арестовать Мирского. Три дородных десантника ногами распахнули дверь и выставили вперед автоматы, прячась за стеной.
– Товарищ генерал! – крикнул Белозерский срывающимся голосом. – Вы злоупотребили доверием ваших людей. Именем вновь образованного Верховного Совета, вы арестованы! – Десантники ворвались в бунгало. На койке, сонно моргая, сидел Плетнев.
– Генерала Мирского здесь нет, – хрипло сказал он. – Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
Велигорский немного поспал после совещания с Мирским, потом воспользовался тем, что буря утихла, вывел три грузовика с пятьюдесятью солдатами из первой камеры и проехал на поезде, зарезервированном исключительно для русских, в четвертую камеру.
Он хотел оказаться в стороне, когда Белозерский будет арестовывать Мирского – просто на всякий случай, если что-то пойдет не так. В течение нескольких часов он наслаждался лесом четвертой камеры. Особенно радовал его вид солдат строительного батальона, валивших деревья и оттаскивающих их к воде. Истории о завоевании восточных земель и строительстве транссибирской магистрали захватывали его с детства; теперь он воочию наблюдал нечто подобное на Картошке: ряды советских поселений, связанных дорогами, расчистка полей под сельскохозяйственные угодья и строительство. В конце концов, из этого поражения может получиться нечто не столь уж плохое, подумал он – более чистое, менее коррумпированное и более жестко контролируемое социалистическое общество, которое, возможно, сумеет завладеть астероидом и вернуться на Землю, чтобы завершить дело, начатое Лениным восемьдесят лет назад.
Дела шли удивительно быстро: лишь девять дней назад они высадились, а теперь уже владеют территорией в наиболее привлекательной из семи камер Картошки. Если это не демонстрировало слабость их противников, то что же тогда?
К нему приближались три десантника. Первый держал какие-то бумаги, несомненно, для подписи.
– Полковник, – сказал первый солдат, вынимая из-под бумаг пистолет. Он направил пистолет на Велигорского и сдвинул фуражку на затылок.
– Мирский, – прошептал Велигорский, не теряя самообладания.
Два других оказались Погодиным и Притыкиным. У каждого висел на ремне через плечо АКВ. Мирский взял Велигорского за руку и ткнул пистолетом ему в бок.
– Ни слова, пожалуйста.
– Что вы делаете? – хрипло прошептал Велигорский. Мирский сильнее воткнул пистолет ему в бок.
– Спокойно. Ты крыса, которая грызет дырку в моем бунгало.
Они размеренными шагами подошли к грузовику, ждавшему на берегу озера. Погодин бесцеремонно затолкал Велигорского в кузов и набросил на него брезент, слегка стукнув магазином АКВ по утолщению, образованному головой полковника.
Мирский уселся за руль и посмотрел через темную полосу песка на солдат в лесу. Другая группа играла в лапту ветками и еловыми шишками; казалось, никого не интересовала машина и находившиеся в ней люди.
– Куда мы едем, товарищ генерал? – спросил Велигорский приглушенным брезентом голосом.
– Спокойно, – сказал Погодин и стволом АКВ снова уперся ему в бок.
Хаотическая и покрытая шрамами часть коридора тянулась на протяжении полумиллиона километров, лишенная воздуха и бесплодная. Планы второй высадки на поверхность были забыты; без атмосферы для этого требовалось непомерное количество топлива. Если бесплодный отрезок будет продолжаться более миллиона километров, им придется забыть о своей миссии и повернуть обратно, решил Лэньер.
– Вы думаете, дальше будет так же? – спросила Карен Фарли, садясь рядом с ним. – До бесконечности?
Лэньер покачал головой.
– Забрали же они куда-то Патрицию.
– Вы думали о колодцах? Возможно, они ушли из коридора, и мы не можем последовать за ними.
– Я думал об этом, и у меня есть предчувствие, что они не воспользовались колодцем.
– Опять стена! – объявил Хайнеман.
Они собрались в передней части кабины, Кэрролсон сидела в кресле второго пилота, а Фарли и Лэньер застряли в проходе. Лэньер как-то слишком назойливо ощущал прижатое к нему тело Карен.
Движение трубохода сквозь коридор вызывало головокружение и ассоциировалось для Лэньера с бегом по канализационной трубе. Со всех сторон мимо проносились пурпурные, коричневые и черные пятна, обнаженная грязно-бронзовая поверхность коридора. Впередсмотрящий радар постоянно подавал сигналы с полусекундными интервалами.
– Прошу занять места. Сейчас мы будем замедляться, – предупредил Хайнеман. – На этот раз разверните кресла. Радар по-прежнему направлен вперед. Замедление составит около двух десятых же…
Кэрролсон пристегнулась к креслу второго пилота, очаровательно улыбнувшись Лэньеру.
– Садитесь позади, босс, – сказала она. – Я первая заняла место.
Лэньер и Фарли пробрались мимо ящиков с оборудованием и сели рядом. Лэньер глубоко вздохнул и закрыл глаза; желание стало почти невыносимым.
– Что-то не так? – спросила Карен.
– Нет, ничего. – Он успокаивающе дотронулся до ее руки.
– Вы хорошо себя чувствуете?
Неубедительная улыбка и кивок.
– Что-то не так, Гарри. Я достаточно долго знаю вас…
– Мы будем там примерно через час, – объявил Хайнеман.
– Так в чем дело? – настаивала Карен.
Лэньер глубоко вздохнул и покраснел.
– Я не могу ничего поделать, Карен. Это безумие. Я… испытываю сексуальную потребность в течение последних двадцати часов. Это не проходит.
Она посмотрела на Гарри без всякого выражения, потом ее глаза слегка расширились.
– Вы сами спросили, черт побери, – рассердился он.
– Просто так, вообще?
– Нет.
– К кому-то конкретно?
– Да.
– Кто… или я слишком много спрашиваю?
Он ткнул пальцем в Карен, трясясь от сдавленного смеха и покраснев, как рак.
– Это так забавно?
– Н… нет, – Лэньер наконец справился с собой. – Это безумие.
– Вы никогда не интересовались мной раньше?
