Перед дверью театрального училища толпились абитуриенты; кто-то из толпы узнал Рамана, вчерашние школьники зашушукались, расступаясь, а спустя квартал его догнала девчонка в юбке столь короткой, что ее запросто можно было считать просто широким поясом:
– Господин Кович… Меня зовут Леата, я с детства мечтала быть актрисой, у меня талант, вы не думайте…
И она тряхнула обширной грудью, зазывающе, как бы демонстрируя истинный размер своего «таланта».
– Задницу прикрой, – сказал Раман, сутулясь больше обычного. – Потаскуха.
Целую минуту девочка не могла перевести дух; Раман наблюдал за сменой выражений на ее лице. Любопытно, если она все-таки поступит в училище. И годика через три придет пробоваться к нему в театр…
И чем она так уж провинилась? Тоже мне, моралист…
И он побрел прочь – старый, мрачный, сам себе противный, и редкие полуденные прохожие удивленно и сочувственно поглядывали ему вслед.
В этом городе полным-полно театров, и вовсе не плохих.
Сегодня вечером он снова пойдет бродить со спектакля на спектакль… А может быть, не пойдет.
Бесполезно…
Перед цирком загорелый рабочий стриг машинкой круглый газон. Напевал, покачивая яркой шляпой-зонтиком, с видимым удовольствием вдыхая запах травы; Раман вдруг ощутил зависть. Что за чудесная работа – разбрасывать веер зеленых брызг, приглаживать один за другим все эти пестрые ворсистые пятачки, на которых разлягутся потом студенты с пивом, конспектами и бутербродами…
Он втянул голову в плечи. Бездумно обошел пустое здание, огромное, нелепое, похожее на слона, одного из тех, что на потеху детям и дуракам содержали в неволе и учили противоестественному. Сейчас цирк был пуст – лето, гастроли; Раман остановился неподалеку от входа в цирковое училище, где компания юношей, почти подростков, весело щелкала друг друга, передавая из рук в руки большой старомодный фотоаппарат.
Раман поймал себя на мысли, что и на этих, абсолютно в дело не годящихся, он невольно смотрит как на соискателей Роли. Ребята были как на подбор мускулистые, низкорослые – силовики, только один выбивался из их компании, владелец фотоаппарата, чей-то, по-видимому, еще школьный друг. На Ковича не обратили ни малейшего внимания; поколебавшись, он переступил порог циркового – в вестибюле пахло мокрой половой тряпкой, потом и пылью.
Никто и ни о чем его не спросил; коридоры были пусты, за дверью какого-то кабинета стрекотала пишущая машинка, откуда-то сверху доносилась скверная магнитофонная музыка; Раман не знал, куда и зачем идти – а потому пошел на звук.
Дверь небольшого зала была настежь открыта, запах пота здесь крепчал, доходя до наибольшей возможной концентрации; в углу на матах сидела, раскинувшись в поперечном «шпагате», тощая девушка в линялом спортивном купальнике. Неестественная поза, казалось, ничуть ее не беспокоила – девушка рассеянно листала страницы потрепанной книги. На горе желтых, провонявшихся потом матов валялись в расслабленных позах еще две девушки и парень. Магнитофон хрипло орал, его звук отражался от высокого белого потолка, падал на голову и ввинчивался в уши, но, похоже, только пришелец Кович испытывал от этого неудобство.
На него посмотрели – с умеренным интересом; одна из возлежащих на матах девушек о чем-то спросила – он не расслышал, но на всякий случай кивнул, и девушка этим и удовольствовалась. Надо было уходить – но он стоял неизвестно почему; парень лениво поднялся с матов, подобрал пару валяющихся здесь же бутафорских кинжалов и вереницей запустил их под потолок, только руки замелькали.
Раман отступил, собираясь уходить – и теперь только заметил еще одного парня, вернее, сперва он увидел его ноги в потертых кожаных тапочках, и на каждой ступне – по стакану воды. Парень стоял на руках, с натугой сгибая и разгибая локти; стаканы подрагивали, но вода не расплескивалась. Хотя тапочки, разглядел Раман, были уже насквозь мокрыми.
Раман опустил голову.
Волосы парня, какого-то неопределенно-желтого цвета, свешивались, почти касаясь пола.
– А ну встань, – приказал Раман негромко, но даже сквозь рев магнитофона парень ухитрился его расслышать.
Один стакан удалось подхватить. Второй упал на маты, оставив немедленно впитавшуюся лужу.
– Я Раман Кович, – веско сказал Раман в круглое, красное от прилива крови лицо.
– Я у-узнал, – проговорил парень, с трудом перекрывая хриплую музыку. – Д-добрый день…
Парень заикался. Не слишком сильно, но вполне явственно.
* * *
– Нам пора, – сказала Павла в третий раз.
Вечер получился скучным. Павла с самого начала не понимала, зачем он нужен – но Стефана была почему-то убеждена, что на другой день после шумной свадьбы железным образом необходим такой вот вечер в узком кругу семьи.
Павла устала. Еще со вчера. Еще с прошлой недели. За целый месяц. За целый год.
Митика деловито ползал под столом, от чего высокие бокалы то и дело вздрагивали, оставляя на белоснежной скатерти красные круги, отпечатки ножек. Павла дергалась, когда по ее ноге бесцеремонно проходился локоть племянника:
– Митика, перестань!!
Тритан молчал и вежливо улыбался. Влай молчал и смущенно сопел; Павла молчала просто потому, что не знала тем для общего разговора. Стефана неторопливо пересказывала последние события, предвкушала открытие, на пороге которого стоит ее отдел, но никто, кроме самой Стефаны, не понимал, о чем идет речь.
– Нам пора, – сказал наконец Тритан, и всем сразу стало ясно, что визит вежливости закончен. В прихожей Павла на секунду остановилась, пораженная: это ведь ее дом, она что же, приходила сюда в гости?! Из ностальгического шока ее вывел крик Стефаны: оказывается, Митика успел натолкать картофельного пюре в летние туфли Тритана, оставленные на полочке для обуви.
За смущенными извинениями и поспешной ликвидацией аварии миновали лишние десять минут; Павла стояла, прижавшись к Тритановому боку, и ей почему-то казалось, что он ее не видит. Что, стоя в одних носках на лысом коврике прихожей, сокоординатор Познающей главы Тритан Тодин странствует мыслями где-то далеко, где не слышен рев Митики, где, тем не менее, неуютно, пусто и холодно…
Ей пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он ее услышал:
– Да?.. До свидания, Стефана, до свидания, Влай. Спасибо за вечер… Пока.
Переступив порог, он крепко сжал ее ладонь, да так и не отпускал.
Внизу на скамейке сидели, любуясь луной, двое парней в спортивных костюмах. Павла почему-то подумала, что они возвращаются с вечерней пробежки, и удивилась, когда один из них вытащил из кармана нечто с короткой антенной и приглушенно сказал что-то вроде «пуск».
