— Что случилось?
Оба молчали. Один попытался взять ее за локоть, но она увернулась.
— Не трогайте меня, — заявила Марлена. — Если вам угодно — я пойду в Купол, но пойду сама.
И невозмутимо зашагала рядом с ними. Она была совершенно спокойна.
Эугения Инсигна, бледная, с дрожащими губами, тщетно пыталась взять себя в руки.
— Что случилось, Марлена?
Марлена посмотрела на мать своими темными бездонными глазами и ответила:
— Ничего, совершенно ничего.
— Не говори так. Ты бежала и кричала.
— Так получилось. Видишь ли, там было тихо, так тихо, что мне вдруг показалось, что я оглохла. Знаешь, такое безмолвие. И я затопала ногами и побежала — просто чтобы слышать шум — и закричала…
— Чтобы слышать какой-то звук и голос? — хмурясь переспросила Инсигна.
— Да, мама.
— Марлена, и ты думаешь, что я тебе поверю? Не надейся. Мы слышали твой голос: чтобы нашуметь, так не кричат. Ты кричала от ужаса. Кто тебя испугал?
— Я же сказала. Тишина. Внезапная глухота. — Марлена обернулась к Д'Обиссон. — Как по-вашему, доктор, может случиться, что если ты какое-то время совсем ничего не слышишь, но уши твои привыкли к шуму, то вдруг померещится, что до слуха донеслось нечто осмысленное?
Д'Обиссон слабо улыбнулась.
— Витиевато сказано, однако сенсорный голод действительно может вызвать галлюцинации.
— Да, именно так и случилось. Сначала я испугалась. Но как только услыхала собственный голос и звук шагов, то сразу успокоилась. Спросите у часовых, которые вышли навстречу. Они видели, что я спокойна. Спросите их, дядя Сивер.
Генарр кивнул.
— Они мне об этом уже сообщили. Кстати, нам приходилось сталкиваться с подобным явлением. Хорошо. Пусть будет так.
— Нет, вовсе не хорошо, — возразила Инсигна, все еще бледная от страха, или от гнева, или от того и другого сразу. — Больше она никуда не пойдет. Все эксперименты окончены.
— Знаешь, мама! — в ярости выкрикнула Марлена. Чтобы предотвратить начинающуюся ссору, Д'Обиссон громко сказала:
— Доктор Инсигна, эксперимент не закончен. Сейчас неважно, пойдет она или нет. Сначала надо выяснить, что случилось.
— Что вы имеете в виду? — забеспокоилась Инсигна.
— Я хочу сказать, что в тишине, конечно, могут послышаться любые голоса. Однако не исключено, что у Марлены начались некоторые нарушения умственной деятельности.
Инсигна вздрогнула, словно ее ударили.
— Это вы про эритрийскую лихоманку? — спросила Марлена.
— Не совсем, — ответила Д'Обиссон. — На нее ничего не указывает — просто я допускаю такую возможность. Значит, необходимо сканирование. Для твоего же блага.
— Нет, — сказала Марлена.
— Что значит нет? — спросила Д'Обиссон. — Ты должна подчиниться. Мы не можем иначе. Сканирование в таких случаях обязательно.
Марлена задумчиво посмотрела на Д'Обиссон.
— Вам хочется, чтобы я заболела лихоманкой. Вы надеетесь на это.
Д'Обиссон на мгновение застыла, потом сказала дрогнувшим голосом:
— Ну знаете ли, это просто смешно. Как вы смеете утверждать подобное?
Генарр тоже посмотрел на Д'Обиссон.
— Рене, вспомните, что мы говорили вам о Марлене: если она утверждает, что вы хотите видеть в ней больную, значит, так оно и есть — вы чем-то себя выдали. Конечно, если Марлена говорит серьезно, а не от испуга или обиды.
— Серьезно, — подтвердила Марлена. — Она живет этой надеждой.
— Итак, Рене, — холодно произнес Генарр, — что скажете?
— Мне лично понятно, что имеет в виду эта девица. Уже много лет мне не приходилось наблюдать лихоманки. В прежнее время, когда Купол только строился, у меня практически не было подходящих средств для ее изучения. Да, как профессионал я приветствовала бы такую возможность. Изучив заболевшего лихоманкой с помощью новых методов, я, возможно, сумела бы обнаружить причину болезни, найти подходящие лекарства, предложить профилактические меры. Вот вам и причины моих надежд. Чисто профессиональная заинтересованность. Но этой девице, не умеющей читать мысли и не знающей людей, она кажется просто злорадством. Милая моя, уверяю вас, это не так.
— Просто или не просто, — упрямилась Марлена, — но мне вы желаете зла. В этом я не ошибаюсь.
— Ошибаетесь, милочка. Сканирование в таких случаях обязательно, и оно будет проведено.
— Этому не бывать! — Марлена сорвалась на крик. — Вам придется вести меня силой или накачивать снотворными, а тогда результаты окажутся недостоверными.
Дрожащим голосом Инсигна вставила:
— Я не позволю этого, если она против.
— В данном случае не важно, хочет она или нет… — начала Д'Обиссон и пошатнулась, схватившись за живот.
— В чем дело? — без интереса спросил Генарр. И, не дожидаясь, пока Инсигна доведет Д'Обиссон до ближайшей кушетки и уложит ее, обратился к Марлене: — Почему ты не хочешь согласиться на обследование?
— Не хочу. Она скажет, что я заболела.
— Не скажет. Я обещаю. Разве что ты на самом деле больна.
— Я не больна.
— Я уверен в этом, и сканирование подтвердит. Поверь мне, Марлена. Пожалуйста.
Марлена взглянула на Д'Обиссон, потом на Генарра.
— И я смогу снова выйти на Эритро?
— Конечно. Сколько захочешь. Если с тобой все в порядке — а ведь ты в этом не сомневаешься, так ведь?
— Не сомневаюсь.
— Значит, сканирование все покажет.
— Да, но вдруг она скажет, что я не могу выходить?
— Твоя мама?
— И доктор.
— Нет, они не посмеют тебя остановить. А теперь — скажи, что согласна на сканирование.
— Хорошо. Пусть будет так, как она хочет.
Рене Д'Обиссон медленно поднялась с кровати.
Д'Обиссон внимательно разглядывала распечатки с результатами сканирования. Сивер Генарр следил за ней.
— Интересная картинка, — пробормотала Д'Обиссон.
— Это было известно еще давным-давно, — сказал Генарр. — Она — странная девушка. Главное — нет ли перемен?
— Никаких, — ответила Д'Обиссон.
— Вы как будто разочарованы.
— Командир, не будем повторяться. Да, как профессионал я ощущаю известное разочарование. Я предпочла бы новый случай, чтобы изучить его.
— А как вы себя чувствуете?
— Я уже вам сказала…
— Физически, я имею в виду. Такой странный обморок…
— Это был не обморок. Просто нервы. Мне еще не приходилось слышать обвинений в желании видеть кого-то больным. Да еще таких безапелляционных.
