– Я… я не знаю… это так неожиданно…
Он подождал и спросил:
– Глэдис, скажите по правде, как вам живется с Сантириксом?
Она недоуменно посмотрела на него, как бы не понимая причины смены разговора, но потом до нее дошло.
– Мы хорошо живем.
– Вы счастливы?
– Я… не несчастлива.
– Я что-то не слышу экстаза.
– Долго ли может существовать экстаз, даже если он был бы?
– Вы предполагаете когда-нибудь иметь детей?
– Да.
– Планируете изменить брачный статус?
Она твердо покачала головой.
– Пока нет.
– В таком случае, моя дорогая Глэдис, если вы хотите совета от довольно скучного человека, чувствующего себя до отвращения старым, откажитесь от приглашения. Я помню то немногое, что вы рассказали мне после отъезда Бейли с Авроры, и, сказать по правде, вывел из этого куда больше, чем вы, вероятно, думаете. Если вы увидите его, вы можете испытать разочарование после своих ярких воспоминаний, а то и хуже – разрыв хрупкого удовлетворения, и вы его не почините.
Глэдис, смутно думавшая именно так, решила, что такое предположение, как только оно выразилось в словах, следует отбросить.
– Нет, Хэн, я должна его увидеть. Но я боюсь ехать одна. Вы поедете со мной?
Фастальф слегка улыбнулся.
– Меня не приглашали, Глэдис. Да и в любом случае я вынужден был бы отказаться. В Совете будет важное голосование; это государственное дело, и я не могу отсутствовать.
– Бедный Хэн!
– Да уж, действительно, бедный Хэн! Но вы не можете ехать одна. Насколько мне кажется, вы не пилот.
– О, но я думала, меня отвезут…
– На коммерческом транспорте? – Фастальф покачал головой. – Абсолютно неприемлемо. Если вы воспользуетесь коммерческим транспортом, это значит, вы открыто посещаете земной корабль на орбите, а для этого потребуется специальное разрешение, и на это уйдет не одна неделя. Если вы не хотите ехать, Глэдис, вам не придется мотивировать ваш отказ нежеланием видеть Бейли: бумажная волокита займет много времени, а Бейли, конечно, не может ждать так долго.
– Но я ОЧЕНЬ хочу видеть его, – решительно возразила Глэдис.
– В таком случае можете взять мой личный космический корабль и возьмете с собой Дэниела. Он прекрасно управляет им и, так же, как и вы, будет рад повидать Бейли. О путешествии мы никому не сообщим.
– Но вы можете влезть в неприятности, Хэн.
– Будем надеяться, что никто не узнает или сделают вид, что не узнали, а если кто-нибудь и поднимет шум, я все улажу.
Глэдис задумчиво опустила голову.
– Простите меня, Хэн, что я так эгоистична и могу навлечь на вас неприятности, но я хочу поехать.
– Ну и поезжайте.
6
Корабль был маленьким, меньше, чем предполагала Глэдис, вообще-то удобный, но в некоторых отношениях пугающий. Он был слишком мал, чтобы иметь аппараты псевдогравитации, и ощущение невесомости некоторое время побуждало Глэдис к забавной гимнастике и постоянно напоминало, что она находится в ненормальном окружении.
Она была космониткой. Все пять миллионов космонитов, живущие на пятидесяти мирах, гордились этим названием. Но многие ли из называющих себя космонитами и в самом деле были космическими путешественниками?
Очень немногие. Процентов восемьдесят никогда не покидали мир своего рождения, да и из оставшихся двадцати процентов вряд ли кто-нибудь проходил через космос более двух-трех раз. Какая она космонитка, угрюмо думала Глэдис. Всего один раз она прошла через космос – с Солярии на Аврору семь лет назад. Теперь она летит на маленькой космической яхте всего лишь за пределы атмосферы, на какие-нибудь сто тысяч километров, с особой – нет, даже не с особой – с компаньоном.
Она быстро взглянула на Дэниела, сидящего в маленькой пилотской кабине. Она еще никогда не была нигде всего лишь с одним роботом. На Солярии в ее распоряжении всегда были сотни и тысячи, на Авроре – десятки.
А здесь всего один.
– Дэниел?
– Да, мадам Глэдис? – он не отводил глаз от управления.
– Ты рад, что снова увидишь Илию Бейли.
– Не знаю, мадам Глэдис, как лучше описать мое внутреннее состояние. Наверное, оно аналогично тому, что люди описали бы как радостное.
– Но что-то ты чувствуешь?
– Я чувствую, словно я могу принимать решение быстрее обычного; мои ответы приходят легче; движения требуют меньше энергии. Я мог бы назвать это чувством благополучия.
– А если бы я сказала, что хочу видеть его одна?
– Так и было бы сделано.
– Даже если бы это означало, что ты не увидишь его?
– Да, мадам.
– Но это тебя разочарует? Я хочу сказать, у тебя будет ощущение, противоположное благополучию?
– Нет, мадам. Я буду чувствовать благополучие, исполняя ваши приказы.
– Твое приятное ощущение – это Третий Закон, выполнение моих приказов – Второй Закон, и Второй Закон имеет предпочтение, не так ли?
– Да, мадам.
Глэдис сама удивлялась своему любопытству. Ей никогда не приходило в голову спрашивать о таких вещах обычного робота. Робот – машина. Но она никогда не могла думать о Дэниеле как о машине, так же, как пять лет назад не могла считать машиной Джандера. Но с Джандером это был только взрыв страсти, который исчез вместе с ним. При всем сходстве с Джандером, Дэниел не мог бы зажечь пепел. Тут была область интеллектуального любопытства.
– А тебе неприятно быть так связанным Законами?
– Я не представляю себе ничего иного, мадам.
– Я всю жизнь была связана с гравитацией, даже во время моего первого путешествия на космическом корабле, но я могла представить себя не связанной ею. И здесь я и в самом деле не связана.
– И вас это радует, мадам?
– В каком-то смысле – да.
– Это не доставляет вам неудобств?
– Ну, в каком-то смысле и это тоже.
– Иногда, мадам, когда я думаю, что человек не связан законами, это причиняет мне неудобство.
– Почему, Дэниел? Ты когда-нибудь пытался продумать до конца, почему мысль об отсутствии Законов дает тебе чувство неудобства.
Дэниел помолчал и сказал:
– Пытаюсь, мадам, но, думаю, что стал задумываться о таких вещах только после моего краткого сотрудничества с партнером Илией. Он имел манеру…
– Да, я знаю. Он размышлял обо всем. Его неугомонность тянула его задавать вопросы всегда и во всех направлениях.
– Похоже, что так. И я пытаюсь подражать ему и задаю вопросы. И я спрашиваю себя, на что похоже отсутствие Законов, и обнаруживаю, что не могу себе этого представить, разве что это похоже на человека, и это заставляет меня ощущать неловкость. И я спрашиваю себя, как вы спросили меня, почему у меня такое ощущение?
