— Забери все, что может пригодиться, — сказал Прабир, — и беги.
Когда он услышал звук прокалываемой ампулы и почувствовал первые холодные касания жидкости в венах, то увидел море сверху. Мадхузре, с развевающимися на ветру волосами, откинулась назад и перерезала веревку. Она освободилась и умчалась прочь, оставив позади горящую лодку.
Мадхузре перегнулась через край лодки и ее вырвало в воду. Зубы не прекращали стучать.
— Мне так жаль, bhai[33], мне так жаль. Я все испортила. Я все потеряла.
Она снова проверила, но Прабир все еще дышал. После шести доз.
Она воткнула последний флакон в катетер. Это невозможно. Его мозг должен быть затоплен ядом, все ткани должны быть отравлены. Ничто не позволило бы так быстро вывести все это из организма.
Она надавила на поршень шприца, откинулась, не вставая с корточек и вцепившись себе в волосы.
— Мне жаль, мне так жаль.
Она вытерла слизь с лица об плечо. Она не должна касаться себя перчатками.
Она ждала, что-то бормоча про себя и стараясь не плакать. Она будет оплакивать его позже, когда выполнит все, что он хотел.
Она начала всхлипывать.
— Зачем ты поехал за мной? Зачем приехал сюда? Ты, тупой ублюдок! Это я должна была оправиться на остров. Это должно было случиться со мной.
Она наклонилась и прикоснулась к участку кожи на шее, которая все еще оставалась человеческой. Даже сквозь перчатки чувствовалась ее обычная мягкость. Она поднесла руку к его ноздрям и почувствовала, как тонкая пленка полимера на кончиках пальцев подрагивает.
Ничего из того, что она вводила, не убьет его. И, даже если это не так, она не должна сидеть здесь, пробуя яды, доза за дозой, пока оно не переработает транквилизатор настолько, что Прабир очнется, корчась в агонии от того, чем она его накачала.
Он не мог находиться в сознании, у него не могло быть никаких чувств. Он был в глубочайшей коме. Она попыталась отогнуть ему веко, но то словно примерзло. Она отвернулась, чувствуя, как комок в горле не дает дышать.
— Я не могу! Я не могу сделать это!
Она смотрела на море, глубоко дыша и пытаясь успокоиться, чтобы все закончить. Тот, кто может быть переживет метаморфоз, уже не будет ее братом. И, что еще хуже, он не будет кем-то, кем хотел бы быть. Когда она поняла это со всей ясностью, то почти собралась последовать за ним. Он не должен проходить через это в одиночку. Она введет себе его кровь и они изменятся вместе. Но потом она поняла, что даже если сейчас готова сделать это, то позже пойдет на попятную. Не исключено, конечно, что ген даст своему носителю преимущества, которые могут оказаться стоящими того, но она не готова была поставить на кон свою душу в чьей-то карточной игре, как бы не старалась обмануть себя.
Ни свою, ни Прабира.
Она повернулась, не глядя на него и взяла одну из канистр. Сняла крышку и выбросила ее в море.
— Хорошо, хорошо. Он не ничего почувствует.
Она присела. На нем все еще был спасательный жилет; она не могла смириться с тем, что горящий пластик будет липнуть на его тело, пусть даже лодка сделана из него же. Она расстегнула ремни и сняла жилет.
— Хорошо. Теперь сюда. — Она налила горючее ему на грудь.
В местах, где оно попало на панцирь, мгновенно вздулись волдыри, плюясь облачками пара. Мадхузре попятилась назад, рыдая от горя.
— Прости меня! Прости! — Она рухнула на колени у ног Прабира, обхватив голову руками. — Я не могу сделать это! Я облажалась!
Она с силой надавила ладонями на глаза, потом начала бить себя по лбу.
Она подождала, пока лицо онемеет. Всего пару минут, чтобы все закончить. Она бормотала себе под нос: «Ты останешься у меня в голове. Ты останешься в моей памяти».
Этого было мало.
Но больше, чем ген оставил бы от него.
Она открыла глаза и устало поднялась.
— Хорошо. Мы сделаем это вместе.
Она посмотрела вниз. Его лицо все еще можно было разглядеть под бляшками. На месте, куда попало топливо, вздулся пузырь, полный серой жидкости, но без крови. Без Прабира. Она не могла поверить, что он вообще не чувствует боли.
— Зачем ты забираешь его? Что тебе от нас надо?
Совершенно ничего. Ген не выбирал цели для кого бы то ни было, не выбирал судьбу. Ни путь, ни пункт назначения. Ему не нужно было ничего, кроме самого себя. Как можно больше себя.
Ему не нужен Прабир.
Ее борьба пошла по ложному пути.
Она перевернула тело Прабира и осмотрела спину. Должен быть еще один пузырь, или пустула, пусть и крошечная, в том месте, куда топливо не попало. Ничто не совершенно, ничто. Какая-то небольшая часть зараженных клеток должна была совершить ошибку, которая позволила бы телу вытолкнуть их на поверхность в надежде избавиться от них.
Почему ген Сан-Паулу не вывелся в виде вируса? Потому что геном вируса слишком отличается, чтобы показаться близкородственным любому из носителей; потребовались бы слишком кардинальные изменения. Ген считал, что проиграет, покинув тело; считал, что в этом случае он погибнет. Все, что ей нужно было — это доказать обратное, но так, чтобы не дать ему возможности распространиться.
Вот. Маленький нарыв на кусочке обычной кожи.
Мадхузре повернулась, перелезла в переднюю лодку и взяла новый шприц и колбу для разведения культур и вернулась назад. Присев, она воткнула иголку в волдырь и набрала несколько миллилитров серой жидкости. Затем выдавила ее в колбу, и, опять перебравшись в переднюю лодку, заполнила колбу питательной средой.
— Если научитесь выбираться на поверхность, я дам вам, все, что вы хотите. Всего пара правильных мутаций и вы сможете покрыть поверхность, как гной. Мой брат сделает все за вас: вам просто нужно сдаться. Я дам вам то, о чем вы мечтали, но намного больше.
Какая часть его тела сейчас принадлежит вам? Пять процентов? Три или четыре килограмма? У нее имелось достаточно материала, чтобы поддерживать такой же вес у выращенной культуры в течение, примерно, половины дня. Достаточно, чтобы отвлечь и сдерживать ген.
Если бы он оказался всеведущим, она никогда не смогла бы победить: он смотрел бы дальше приманки и продолжал бы перепрограммировать тело, исходя из возможности получить больший прирост воспроизводства в долгосрочной перспективе. Но любое потомство произведенное таким образом будет все еще лишь сотнями поколений клеток, далеким пиком в пустынном ландшафте вымирания. Ген должен видеть достаточно далеко вперед, чтобы понимать, что взрывное деление соматических клеток приведет к смерти носителя. Но когда она предложит ему путь в защищенную среду, где он может питаться и размножаться, клетка за клеткой, на ландшафте возможностей появится новая деталь рельефа. Новая вершина, не такая высокая, но значительно более близкая.
