— Мой отец вернулся… — прошептал Рэм. И тут что-то укололо его в шею. Тело моментально перестало слушаться, и Консворт завалился набок, повиснув в кресле.
— Лоден великий, какой же ты идиот, Рэм, — с горечью сказала Пальчики. — Отчаянный, сумасшедший идиот!
Рэм не мог пошевелиться.
— Почему у тебя такой поганый характер, а? — продолжала причитать Пальчики. В отражении монитора он видел, как она спрятала шприц. — Был бы ты вменяемым человеком — они бы не поступили так с тобой! Но ты же так не умеешь. Ты же дознаватель, да?! Тупой ублюдок!
Рэм чувствовал, как немеет тело, как опухают губы. Перед глазами так и торчало звание тактика и имя отца. Здравствуй, папа. Значит, не свидимся… Интересно, она отключила камеру? Или у него еще есть шанс?
— Я сделаю для тебя все, что смогу, — произнесла загадочную фразу Пальчики. — Но ты ведь сам нарвался. Они не могут тебе доверять. Они уверены, что ты можешь сказать или сделать лишнее. А людям не нужна эта правда, Рэм. Это тайна, а ты… Ты сам себя подставил. Ты и твой дурацкий характер! Еще и Раммона решил взять…
Пальчики шумно вздохнула, подняла глаза к потолку, словно стараясь удержаться от слез:
— Прости меня. Я должна была удерживать тебя от твоих дурацких расследований. Но разве тебя можно удержать?
Он не понимал, о чем говорит Эмма, но ему послышалось восхищение в ее голосе.
Дверь в их кабинет отворилась, и на пороге появилась Сью. Жрица переглянулась с Пальчиками и, соблазнительно покачивая бедрами, двинулась к Рэму.
— Он готов? — промурлыкала она.
Дознавательница резко кивнула. Консворт заметил, как дрожат ее губы.
— Вы хорошо работаете, Эмма. Хозяин будет вами доволен.
Жрица посмотрела Рэму в глаза и улыбнулась. А затем, неожиданно, ударила себя по лицу. Потом еще раз. Девушка обогнула стол, разрывая на себе платье, остановилась рядом с обездвиженным Рэмом.
— Ты меня хотел? Ты меня получишь, — шепнула она и еще раз ударила сама себя.
Несмотря на то, что он не мог пошевелиться — в штанах опять стало тесно. О, адова канитель, какое же у нее сочное тело!
— Вы готовы, досса Лианот? — шлюха посмотрела на дознавательницу.
Та кивнула, и Сью, размахнувшись, сильным ударом вырубила Эмму. Пальчики бросило на стол, а затем тело бывшей (Рэм уже все понял) коллеги неуклюже соскользнуло на пол. Консворту захотелось понимающе улыбнуться. Картину он себе уже представлял. Обезумевший дознаватель нападает на доссу Лианот, а затем насилует шлюху-морта, после чего, разумеется, гибнет.
Запрос на арест Раммона лишь дополнит картину.
Жрица вытащила Консворта из кресла, попутно отметив его возбуждение. Улыбнулась ласково и тепло, как соскучившаяся любовница, и положила Рэма на спину. Бережно расстегнула ему штаны и, не сводя с него смеющегося взгляда, начала стягивать их.
Внизу живота сладко ныло, тянуло и горело. Только одно могло успокоить беснующееся в груди желание — тело Сью. И сейчас Рэму было плевать на все заговоры, на все убийства и на собственную смерть. Лишь бы только почувствовать ее. Лишь бы только оказаться внутри.
Девушка, наконец, стащила с него штаны и, соблазнительно изгибаясь, поднялась выше. Между их лицами было не больше одного дюйма. Черные глаза Сью гипнотизировали его, сводили с ума. Он просто тонул в них, ощущая теплое и нежное дыхание, чувствуя, как девушка медленно трется об него, и в ней пробуждается страсть.
— Тебе понравится, поверь мне, — улыбнулась она.
Рэму уже нравилось. Он предвкушал тот момент, который вот-вот должен был случиться. Он любовался тем, как изгибается ее тело, он наслаждался, слушая, как сбивается ее сладкое дыхание. Единственное, о чем он сейчас жалел, это о том, что не может пошевелиться. Ему так хотелось обнять девушку, коснуться языком ее напрягшихся сосков.
Сью, пристально глядя ему в глаза, скользнула рукой между ног. Адова канитель, сколько в ее взоре сосредоточенной страсти! Рэм ахнул, почувствовав жар ее тела. А девушка коротко вздохнула, принимая его в себя, и улыбнулась.
— Так непривычно не задавать вопросы, — сказала Сью. Закусив нижнюю губу, она принялась медленно двигать бедрами.
Каждое ее движение наполняло Консворта безумным восторгом. Ничего более приятного он никогда прежде не испытывал. Скорее всего, это и было действие токсина, но сейчас он об этом, конечно, не думал. Сейчас ему хотелось раствориться в ней, стать ею. Любить ее всегда, вечно. И никогда не останавливаться.
— Редко… когда я… получаю… такое удовольствие… — сбивающимся голосом сказала Сью. Лицо ее раскраснелось, взгляд затуманился. — Работа… убивает все…
Дыхание девушки участилось, она легла ему на грудь, ускоряя свои движения, и сладко застонала. Рэм вдруг почувствовал, как сила вернулась к нему. Как дернулась рука, коснувшись ее бедра. В следующий миг он уже обнимал Сью, стремясь ей навстречу.
— Да… Да… ты молодец, — повторяла обезумевшая Сью и двигалась все быстрее, все сильнее. Рэм вспыхнул и перекатился, перевернув девушку на спину.
На миг он остановился, глядя ей в глаза. Коснулся пальцами пухлых губ, погладил по бархатистой щеке, на которой уже начал наливаться синевой след от удара. Провел рукой по волосам, по плечу, по груди. Сью улыбнулась, закусила губу.
— Давай… — шепнула она.
Рэм овладел ею. Нежно, но сильно, со всей страстью. Слушая ее стоны, ощущая ее тело, он рвался вперед, стараясь проникнуть еще глубже, попытаться хотя бы на миг стать ее частью, стать ею. Обвившая его руками Сью царапала ему спину и сходила с ума от наслаждения, а Рэм с каждым движением все ближе и ближе приближался к звенящей пустоте, и когда они кончили, одновременно, бурно, содрогаясь всем телом, то Консворт без сил рухнул на девушку и растворился в темноте небытия с победной улыбкой.
Последней мыслью было сожаление, что он так и не увидит глаза Майзера при аресте. Да и ареста, увы, уже не будет.
Церат Малкон
Шестнадцатый день
Этого мира словно и не существовало. Он шумел где-то на периферии сознания, целиком и полностью занятого тяжелыми мыслями. Все эти торжественные шеренги Рыцарей Гнева на аллеях, все эти облепившие ворота журналисты, весь этот проклятый, ненавистный Императорский сад были для прибывшего на Приму Церата Малкона ничем. Пустым местом. Жирными мухами, облепившими кусок дерьма.
Раздор потерян. Двадцать лет жизни пошли псу под хвост. От былого богатства и могущества остался пшик. Он разорен. Разорен и уничтожен. Почти все его родственники мертвы, а у него нет даже возможности знать об истинном положении вещей. Все попытки выяснить правду разбились о вежливое равнодушие офицеров связи. Скорпы упрямо молчали на все его запросы.
