Кейт идеально рассчитала момент их проникновения в запись. Стоило им опуститься в пустующие кресла в задних рядах, как на сцену вышел сам Пол Дарэм. Он начал:
– Спасибо, что пришли на встречу. Я созвал это заседание, чтобы обсудить важное предложение, касающееся планеты Ламберт.
Пир застонал.
– Я мог вытачивать ножки для столов, а ты притащила меня смотреть «Атаку пчёл-убийц». Серия тысяча девяносто третья.
– Ты всегда можешь выбрать удовольствие от пребывания здесь, – заметила Кейт. – Незачем терпеть неудовлетворённость.
Пир заткнулся, и Дарэм, замерший на время этого обмена репликами, продолжил:
– Как большинство из вас должно знать, ламбертиане в последнее время устойчиво прогрессируют в научной разработке своей космологии. Многие группы теоретиков предложили газопылевые модели формирования их планетной системы – модели, очень близкие к истине. Хотя в буквальном смысле такие процессы в «Автоверсуме» не происходили, они были в общих чертах симулированы перед запуском, чтобы получить правдоподобную и готовую к использованию систему. Теперь ламбертиане приближаются к вычислению параметров этой симуляции, – Дарэм указал на огромный экран за своей спиной, где появилось изображение: несколько тысяч насекомоподобных ламбертиан роились в воздухе над пышным сине-зелёным лугом.
Пир был разочарован. «Научная разработка космологии» намекала на деятельность технологически развитой культуры, но в поле зрения не было артефактов – ни строений, ни машин, ни хотя бы простейших инструментов. Он остановил изображение и увеличил его часть. Сами создания, на его взгляд, выглядели точно так же, как и несколько сот тысяч ламбертианских лет назад, когда их только выделили как Вид, с Наибольшей Вероятностью Способный Построить Цивилизацию. Их сегментированные хитиновые тельца оставались голыми и ничем не украшенными. А он чего ожидал? Насекомых в лабораторных халатах? Нет… но всё же было трудно смириться с тем, что совершённый ими прыжок к разуму не оставил никаких следов на их внешнем облике и окружении. Дарэм продолжал:
– Сейчас они обсуждают одну из версий упомянутой теории, одновременно демонстрируя лежащую в её основе математику, как одна группа исследователей могла бы пересылать другой компьютерные модели. Только у ламбертиан нет рукотворных компьютеров. Если танец выглядит достоверным, его перенимают другие группы, а если они исполняют его достаточно долго, то интернализируют схему танца: запоминают её, несмотря на то, что прекращают исполнять.
– Давай вернёмся в мастерскую и станцуем пару космологических моделей? – прошептал Пир. Кейт его проигнорировала.
– В самой популярной теории используются точные знания химии и физики «Автоверсума» и сделаны детальные предположения относительно состава первичного облака. Далее она пока не заходит. Нет и никаких гипотез о том, откуда могло взяться именно такое облако, как и предположений насчёт происхождения и относительной встречаемости элементов. Объяснения и не может быть, осмысленной предыстории «Автоверсум» не обеспечивает. Никакого Большого взрыва. Общая теория относительности в нём неприменима, пространство-время там плоское, их вселенная не расширяется. Элементы не формируются в звёздах, нет ни ядерных сил, ни термоядерной реакции; звёзды светят лишь за счёт гравитации, и единственная звезда – их солнце.
Таким образом, эти космологи вскоре наткнутся на непрошибаемую стену, хоть и не по своей вине. Доминик Репетто предположил, что сейчас время должно быть идеальным для установления контакта с ламбертианами. Объявить им о нашем присутствии. Объяснить происхождение планеты. Начать тщательно модерируемый культурный обмен.
По толпе разошлось негромкое бормотание. Пир обернулся к Кейт:
– Это оно и есть? Та новость, которую я не мог пропустить?
Та ответила жалостливым взглядом.
– Они говорят о первом контакте с инопланетной расой. Ты действительно хотел бы проспать это наяву?
Пир засмеялся.
– «Первый контакт»? Да они наблюдают этих насекомых в микроскопических деталях, с тех пор как те были одноклеточными водорослями. Про них всё уже известно: биология, язык, культура. Всё есть в центральной библиотеке. Эти «инопланетяне» эволюционировали на предметном стёклышке микроскопа. Никаких сюрпризов не припасено.
– Кроме того, как они на нас отреагируют.
– На нас? На нас не реагирует никто.
Кейт бросила на него ядовитый взгляд.
– Как они отреагируют на элизиан.
Пир это обдумал.
– Я думаю, кто-нибудь знает всё и об этом. Кто-нибудь наверняка смоделировал реакцию ламбертианского «общества» на сообщение о том, что они – не более чем эксперимент по созданию искусственной жизни.
Сцену занял элизианин, носящий облик высокого худощавого молодого человека. Дарэм представил его как Доминика Репетто. Пир давно перестал даже пытаться отслеживать множащиеся династии, но ему казалось, что это имя из нового пополнения: он определённо не помнил никаких Репетто, участвовавших в исследованиях «Автоверсума» в то время, когда сам пылал страстью к этому предмету.
Репетто обратился к аудитории.
– Я полагаю, что ламбертиане уже имеют концептуальную основу, необходимую, чтобы осознать наше существование и осмыслить нашу роль в своей космологии. Верно, у них нет искусственных компьютеров, но весь язык, на котором они обмениваются идеями, основан на представлении мира в форме цифровых моделей. Первоначально эти модели были вариациями нескольких генетически предустановленных тем: карты территории с отметками пищевых ресурсов; алгоритмы, предсказывающие поведение хищников. Но современные ламбертиане выработали искусство создавать и тестировать новые классы моделей способом, настолько же органичным для них, как для первых людей – способность к речи. Группа ламбертиан способна «обсуждать» и «оценивать» математическое описание популяционной динамики клещей, которых они пасут себе на пищу, с такой же лёгкостью, как люди из эпохи до запуска могли построить и понять простое предложение.
Мы не должны оценивать их по антропоморфным стандартам: вехи человеческих технологий здесь попросту неприменимы. Ламбертиане смогли логически вывести большую часть химии и физики «Автоверсума» из наблюдений своего природного мира, подкреплённых совсем небольшим числом контрольных экспериментов. Они создали концепции, эквивалентные температуре и давлению, энергии и энтропии, не имея ни огня, ни металлургии, ни колеса, уже не говоря о паровом двигателе. Они рассчитали температуры кипения и плавления для большинства элементов, даже не выделяя их в чистом виде. Отсутствие технологии делает их интеллектуальные достижения ещё более поразительными. Всё равно, как если бы древние греки писали о точке кипения азота или египтяне предсказывали химические свойства хлора.
