— Конечно. Да мы ведь так или иначе должны сначала вернуться в Данию, чтобы узнать, какая судьба ждет нашу сестренку.
Панигпак устремил на брата и сестру внимательный взгляд маленьких глаз, которые за долгие годы его жизни многое повидали и знали цену горю.
— Может быть, и я сумею кое-чем вам помочь, — негромко сказал шаман.
* * *
Стояла безветренная ночь. Агатово-черный небесный свод был усеян звездами, все небо от края и до края пересекал серебристый Млечный Путь. Отраженный снегами, свет звезд поманил из дома ту, кого раньше звали Бенгтой Хаконсдаттер, норвежскую женщину, ныне принявшую эскимосское имя Атитак. Легким шагом шла она под склонами холмов вдоль долины. Волчий мех, из которого было сшита ее парка, надежно защищал от мороза. Когда Бенгта говорила, пар от дыхания клубился пушистым белым облаком. В глубокой тишине раздавался лишь скрип снега под ногами и ее голос:
— Неужели вам нельзя побыть у нас еще немного? Мы были бы рады, если бы вы остались. И совсем не потому, что вы с таким удивительным умением ловите для нас рыбу и охотитесь на тюленей. Просто потому, что вы — это вы.
Шедший рядом с Бенгтой Тоно вздохнул:
— У нас есть родные. Они теперь далеко. Может быть, у них беда. Мы по ним скучаем. Вы обещали дать нам каяки, так что мы поплывем гораздо быстрее, чем если бы у нас были только наши собственные силы, но даже на каяках плавание займет несколько месяцев. Не забывай, что в пути нам нужно будет охотиться и отдыхать, придется, наверное, бороться с неблагоприятным ветром. После той истории с Тупилаком мы прекрасно отдохнули в вашем племени. Честно говоря, мы тут пробездельничали гораздо больше, чем нужно было для восстановления сил. Скоро у иннуитов пойдут об этом толки. Если мы не тронемся в путь теперь, то вряд ли успеем добраться домой до весны.
Бенгта окинула взглядом его короткую блестящую тунику из рыбьей чешуи и, взяв за руку своей рукой в меховой рукавичке, спросила:
— Тогда почему же вы пробыли у нас столько времени? Эяна не любит подолгу сидеть на одном месте. Из вас двоих именно ты настоял на том, чтобы пожить у нас подольше.
Они остановились. Тоно обернулся, заглянув в лицо Бенгты под меховым капюшоном, и погладил ее по щеке:
— Из-за тебя, Бенгта.
Бее это время Тоно жил в доме Миника как один из членов его семьи. Миник с радостью предоставил ему жену. Тоно и Бенгта расставались лишь тогда, когда всем без слов становилось ясно, что она должна разделить ложе с супругом, а Тоно — с первой женой Миника Куяпикасит, чтобы та не чувствовала себя обиженной.
Эяна вела себя не как женщина, а как самый настоящий охотник, нападая то на одну, то на другую семью, и не пропустила ни одного иннуита во всем стойбище, как будто на нее нашел какой-то стих.
Бенгта чуть слышно сказала:
— Все было так чудесно. Ты уходишь, но ты вернешься?
Тоно отрицательно покачал головой:
— Едва ли.
Бенгта опустила глаза.
— Сердце водяного… — Она снова посмотрела на него. — Но что же ты во мне-то нашел? То, что я больше похожа на женщин твоей расы, чем любая из женщин иннуитов? Это ничего не значит, в Европе все женщины белые.
— Но мало таких красивых, как ты, Бенгта.
— Кажется, я понимаю, в чем тут причина, хоть ты сам, наверное, не… — Она замолчала.
— Что?
Бенгта тряхнула головой:
— Нет, нет, ничего. Просто обмолвилась. — Она повернулась лицом к морю. — Пойдем домой.
Снег под ногами громко заскрипел, точно вскрикнул.
— Что ты хотела сказать? — Голос Тоно стал суровым.
— Ничего, правда, ничего.
Он сжал ее локоть. Даже сквозь плотный мех она почувствовала железную хватку и поморщилась от боли.
— Говори!
Бенгта вздрогнула, увидев, как блеснули его оскаленные зубы.
— Я подумала… подумала, что из всех женщин здесь нет никого, кроме меня, кто был бы похож на Эяну. У вас с ней впереди долгий путь, никого, кроме нее, рядом не будет… Прости, Тоно! Конечно, это неправда.
На его лицо уже вернулось спокойное выражение, голос опять стал ровным:
— Тут не за что просить прощения. Разве ты сказала что-то оскорбительное? Мы же бездушные твари…
Он вдруг резко остановился, с улыбкой привлек к себе Бенгту и поцеловал нежно, как еще никогда.
Потом, лежа рядом с ним в темной юрте, Бенгта прошептала:
— Пусть у меня родится ребенок. Это будет твой ребенок, Тоно, я знаю. Миник мне дорог, я и от него хочу иметь детей, но пусть божества иннуитов подарят мне это дитя в память о моем Тоно.
* * *
День убегал, спеша в укрытие тьмы. Для Тоно и Эяны ночной мрак не был непроглядным, они видели ночью не хуже, чем днем, но в море вышли еще до наступления сумерек, поскольку иннуиты пожелали их проводить.
Все племя собралось на берегу, и, пока держал лед, люди шли за братом и сестрой, которые несли каяки. Позади лежали заснеженные белые поля и холмы, лишь кое-где темнели скалы. Впереди же было шумное, взволнованное море. Ветер гнал тучи по низкому небу.
Панигпак оставил позади всех иннуитов и подошел на край льда, где стояли брат и сестра. Шаман держал в ладонях маленький, диаметром около полутора дюймов, костяной диск с загнутыми краями. В кружке было проделано отверстие, в которое был пропущен шнурок из тюленьей кожи.
— Вы оказали нам неоценимую помощь, — сказал Панигпак. — Тоно разрушил Тупилака, которого я, старый дурень, создал. Тоно вселил страх в сердце наших врагов. Теперь мы живем мирно, не зная вражды. Эяна… — Тут старик покачал головой, усмехнулся, затем строго поглядел на девушку. — Пускай я слишком стар и ни на что не гожусь, Эяна, только и могу сидеть в одиночестве среди снега и льда, но меня будут согревать воспоминания о тебе, Эяна.
— Ты излишне высоко ценишь наши скромные заслуги, — сказал Тоно, а Эяна коснулась губами лба шамана. Она заранее попросила Тоно быть с ним помягче, сказав, что Панигпак — чудесный славный старик.
— Между друзьями не должно быть счетов, — ответил Панигпак. Если бы ему не приходилось раньше иметь дело с норвежцами, он не знал бы, что сказать на прощанье. — Вот мой прощальный подарок.
Шаман протянул Тоно костяной кружок. Принц лири положил его на ладонь и стал разглядывать. На желтоватой кости был вырезан тонкий рисунок с зачерненными линиями — птица с черной головой и изогнутым клювом парила, раскинув крылья, под восходящей полной луной. Когда Тоно притронулся к прохладной внутренней поверхности костяного диска, он вдруг почувствовал, как по всему телу пробежала дрожь, точно он прикоснулся к некоей жуткой тайне.
