- Н-н-н-ну-у-у-у... Он же все-таки призрак, - с некоторым сомнением тянет Алиса. - Может быть, у них так и положено? Нелинейная жизнь: то он тут, с нами, то еще где-нибудь, то в гостиной неделями сидит, то жив, то умер, то исчез, то появился... Опять же, это для нас недели, а для него кто знает, как там время течет?.. А почему ты так нервничаешь, Стаси?
- Ну ни фига себе! Когда улицы города запылают, и мир начнет валиться за горизонт, ты тоже будешь спрашивать меня, почему я нервничаю?
- Но ведь пока ничего не пылает. И никто никуда не валится. И даже если начнет пылать и валиться, вряд ли это случится лишь потому, что Макс заперся в гостиной.
- От того, что заперся, возможно, и не зависит. Но важно, чтобы он был тут, с нами. Чтобы оставался жив. Иначе - пиздец. Всему.
- Почему ты так думаешь? - Лиза прижимает ладошки к щекам, ее миндалевидные глаза становятся круглыми, как у девочки-мультяшки, нарисованной опытным мангакой.
- Потому что это - его город, хотим мы того, или нет.
Юстасия закрывает лицо руками. Некоторое время молчит, собирается с мыслями. Порывисто поднимается; невесомый плетеный стул отлетает в сторону, сметенный подолом ее парчовой юбки.
- Макс его выдумал, - говорит она. - Не знаю, как, не знаю, зачем, но выдумал. Не было бы его, не было бы и города.
- С чего ты взяла?.. - вяло сопротивляется Алиса.
- Просто спросила свое сердце. Можешь поступить по моему примеру. Самый осведомленный и надежный источник информации. Правда, молчаливый. Но тут, как ты понимаешь, важно подобрать ключик...
Некоторое время женщины молча сидят на веранде. Дом построен почти на самой вершине горы, по склонам которой взбирается к небу город. Отсюда открывается прекрасный вид на хрупкие башенки и островерхие крыши, узкие тротуары, цветные лоскуты садов и бесчисленные мостики, переброшенные через узкую горную речку, разделяющую обитаемое пространство на две неравные части. Женщины знают, что некоторые мосты тихонько смеются от удовольствия под ногами пешеходов, а иные - жалобно всхлипывают, оплакивая тех, кому не суждено коснуться их перил; что незадолго до наступления рассвета на окраинах жгут костры из душистых луговых трав, а в полдень разбрасывают по тротуарам кубики цветного льда; что в садовых прудах обитают певчие серебристые рыбки, а трудолюбивые перламутровые гусеницы пожирают не древесную листву, а дурные воспоминания; что мозаичные узоры мостовых еженощно меняют очертания, а облака изгибаются, повторяя причудливые формы крыш, над которыми проплывают. И еще великое множество чудесных подробностей хранит их общая память. Слишком много, чтобы удивляться, но слишком мало, чтобы пресытиться.
- Он выдумал этот город. А потом привел сюда нас, - спокойно, почти мечтательно повторяет Юстасия. - Хотелось бы надеяться, что хотя бы нас он не выдумывал. Что мы были и прежде. До того, как... До того, как.
- Господи, конечно же, мы были! - восклицает Лиза. - Никто нас не выдумывал...
- Когда в следующий раз захочешь сделать мне сюрприз ко дню середины весны, поделись со мною своим оптимизмом, - невесело усмехается Стаси. Упаковка пусть будет зеленая, расписанная лиловыми ирисами, а лента нежно-оранжевая, как сердцевина цветка. Получив такой подарок, я, возможно, перестану, наконец, интересоваться личной жизнью нашего общего приятеля Макса, чтоб ему пусто было!.. Впрочем, ему, думаю, и без моих пожеланий вполне пусто...
Глава 138
Шарипутра
Шарипутра наделен наивысшей способностью понимания.
