— Позор! — послышались возмущенные возгласы. — Куда смотрит полиция?
Подскочили полицейские, ловко стянули ведьму вниз и начали избивать ее резиновыми дубинками.
— Не буду больше! — кричала она.
Не обращая внимания на вопли, полицейские продолжали «вколачивать» ведьму в человеческий вид. Когда они ушли, на тротуаре беспомощно лежала давешняя девица. Ее полноватые губы рассечены, хорошенькое личико исполосовано синими рубцами. Я хотел поднять ее, но девица встала сама и, прихрамывая, поспешно завернула за угол.
— Так ей и надо, — злорадствовали прохожие. — Надолго запомнит.
Вероятно, появляться в общественных местах в своем истинном, первородном образе считалось у нечистой силы неприличным.
Но где же исторические персонажи? Хотя бы один? Как ни вглядывался в прохожих, среди них собрата не нашел. А когда неожиданно столкнулся с таковым, то не обрадовался. Фальшивая, будто наклеенная улыбка, липкие и верткие глаза… «Скользкий тип», — поморщился я. По сравнению с ним его конвоиры — рослые гренадеры выглядели бравыми и симпатичными молодцами.
На другой сравнительно малолюдной улице встретил одноногого с костылем, до того знакомого, будто я дружил с ним в своей прошлой жизни. Но был он без конвоиров. Стало быть, это не реально живший человек, как я, а вымышленный. От его широкой треугольной шляпы, от синего камзола и торчащих за поясом пистолетов веяло разгульной морской романтикой. На плече одноногого сидел попугай. И что-то радостное, давно забытое дрогнуло в моей груди. Это же пират Джон Сильвер! Ожил он здесь, словно шагнул из моего детства и со страниц романа Стивенсона «Остров сокровищ».
Встретив мой восхищенный взгляд, Джон Сильвер удивленно приостановился. Потом, стуча костылем, подошел и с широкой улыбкой спросил:
— Мой читатель?
Я кивнул. Крепыш толкнул меня в плечо и проворчал:
— Не задерживайся. Здесь еще не таких типов увидишь.
Вышли на большую, покрытую гранитной брусчаткой площадь. «Парламент», — светилось над одним из дворцов. Почти в сотне метров от парламента, на другом краю площади, стояло хорошо знакомое сооружение прошлого — собор Парижской богоматери. Над ним зловещим багровым огнем полыхали буквы — «ЦДП». Чуть ниже светилась разъясняющая надпись: «Центр допросов и пыток».
«Веселенькое заведеньице», — поежился я и хотел повернуть на боковую улицу. Но конвоиры, гаденько ухмыляясь, подталкивали меня к страшному собору. «За что?!» — хотел я крикнуть, но из горла вырвался лишь сиплый невнятный звук.
Сердце у меня останавливалось, потом гулко колотилось и снова замирало. Ноги подкосились, словно стали ватными. Гусары подхватили меня под мышки и подвели к дверям собора, где, подмигивая, насмешливо искрились слова: «Добро пожаловать».
Но тут конвоиры вдруг круто свернули в сторону. Уже далеко от собора, на узкой тихой улочке, страх понемногу отпустил меня, разжал свои тиски. Колени дрожали, но шел я уже самостоятельно. По бокам шагали мои конвоиры. Они поглядывали на меня, весело перемигивались и похохатывали.
— Что это вы затеяли? — с раздражением спросил я.
— Мы пошутили, — хихикнул Усач.
— Дурацкая шутка!
— Как умеем, — обиделся Крепыш.
Недовольные друг другом, молча подошли к многоэтажному зданию, над которым светились буквы «ДИП».
«Департамент исторических персонажей», — сообразил я. Конвоиры ввели меня в прохладный вестибюль, потом мы поднялись в лифте и остановились на шестом этаже.
— Мы будем ждать здесь, — сказал Крепыш и впихнул меня в одну из дверей.
Я очутился в маленькой темной прихожей перед тяжелыми бархатными портьерами. Чуть раздвинул их и в щелочку увидел просторный светлый кабинет. На столе кипы бумаг, телефоны, пишущая машинка. Кресло секретарши пустовало.
На столе сидела пушистая белая кошечка и, поглядывая в зеркало, умывалась. Услышав шорох портьер, она вздрогнула и спрыгнула в кресло.
Предварительно кашлянув, я вошел в кабинет. В кресле сидела молодая блондинка с высокой пушистой прической. «Ведьма, — понял я. — Кажется, та самая, которой я вчера нагрубил».
Секретарша встала и подошла ко мне. «Да она прехорошенькая», — улыбнулся я, стараясь при этом не гнать столь привычные для меня в прежней жизни блудливые мысли. В них-то, быть может, сейчас мое спасение…
Я слегка поклонился и с искренним сожалением сказал:
— Извините, мадемуазель. Вчера получилось не очень красиво.
— Что вы, голубчик, — нежным голосом заговорила она. — Не переживайте. Мы же понимаем, что это Алкаш напоил вас. Сами, надеюсь, не пьете?
— Почти, мадемуазель… Простите, как вас?..
— Элизабет, — улыбнулась блондинка. — Зовите просто Элизабет.
— Пьер Гранье, — в свою очередь представился я. — Известный в прошлом писатель-фантаст и немножко композитор.
— Это вранье мы слышали еще вчера, — раздался сзади сиплый бас.
Я обернулся, и сердце у меня зашлось в груди: дракон! Вернее, тот самый толстый тип, в которого я вчера плюнул. Хотя он имел вид респектабельного дельца, вырядившегося в старомодный фрак, но я почему-то не сомневался, что это дракон.
— Наш сотрудник мистер Ванвейден, — представила его Элизабет.
— Не вранье, — собравшись с духом, возразил я. — Говорю правду.
— Это мы сейчас проверим, — голос донесся из угла, в котором до того никого не было.
Среднего роста субъект, одетый в зеленый сюртук, выступил из угла и прошелся по комнате. Походка у него мягкая и вкрадчивая, на круглой физиономии сладко жмурились глаза и шевелились длинные усы. И я чуть не воскликнул: бабушкин кот! Выразительный образ Погорельского. Неужто он?
— Директор нашего департамента, — почтительно шепнула Элизабет. — Аристарх Фалелеич Мурлыкин.
— Вы… из повести Погорельского? — спросил я.
— Ах, ты читал «Лафертовскую маковницу», — приятно удивился Аристарх Фалелеич и чуть не замурлыкал от удовольствия. — Прелестная вещица. Прелестная. Не правда ли?
Посчитав, что запанибратские отношения с непроверенным персонажем неуместны, он нахмурился и властным голосом приказал:
— Введите его!
Мистер Ванвейден грубо втолкнул меня еще в одну неведомо как возникшую дверь. Я споткнулся о порог и упал. «Дурная примета», — неприятно кольнуло в груди. Встал и обнаружил, что нахожусь в огромном светлом зале. Какие-то субъекты в белых халатах вертелись около помигивающей огоньками электронной аппаратуры.
Директор департамента хотел усадить меня за стол — знакомый мне по прежней жизни детектор лжи. Но мистер Ванвейден, скривив красные губы, сказал:
