У Людмилы не все ладилось со стабильностью температурного режима, и Кирилл предложил свою помощь. Вместе они творили чудеса. Заросший густой вьющейся щетиной и такой же полукруглой черной бородой, полуглухой и полуслепой, он был прирожденным ученым, не вдруг ударившимся в науку о жизни, как это часто бывает со многими. Он изучал ее проявления при каждом удобном случае и всегда готов был помочь другому. Его влекла биохимия. Цикл Кребса он знал в таких подробностях, что порой возникало недоумение: как все эти цитохромы и сукцинатдегидрогеназы можно запомнить?!
- Давай помогу...
Люси отдала Кириллу реторту с питательной средой и припала глазами к объективу микроскопа.
- Давай мне, - предложила Анечка, забирая реторту у Кирилла.
Словно сестра милосердия, наделенная обостренным чутьем, она всегда появлялась там, где требовалась помощь. И было совершенно не важно, как это у нее получалось. Важно то, что она была всем нужна. Как этот белоголовый ясноглазый ангел к нам попал, я понятия не имел. Чем она у нас занималась - тоже не знал. Есть и есть, и - прекрасно!
- Еще пять секунд, и я буду готова.
- Этот тумблер всегда должен быть включен, - сказал Кирилл, почти вплотную приблизившись своими очками к регуляторному щитку термостата.
- Ой, да?!
- Ничего страшного. Я тоже всегда забываю.
Никто никого не торопил. За несколько лет совместной работы мы успели высказаться насчет того, что думали друг о друге, и теперь все работали почти молча, как автоматы, старательно стремясь помочь тому, у кого что-то не ладилось.
- Мне темно, - сказала Люси, - дайте света.
Она все еще возилась с пипетками, разливая микродозы посевного материала в пробирки. Света здесь, как и в любом подвальном помещении, было мало. О солнечном зайчике на стене можно было только мечтать. Когда пришел Петрович, наш банщик, за своей традиционной порцией спирта, Шут навалился на него широкой борцовской грудью и просто вытолкал за дверь.
- Ты мог бы ему сказать... - проговорила Люси, но Шут оправдался:
- Извини, я этого не хотел, правда.
- Не всегда делаешь то, что хочешь, - сказала Ната, - такое бывает.
Запах кварцевой лампы неприятно щекотал ноздри, а мечты о глотке свежего воздуха казались несбыточными. На время эксперимента мы были заточены здесь, как подводники на субмарине. А вместо перископа информацию о внешнем мире черпали из обычного радио-брехунца. У нас, естественно, не было генома секвойи и мы заменили его гомогенатом клеточных ядер сосны, смешанными с ядрами какой-то черепахи, живущей не меньше ста пятидесяти лет. Так утверждал сторож зоопарка, у которого мы ее купили за немалые по тем временам деньги. Сейчас это копейки.
- А где наша Аня?
- Я здесь.
Не было с нами только Ушкова. Он вскоре пропал. Мы решительно не могли без него работать. У него были свои взгляды не только на жизнь, но и на нашу затею. Он был против ее воплощения.
- Слав, ты только вообрази, как мы продвинем вперед науку и дадим человеку надежду на долгую и счастливую жизнь, - убеждал его Шут.
- Вы не представляете, что собираетесь сделать...
Он был категоричен и неумолим. Валерочка тоже был на его стороне.
- Мы смешаем ежа, ужа и жирафа, мы вырастим соленые огурцы на грядке и булочки на деревьях, - улыбаясь, сказала Ната.
- Это не смешно, в этом я не участвую.
Он ушел, не прощаясь, и нам ничего не оставалось, как начинать без него.
- Мне тоже нужно бежать, - сообщил Валерочка.
И выскочил вслед за Ушковым.
- Два сапога, - Ната недоуменно посмотрела ему вслед.
Инна только пожала плечами. Иногда она даже защищала Валеру, мол, он хоть и мелочен и никчемен, но старателен и усерден, и еще неизвестно что из него завтра получится.
- И не надейся, - сказал Васька Тамаров, - все что надо, из него уже получилось.
- Кому надо-то?! - спросила Ната.
- Никому...
Прошло еще добрых два часа, прежде чем мы начали. Все шло своим чередом, иногда тишину нарушал чей-либо вопрос.
- Слыхали, - просветил всех Юра, - в Японии создан приборчик, который лечит человека воздействием лазерного луча на биоактивные точки кожи, уколом. На расстоянии, дистанционно.
- Лечить на расстоянии, - сказал Шут, - все равно что заниматься сексом по телефону.
- Да, но можно лечить, а можно и...- задумчиво произнес Юра.
- Можно что? - спрашивает Лена.
- Да, - произношу я, - легко...
