Нас было пятеро: дядя Жулиан, Адамец, управляющий Яворком (так называлось дядино поместье), Мамила, моя скромная особа и работник Лойза — полуидиот, от которого проку чуть.
Первая ночь… Июльские звезды не то изумленно, не то враждебно взирали с бездонного неба на нашу адскую кухню. Мы возились у серого колосса, надеясь вырвать его тайну…
Зловонный состав. — «Яйцо-то крутое» — «Еще один компресс».
Удивительная погода установилась в то время, когда мы единоборствовали с материей неземного происхождения! Днем страшные грозы с ливнями, по ночам — неожиданное прояснение, быстрое и полное.
Химик пробовал все новые кислоты. Днем он накладывал на оболочку яйца разъедающие составы, словно то была воспаленная ранка, которую он лечил компрессами.
Ему удалось составить какую-то убийственно зловонную жидкость. Смочив тампон этим составом, он вложил его в ямку и плотно залепил. Днем вновь поднялась страшная буря. Молнией срезало верхушку тополя в аллее, ведущей к усадьбе.
К десяти часам вечера небо очистилось от туч разом, точно по волшебству. Мы невольно подумали: а что, если эти небесные знамения как-то связаны с нашей работой? Но никто не решился высказать этого вслух.
Беззвучно падали звезды, на западе вспыхивали сполохи. Где-то вдали глухо рокотал гром, словно Вселенная возмущалась нашей дерзостью. Химик дрожащими руками снял «компресс». Вынули тампон, и нашему взору открылось углубление величиной примерно с кулак. Адский состав действовал! В ту ночь мы испытывали только химические средства.
Под облаками невыносимой вони ямка углублялась. Поработав еще час с зажатыми носами, мы сочли ее достаточно глубокой пожалуй, из нее уже могла бы вылиться божественная жидкость.
И тут я впервые высказал свое сомнение в успехе.
— Не повезло нам, — сказал я, повернувшись по ветру, чтобы дядя расслышал. — Боюсь, что…
— …что просверлим «спасителя» насквозь?
Дядюшка метнул на меня такой взгляд, словно выстрелил парой зеленых от злости петард.
— Да нет! Просто мне кажется, что оболочка дойдет до самой середины… Яичко-то, по-моему, крутое…
— Сопляк!
Кровь бросилась дяде в лицо, словно его поставили вверх ногами, и он погрозил звездам своим зонтиком.
— По-твоему, зря молнии бьют в мои тополя? Да пусть… да пусть ни одного из них не останется, пусть этих заказанных молний будет больше, чем черепиц на моей крыше, — все равно не уступлю!
И, подняв лицо к небу, он вызывающе захохотал. С той поры, как космическое яйцо упало на его луга, дядюшка неузнаваемо изменился. Если прежде скупость его была трусливой, то теперь она стала нетерпеливой, обидчивой и буйной до фанфаронства.
На западе опять загромыхало — протяжно и грозно.
— Слышишь? — Дядя с яростью обернулся в ту сторону. — Кто это? Кто мне грозит? Кто там бунтует против меня? Может, кому-то там, наверху, все это дело не нравится? Может, молнией ударит в мой дом? А я и хочу этого! Смотри, ночь чиста, как родник, звезды смотрят нам на руки, пожалуй, любопытства в них больше, чем злости!
— Ну-с, еще один компрессик… — глухо, в нос, прошептал химик. — Да уж, доложу вам, пан Жулиан, мой состав поядовитей, чем серная кислота для желудка…
— Десять компрессов! — разгорячился дядя. — Тысячу! У меня хватит средств, чтобы продолбить яйцо насквозь! Я могу себе это позволить!..
Ураган на десятый день. — «Коза на крыше!» — Гончая Боккаччо. — «Вперед, улитка»!
Это случилось на десятые сутки. Обезумевшее солнце палило до полудня, потом все вокруг разом пожелтело в каком-то мертвенном полусвете. Небо стало зелено-оранжевым, тучи будто занедужили желтухой. Поднялся вихрь — и началось!
Такого никто не упомнит. Белье, перины, домашняя птица, занавески, дранки, сено, водосточные трубы, флюгеры, черепица — все закружилось, перемешалось в воздухе, словно сам сатана правил здесь свой бал. Труба на людской обвалилась, а чья-то коза очутилась на крыше, между двух слуховых окошек. Ураган распахнул окна и дверь, ворвался в лабораторию химика и смел всю его аппаратуру и препараты в угол, превратив их в груду битого стекла.
— Если я это переживу, то наше дело в шляпе, — упрямо твердил дядя. — По тому, как разбушевалась стихия, я догадываюсь, что мы близки к цели! Нынче ночью… А, дьявол!
Он не договорил: раздался треск, окно на секунду что-то заслонило, и вот, пробив стекло, в комнату влетел неизвестный человек. Лохматый, босой, с разбитым носом, с исцарапанными руками и ногами, он брякнулся на ковер прямо к ногам остолбеневшего дядюшки. Придя в себя, незнакомец сел, подпер руками побитый крестец, и его небритая физиономия растянулась в недоуменную ухмылку.
Дядя пулей вылетел из кресла-качалки, в котором сидел.
— Как ты смеешь!.. — оправившись от испуга, гаркнул он на пришельца.
— Прощения просим, вашбродь, — пробормотал бродяга. Подхватило-то меня в аккурат у того круглого камушка, что с кометы свалился… И уцепиться-то не за что, гладкий ведь, как милость господня… А ураган меня — за шиворот, да и швырь сюда, вот я и ворвался без стука…
— А что ты делал у камня? — взъелся на него дядя. — Не видел, что ли, дощечку при дороге, что вход строго-настрого запрещен?
— Видел, да не прочел, вашбродь. Не то чтобы я не умел читать — я гимназию до последнего класса прошел, — лаудо, лайдачим, лайдак. Да у меня из-под носа дощечку-то ветром фук! Я подумал — град сейчас пойдет, ну и побежал под яйцо притулиться, а из него льет, как из дырявой бочки!
— Что-о? — ахнул дядя. — Как это льет? Может, это дождевая вода стекает?…
— Какая там дождевая вода — прямо из камня и бьет, родником! А я со своей суковатой палкой — вроде святого Авраама в пустыне, когда тот прутиком по скале ударил…
— Льет! — взревел дядя, хватаясь за голову. — Из яйца льет, не врешь?
— Чего мне врать? Я напиться хотел, а тут меня ураган подхватил, да так рьяно, что тебе полицейский…
— Подъем! — закричал дядя, мечась от стены к стене. Заткнуть яйцо! Управляющий! Беги за ним, — это адресовалось мне, — а химик и Лойза пусть будут наготове! Тащите бочки, чаны, бездельники, не то все вытечет! Да побыстрее!
Я взглянул в окно на желтую чумную мглу. Ливень, словно застряв в тучах, долго не решался хлынуть — только теперь небо будто прорвало. Это уже не были струи — это были водяные столбы, как при всемирном потопе, казалось, целый океан низринулся с неба!
— Сейчас нельзя, дядюшка, — сказал я. — Подождем немного, пусть пройдет…
— Марш! — завизжал дядя, хватая дождевик с капюшоном. Тащите бочки! Да живее! Живее! Спасайте, что можно!
