— Ну вот, Сивер, все стало ясно. Если это нечто на планете хочет нам зла…
— Погоди-ка, Эугения. Я не говорил этого. Даже если причины лихоманки кроются в воздействии этой местной жизни, теперь болезнь прекратилась. Ты скажешь: это потому, что мы решили держаться под Куполом и, если бы нам действительно желали зла, мы погибли бы. Однако налицо цивилизованный компромисс: нам позволили поселиться здесь.
— Сомневаюсь, что действия совершенно чуждой нам жизни можно рассматривать с позиций ее намерений и эмоций. На самом деле истинная суть ее мыслей может выходить за пределы нашего понимания.
— Согласен, Эугения, но она же не причиняет Марлене вреда. Напротив, словно защищает, делает так, чтобы мы не мешали.
— Но если так, — проговорила Инсигна, — почему же она испугалась, почему с криком бросилась к Куполу? Я не верю ни единому ее слову; ни тому, что она занервничала от тишины, ни тому, что шумом пыталась нарушить ее…
— Да, в это поверить сложно. Она запаниковала, потом успокоилась. Спасатели застали ее в полном спокойствии. Могу предположить, что эта загадочная жизненная форма чем-то испугала Марлену — наверное, в наших эмоциях она разбирается не больше, чем мы в ее собственных, — но потом заметила, что натворила, и постаралась успокоить девочку. По-моему, это удовлетворительное объяснение — в него укладываются все факты, заодно оно подтверждает гуманную природу местной жизни.
Инсигна нахмурилась.
— Трудно с тобой, Сивер, ты вечно во всем видишь только хорошее. Не могу я поверить этому объяснению.
— Верь не верь, все равно нам с тобой нечего возразить Марлене. Пусть она делает что хочет, иначе все ее противники будут валяться без сознания или корчиться от боли.
— Но какие существа могут обитать здесь?
— Не знаю, Эугения.
— Больше всего меня пугает другое — что нужно им от Марлены?
— Не знаю, Эугения. — Генарр качнул головой. И они беспомощно посмотрели друг на друга.
Крайл Фишер задумчиво смотрел на яркую звезду.
Но она была слишком яркой, чтобы на нее можно было смотреть, как обычно смотрят на что-то. Он бросал на нее быстрый взгляд, а потом разглядывал запечатлевшееся на сетчатке изображение. Тесса Уэндел все время напоминала ему, что он может получить ожог сетчатки. Но убедившись, что слова бесполезны, приказала затемнить иллюминатор. Звезда потускнела, а остальные звезды почти исчезли, превратившись в еле заметные мерцающие точки.
Этой яркой звездой, конечно же, было Солнце.
Оно было невероятно далеко, человеческий глаз еще не видел его на таком расстоянии — если не считать роториан. Солнце находилось теперь в два раза дальше от корабля, чем от самой крайней точки орбиты Плутона, и его диск уже не был виден. Но, став звездой, Солнце все-таки светило в сто раз ярче, чем полная Луна в небе Земли, только теперь его яркость сконденсировалась в точку. Поэтому нетрудно было сообразить, зачем нужны светофильтры.
Все изменилось. Обычно человеку и в голову не приходит удивиться Солнцу. Оно такое яркое, что его просто не с чем сравнивать. Той малой доли его света, что рассеивается в атмосфере, хватает, чтобы затмить на небе все звезды. И даже те звезды, которые не меркнут рядом с Солнцем, все равно не могут с ним сравниться.
Но здесь, в глубоком космосе, свет Солнца казался ослабевшим настолько, что подобное сравнение вот-вот станет возможным. Уэндел говорила, что в этой точке яркость Солнца в сто шестьдесят раз больше, чем у Сириуса, самого яркого после Солнца объекта на небе Земли. И миллионов в двадцать раз ярче тех звезд, которые еще можно было видеть невооруженным глазом. Поэтому здесь Солнце выглядело совсем не таким, как в земном небе.
Кроме разглядывания звездного неба, Фишеру оказалось нечем заняться. «Сверхсветовой» дрейфовал в пространстве с обычной для ракеты скоростью.
На такой скорости до Звезды-Соседки им лететь тридцать пять тысяч лет — если только корабль летит в нужную сторону. Но оказалось, что это не так.
Вот почему уже два дня Уэндел не находила себе места от отчаяния. До сих пор причин для беспокойства не было. Перед входом в гиперпространство Фишер напрягся, ожидая боли, неприятных ощущений. Но ничего не было. Корабль мгновенно вошел в него и тут же вышел обратно. Только картина звездного неба вдруг разом изменилась.
Крайл ощутил какое-то двойное чувство. С одной стороны, он был жив, а с другой — если что-то произойдет, то смерть придет так быстро, что он не успеет этого осознать. Умрет, ничего не ощутив.
Это чувство так поглотило его, что он даже не обратил внимания на тревожный возглас, с которым Тесса Уэндел бросилась в машинный зал.
Вернулась она какая-то растрепанная — нет, ее прическа была в порядке, однако при взгляде на нее возникала такая мысль. Она взглянула на Фишера круглыми глазами, словно не узнавая, и сказала:
— А созвездия не должны были измениться.
— Неужели?
— Мы ведь еще недалеко отлетели. Не должны были отлететь далеко. Один миллисветогод с третью. Этого мало, чтобы очертания созвездий изменились для невооруженного глаза. Правда, — она судорожно вздохнула, — все не так уж и плохо. Я боялась, что мы промахнулись на несколько тысяч световых лет.
— Тесса, разве это возможно?
— Конечно, возможно. Вот и приходится контролировать движение в гиперпространстве, потому что для него тысяча световых лет что один год.
— Значит, мы спокойно можем…
Уэндел знала, что скажет Фишер.
— Нет, вернуться не так просто. Если нас подвело управление, каждый новый этап путешествия будет заканчиваться неизвестно где, в какой-то случайной точке, и мы никогда не вернемся назад.
Фишер нахмурился. Эйфория, охватившая его оттого, что он побывал в гиперпространстве и благополучно вернулся, исчезла.
— Но во время экспериментов вы же благополучно возвращали объекты?
— Они были не такими массивными, и мы перебрасывали их не так далеко. Впрочем, пока все не так уж плохо. Мы прошли столько, сколько планировали. Расположение звезд такое, каким должно быть.
— Как это? Ведь оно изменилось. Я сам видел.
— Изменилась ориентация корабля. Его нос отклонился почти на двадцать восемь градусов. То есть мы летели по кривой, а не по прямой.
Звезды в иллюминаторе медленно двигались.
— Сейчас мы разворачиваемся носом к Звезде-Соседке, — сказала Уэндел, — из психологических соображений: чтобы понимать, куда летим. Прежде чем лететь дальше, придется выяснить, почему траектория корабля изменилась.
