увидел ещё когда спешил на операцию.
От строк, выведенных на желтоватой бумаге корявым почерком, Гарри Коулмана слегка пошатнуло. Крепкие, аккуратные руки едва не выронили горячий стакан. Нет, Приказ не отличался особенным ужесточением режима — всё было вполне в духе Правительства. Он бы даже назвал Приказ рациональным, если бы его содержание не относилось к работе Гарри.
«Лица, имеющие медицинское заключение о перенесении особо заразных, тяжёлых или неизлечимых заболеваний, а также заболеваний, лишающих индивида трудоспособности, подлежат выселению без судебных церемоний».
К чёрту. Гарри несколько раз моргнул, после зажмурился и отошёл от злополучного стенда, дрожащими руками поднося к губам стакан кофе.
Слишком много на его, пусть и не самом долгом, веку вышло подобных приказов. Представлять, что будет выходить ещё больше, Гарри уже не мог. Не хотел.
А ведь когда-то он мог предотвратить это… Правда ведь мог?
Вновь мозг переключился на мысли, практически постоянно бывшие в голове Гарри и практически постоянно в течение долгих 4 лет забивавшие гвозди в крышку его гроба самокопания.
Через невнятно промелькнувшие несколько минут, за которые он успел выкинуть стаканчик, ради отвлечения переброситься парой слов с коллегами и успокоиться, Гарри стоял в кабинете главврача, ожидая момента, когда кто-то из них первым начнёт разговор. Сидящий за столом полуседой мужчина пару минут молча смотрел на хирурга. После достал из ящичка ампулу с белым веществом, пару стерильных шприцов и жгут.
Гарри тяжело взглянул на главврача. Взял шприц, вынул из кармана заранее заготовленную бутылочку с водой для инъекций. Когда он аккуратно взял и надел иглу на носик шприца, главврач томительно, но спешно, сняв очки, закрыл глаза ладонью.
Умелые руки хирурга по призванию сумели так же качественно, как и быстро, растворить нужную дозу белого порошка. Гарри щелчком пальца сбил пузырьки воздуха и выпустил их из шприца. Перевёл взгляд на главврача, который, не в силах подавить страх, пытался смотреть куда-то в пол.
Гарри тихо вздохнул и подошёл к главврачу, разжалованному до пациента. Бережно разогнул поданную мягкую руку. Смочил ватку спиртом и протёр ею локтевой сгиб. Затянул жгут.
Намётанный глаз видел вены без дополнительных манипуляций. Гарри поднёс шприц к руке главврача. Взглянул на его отвернувшееся лицо и зажмуренные глаза. Старик пытался подавить свой страх перед иглой, но фобия брала позиции. Как он умудрился занять такой высокий пост, боясь уколов? Гарри хотел задать этот вопрос ещё когда делал ему инъекцию в первый раз.
Игла мягко вошла под кожу и попала в вену. Пациент едва не дрожал. Гарри, ослабив жгут, начал медленно вводить содержимое шприца. Через пару минут старик уже почти успокоился и, глубоко вдохнув, взглянул на хирурга.
— Ты видел сегодняшний приказ?
— Да.
Главврач уже несколько лет был сильно болен. Для того, чтобы хотя бы ненадолго продлить свой срок, он просил близкого товарища, коим был хирург, делать ему инъекции.
Гарри вынул иглу из вены и, прижав ваткой, согнул пациенту руку. Кажется, главврач выдохнул только после этого момента. Свободной рукой он положил на стол запечатанный конверт, который Гарри, кивнув, опустил во внутренний карман.
— Смотритель, который вешал приказ, принёс мне формы. На себя я уже заполнил, — тихий голос главврача, обречённого одним из первых попасть под действие нового приказа, пробрал Гарри до мурашек.
— Уколов больше не нужно, — старик продолжал. — Поставь только свою подпись, — он подвинул к хирургу форму нового образца. Гарри значился лечащим врачом своего начальника, поэтому для завершения процедуры была необходима его подпись.
Гарри смотрел на главврача. Тот кивнул с тем взглядом, которым смотрит висящий на краю пропасти на того, кто держит его за руку. Со взглядом, позволявшим наконец разжать эту руку.
— Я сделал тебя своим преемником. Ты всё ещё сможешь оперировать, если захочешь, — теперь главврач будто извинялся за то, что заставлял Гарри сделать этот слишком тяжёлый шаг.
Подписав документ, Гарри в последний раз пожал руку своему начальнику и вылетел из кабинета.
***
По пути домой Гарри купил овощей. Немногие в Куполе могли позволить себе питаться органической пищей, выращенной за громадные средства и требующей огромную долю вырабатываемого электричества. Тем не менее доход хирурга, который теперь обещал только вырасти, давал ему и его небольшой семье такую возможность.
Семья. Можно ли было считать её таковой?
4 года. 4 года назад Джерри Райан ушёл, оставив жену и сына на попечении Гарри. Он сам согласился на это. Семья Джерри была семьёй и для него. Но, наверное, он не до конца подозревал, сколько проблем оставит ему Джерри вместе с Элис и маленьким, похожим на отца рыжеволосым Конлеем.
Джерри предлагал уйти всем вместе. Всем вместе умереть под солнцем. Ему, казалось, не было жалко жены и сына, жизнь которого только начиналась. Иногда Гарри думал, что Джерри вообще не был способен жалеть кого-то, включая себя.
Но даже этот поступок ревностного революционера был парадоксальным. Может он, как и обычно, не пожалел родных, именно оставив их жить в Куполе?
В таком случае вина уже была на плечах Гарри, выбравшего жизнь. Сейчас ему оставалось пожинать плоды своего выбора.
Молодая, невинная Элис, планы которой на светлое будущее пошли крахом после встречи с Джерри, революционером с пламенным сердцем, которое ради цели без разбора жгло всё на своём пути. Она не вынесла ухода мужа и начала употреблять.
Справляться со всем, что происходило, было тяжело. А людям свойственно питаться иллюзиями облегчения собственных проблем.
Гарри не мог удержать Элис. Смотреть на неё, спокойную под действием марихуаны, который он весьма удобно доставал через главного врача, было куда легче, чем на неё, страдающую и ломающую руки.
Поначалу он винил себя за это. Но марихуана часто использовалась в Куполе для лечения депрессивных расстройств, поэтому со временем врач начал воспринимать Элис как очередного пациента.
— Я дома!
Гарри, отперев дверь квартиры ключом, ожидал увидеть на пороге огненно-рыжие волосы Конлея, бегущего встречать отчима.
В квартире лежала абсолютная тишина.
Через минуту на пол спальни из внезапно ослабевших рук упал пакет с овощами.
Огненно-рыжие волосы Конлея Гарри увидел за мгновение до того, как его глаза приметили знакомый оттенок неестественно побледневшей кожи полулежащего в кресле тела Элис.
На её лице уже давно навсегда застыло отчаяние. Смерть лишь придала ему законченное выражение.
Увидев отчима, спокойно сидящий возле кресла семилетний Конлей подошёл и взял его за руку.
— Он в камере для допросов, командир.
— Спасибо. Я поговорю с ним.
Их оставляли в живых. Почему выселение отложили? Это настораживало. Теперь ещё и допрос. Конлей