Я не знаю, чем бы здесь занималась Тина, появись она среди нас. Не знаю... Она же в этих генах ни капельки не смыслила!
В конце октября выпал первый снег. Его нельзя было разглядеть из больших светлых окон, которых никогда не было в нашем подвале - мы могли об этом только слышать из динамика, никогда здесь не умолкавшего и ставшего свидетелем наших побед и поражений.
«... девять часов тридцать минут».
Как раз в эти самые минуты двадцать восьмого октября, в половине десятого утра, и родилась новая эра. Только я один мог это знать. Я и Юра, который произнес, наконец, свое долгожданное:
- Есть...
Сначала это был неуверенный шепот. Но я знал, что этот шепот теперь прогремит не тише залпа сотен орудий.
- Зафиксируй его! - торопливо подсказал Стас.
- Готово!..
- Ура! - крикнула Ната и стала прыгать и хлопать в ладоши.
Стас не сводил с нее влюбленного взгляда. Я тоже любовался ее ловкостью и веселостью.
Затем в наступившей тишине слышалось бульканье сточных вод.
- Ух ты!..
Одного этого восклицания Юры, смотревшего в окуляр своего микроскопа, было достаточно, чтобы все мы, как идущие в атаку, начали орать. Рев стоял колом: мы вопили, визжали, свистели и прыгали, плясали и плакали... Как дикари. Так продолжалось до тех пор, пока хватало крика в глотках и сил в телах.
- Ну что тут такого? - сказал Валерочка.
Никто даже не посмотрел в его сторону.
Отдышавшись, мы выбрались из обветшалых кресел, сбились в кучу и поочередно заглядывали в микроскоп. Каждый хотел видеть это зеленоватозолотистоглазое сияние надежды. Я - тоже.
- Покажите и мне, - просила Анечка, теснясь среди нас, словно мы запрещали ей это видеть.
Я дождался, когда все удовлетворили свое любопытство и теперь были заняты обсуждением увиденного. Затем помог пальцам Аниной правой руки найти микровинт, который они, беспомощно щупая воздух, искали, и дал ей возможность насмотреться. Когда и она оторвала глаза от бинокуляра и встала, я, наконец, уселся на табурет...
- Скажи что-нибудь, - попросил я Аню, устраиваясь поудобней, - тебе понравились клеточки?
- У вас такие сильные и уверенные пальцы, - тихо произнесла Аня.
Припав глазами к бинокуляру, я первое время ничего не видел, поскольку мысли были заняты словами Ани. Но я не оторвал взгляда от микроскопа, чтобы заглянуть ей в глаза, а наслаждался лучистым сиянием клеточек так, как наслаждаются чудом. И был уверен, что таким же божественным светом сияют и ее глаза. Когда же, наконец, я оторвался от микроскопа и повернул голову, чтобы заглянуть в ее глаза, они были закрыты. Она сидела на соседнем табурете, совсем рядом, и лицо ее украшала улыбка невероятного блаженства.
- Ань, - прошептал я, чтобы не дать слететь с лица этой улыбке, - ну как?
- А, - сказала она, не закрывая рта и не открывая глаз, - что?..
Мне пришлось поддержать ее за руку, чтобы она не сползла с табурета.
Итак, наши клеточки, наши милые клеточки, для которых мы создали трудные, я бы назвал их суровыми, но и плодотворные условия существования, захватили - захватили-таки! - куски чужеродных генов и дали плодородные всходы, победив в себе всякое отвращение, всякое неприятие, всякую осторожность в окружении абсолютно враждебного скопища обломков ДНК черепахи, какой-то сосны и бабочки-однодневки.
Клетки светились в поле микроскопа, светились и, значит, жили, сияя на весь мир!
- Жаль, что Жора так и не увидел этого северного сияния, - сказала Эля.
- Ничего страшного, - усмехнулся Шут, - мы пошлем ему снимки.
- Кто такой Жора? - спросила Аня.
- Потом расскажу, - пообещал я.
Все проблемы были тут же забыты, наступило всеобщее ликование. Это был праздник с парадом наших побед. Решено было праздновать в сауне.
- Я с вами, - без всякой уверенности в голосе произнесла Аня.
Она стояла и смотрела на меня глазами Мальвины, и всем было ясно, что если я скажу «нет», она тотчас расплачется. Разве я мог тогда представить себе, что наша Анечка, этот милый ребенок, перевернет мою жизнь.
- Нет, Анечка, - сказал я, - нет. У тебя же сегодня танцы.
Она не расплакалась.
- А Тину, Тину вы взяли с собой в сауну? - спрашивает Лена.
Да не знал я тогда никакой Тины! Я же тебе уже говорил!
- А как же, - сказал я, - как же без Тины?
Не хватало нам в сауне только Тины!