Путешествие свое я растягивал, как мог, повинуясь все еще мощному инстинкту самосохранения, побуждавшему меня откладывать прыжок в очередную пропасть на неопределенное, хоть и неизбежное "потом". Ехал, не торопясь, озадачивая эмиссаров автоинспекции беспрекословным повиновением всем дорожным законам: даже если глупые круглые знаки ограничивали скорость моего, и без того не слишком стремительного, передвижения до сорока километров в час, я покорно следовал их указанию. То и дело останавливался, бросал машину на обочине и отправлялся бродить по лесу; купался чуть ли не в каждом встречном водоеме, обживал придорожные кафе.
Два дня гулял по Киеву; во Львове же задержался на целую неделю. Так уж все совпало: и город красив чрезвычайно, и кофе хорош на удивление, и гостиница славная, да и промежуточная цель моего путешествия столь близка, что коленки трясутся.
Я, признаться, все время был настороже. Ожидал, что меня станут торопить, подталкивать в спину - возможно, не слишком ласково. Ох, возможно...
Но ничего необычайного не происходило. Вообще ничего. Словно бы мне дали отпуск за свой счет и временно позабыли о моем существовании. Словно бы судьба моя находилась не в центре грозового облака, не на гребне бессмысленной, ревущей волны, а в руках вполне милосердного, снисходительного существа, способного с пониманием отнестись к последней воле осужденного на изгнание из уютной тюрьмы. Даже если эта самая "последняя воля" больше похожа на детский каприз.
Возможно, впрочем, не было ни волны, ни грозового облака, ни, тем паче, милосердного существа. И судьба моя давным-давно уже находилась в моих собственных, не слишком умелых лапах. Что ж, привыкнуть к такой разновидности одиночества мне, пожалуй, будет непросто. Возможно, это и есть свобода, о которой я до сих пор имел весьма смутные представления...
Глава 139
Шеол
... душа его расширяется и волнуется в предчувствии...
Я сам не заметил, как уехал из Львова. Лег спать в гостинице, а проснувшись, услышал, как где-то совсем рядом, примерно в полуметре от левого уха, стрекочет родничок. К щеке прилип неопознанный сухой лист, костяшки пальцев перемазаны травяным соком, на губах - ночная роса, шея ноет не то от холода, не то от стратегически неверного расположения головы: я опрометчиво использовал собственный туго набитый рюкзак в качестве изголовья, хотя обычно обхожусь вовсе без подушек.
По всему выходит, что я провел эту ночь в лесу. А вот как попал сюда, не помню, не понимаю, даже предположить не могу.
Автомобиля моего нет и в помине: ни на поляне, ни в окрестностях, ни на обочине дороги, куда я поспешно спустился, продираясь сквозь ежевичные кусты. Очевидно, придется стать пешеходом. Что ж, поделом мне.
Ладно, будем путешествовать автостопом - при условии, что по этой трассе хоть кто-нибудь ездит... Впрочем, возможно, я уже совсем рядом с Ужгородом? Так, сразу, фиг поймешь, но повсюду, куда ни глянь - округлые, словно бы детьми Атлантов в песочнице вылепленные, и лишь потом наскоро заляпанные зеленой тиной лесов, Карпатские горы.
Примерно через полтора часа я добрался до небольшого села. Местные старушки, по счастию, возлюбили меня, бродягу, как всеобщего троюродного внука. Даже дикий южнорусский суржик, "украинский пыджынэць", при помощи которого я кое-как налаживал коммуникацию, великодушно простили. Усадили в палисаднике, накормили переспелыми яблоками, напоили медовым чаем, даже рюмку ядреной ореховой настойки цвета спитого чая налили. И дружною гурьбою проводили к автобусной станции. Там меня погрузили в жуткого вида транспортное средство, на первый взгляд, совершенно недееспособное, но руководимое отважным возницей с вислыми гуцульскими усами. Инструктировали хором: дескать, сейчас меня довезут до Рахова, оттуда другим автобусом, или попуткой можно добраться до Мукачева, а то и сразу до Ужгорода - уж как повезет.
