И он двинулся дальше, с удовлетворением почувствовав, что нерешительность отступает, возвращается вера в себя, в свои беспредельные возможности.
Взявшись руками за массивную стойку, Фан-Орт выгнул ее дугой, затем снова выпрямил.
— То-то! — крикнул он, упиваясь силой. — Так будет и с теми, кто захочет мне помешать!
Переходы и туннели старого Космополиса составляли запутанный лабиринт, образующий несколько изолированных уровней с многочисленными шлюзами. Действовавшие когда-то эскалаторы и фуникулеры пришли в негодность еще до падения Лоора.
Через электронных посредников не представляло труда получить план катакомб и заранее предупредить интеллект-автоматы о посещении, но в понятии Фан-Орта это означало бы проявить слабость, оказаться в роли просителя. И он предпочел положиться на интуицию.
Стальные палубы были все такими же неприятно скользкими, ноги разъезжались на них и оттого казались чужими, точно протезы. Приходилось переставлять ступни с постоянным утомительным напряжением. Тело, всегда послушное и ловкое, стало вдруг раздражающе скованным.
На одной из винтовых лестниц Фан-Орт потерял равновесие. Нога сорвалась с узкой ступеньки. Штанина щегольского комбинезона разорвалась, обнажив кровоточащую ссадину.
Сильнее боли была досада. Зачем он ввязался в эту авантюру? Не следовало самому спускаться в катакомбы для встречи с автоматами — много чести! Надо было вызвать их к себе, потребовать отчета!
«А если бы не явились?» — кольнула самолюбие невольная мысль.
Фан-Орт попытался выместить раздражение на поручне, но на этот раз железо не поддалось. Бугрились от напряжения бицепсы, а поручень так и не согнулся.
Почувствовав головокружение, Фан-Орт разжал руки и тяжело опустился на ступеньку, стиснув виски.
«Неужели отец ошибся?»
Он впервые назвал профессора Орта отцом, как бы отделив тем самым первого от второго. Профессор никогда не ошибался, но был ли застрахован от ошибки отец?
«Неужели права мама?»
Фан-Орт вспомнил, как однажды, доведенная издевательствами мужа до исступления, она бросила ему в лицо:
— Ты вытравил в себе все человеческое и теперь пытаешься то же самое сделать с Фаном! Сверхчеловек это уже не человек, а живой робот! Не желаю, чтобы мой сын стал роботом!!!
О матери Фан-Орт вспоминал с любовью и нежностью, однако единственным авторитетом оставался для него профессор Орт. И сейчас, безоглядно отбросив сомнения, он закричал во весь голос, словно раз и навсегда обрывая затянувшийся нелепый спор с невежественными оппонентами:
— Слышите вы, профессор Орт не мог ошибиться!
Потеряв представление о времени, Фан-Орт шел наугад, сползал и карабкался по многочисленным лестницам, кружил вслепую, натыкаясь на переборки, пока не заподозрил, что неизменно возвращается в один и тот же туннель. Его охватило злое отчаяние, и он крикнул:
— Эй, есть здесь кто-нибудь?
Эхо повторило его слова. Затем в гулком волноводе, образованном плитами палубы и сводами туннеля, прозвучал голос, искаженный реверберацией, но все же разборчивый:
— Здравствуйте. Что вам угодно?
— Почему сразу не откликнулись? — Мгновенное облегчение сменилось у Фан-Орта вспышкой гнева. Поразвлекались моей беспомощностью? Да представляете ли вы, кто я такой?
— Астронавигатор Фан-Орт, — ответил бесстрастный голос. — Мы не знали, нужны ли вам. А на ваш зов ответили незамедлительно.
— Где я могу переговорить с вами?
— Где угодно.
— Не здесь же! Вы считаете, что это подходящее место для переговоров? А я так не думаю. Условия неравные: вы видите, с кем имеете дело, а я нет.
— Претензии справедливы, — согласился голос. — Следуйте моим указаниям. Идите прямо. Смелее!
— Думаете, я трус? Ошибаетесь! Куда теперь?
— Все еще прямо. Теперь направо…
Необходимость подчиняться чьим-то командам угнетала. ФанОрт ступал в полутьме неуверенно, словно слепой. Отвыкшие от света глаза восприняли мелькнувшую впереди полоску света как ослепительную вспышку.
— Мы пришли, — пояснил голос.
— Кажется, шел только я, — пробурчал Фан-Орт.
Распахнулась дверь. Отсек был пуст, если не считать двух кресел — одно напротив другого. В том, что справа, сидел широкоплечий пожилой человек. Его грубое, будто начерно высеченное из гранита, лицо было невозмутимо. Скупым жестом он указал на свободное кресло.
— Прошу. Так о чем вы желали говорить со мной?
Фан-Орт сглотнул горькую слюну.
— Кто вы? Человек или интеллект-автомат?
Собеседник нахмурился.
— Ни то и ни другое. В физиологическом смысле я не человек. Когда-то был человеком во плоти, потом стал «призраком». Слыхали о них?
Фан-Орт кивнул.
— Значит, вы «призрак»…
— Не совсем. «Призрак» остался на Геме. Я же его дубликат, репродукция. Образно говоря, «призрак» «призрака». Впрочем, в философском смысле неизвестно, кто из нас оригинал, а кто копия: мы неразличимы.
— Я не расположен философствовать, — угрюмо сказал ФанОрт. — И мне все равно, человек ли вы, «призрак» или дубликат «призрака». Пришел я вовсе не к вам, а к интеллект-автоматам!
— Они уполномочили меня побеседовать с вами.
— Гнушаются мной? Не желают снизойти до встречи?
— Нисколько. Просто мой облик для вас более привычен. А в остальном… Считайте, что я один из них.
— Один из них? — недоверчиво переспросил Фан-Орт. — В прошлом человек? Тогда кем же вы были прежде и почему оказались здесь?
Странный собеседник пожал плечами, не менее массивными, чем у Фан-Орта, но все же ответил:
— В давние времена я был космокурьером. Мое имя Кей.
— Постойте… Не о вас ли рассказывала мне мама? Если не ошибаюсь, вы первым побывали на Геме, потом переправили сюда массу необходимого, а в награду Лоор изгнал вас! Вот видите, не только вы все знаете обо мне и моих товарищах, нам тоже кое-что известно!
— Не рассчитывал, что меня помнят, — бесстрастно проговорил Кей.
— Я запомнил ваше имя по чистой случайности, — криво усмехнулся Фан-Орт. — А другим оно вряд ли знакомо. И уж, во всяком случае, никто вас не чтил бы. Скорее, наоборот. Ведь если бы не ваша позорная капитуляция перед Лоором, мы бы сейчас наслаждались полнокровной жизнью на Геме с перспективой бессмертия. Словом, в моих глазах вы не герой!
— А кто же?
— Какое это теперь имеет значение… Итак, что вы делаете на сфероиде? Прислуживаете интеллект-автоматам?
Кей посмотрел на Фан-Орта долгим изучающим взглядом. Его лицо было по-прежнему невозмутимо, только резче обозначились глубокие борозды на лбу и щеках.
