Вот если бы так же легко разгадывалась "тайна" записки!
Может быть, только в этот момент невероятным показалось Сергею новое обстоятельство. Зачем нужно было запечатывать в бутылку одну часть разорванной записки? Он вынул из кармана этот загадочный клочок бумаги и снова - в который раз! - пытался проникнуть в тайну цифр и латинских букв.
Где-то совсем рядом послышалось жалобное мяукание. Сергей тревожно огляделся. Вероятно, кто другой и не обратил бы внимания на такой пустяк. Подумаешь, кошка! Но нет, у пастушка совсем иные принципы. Кошка - животное, к тому же млекопитающее, как говорится в книгах. Животное полезное, состоит на постоянной службе у человека, и если оно жалуется, то, видно, у него есть к тому серьезные причины.
Из-за угла дома, где помещался книжный магазин, показалась Сима Вороненкова. Как маленького ребенка, прижав к груди, она несла мяукающую кошку.
Сергей заметил, что ее задние лапы тщательно забинтованы.
Девушка подняла свой острый носик, высморкалась в маленький платочек, и тут пастушок заметил, что Сима плакала. Он сразу понял, зная ее характер, что ревела она из-за кошки. Ничего не поделаешь, слезливое существо эта Вороненкова.
- Кто это ее? - спросил Сергей, дотронувшись до бинта.
- Макаркина, - поднеся платочек к глазам, всхлипнула Сима. - Со злости как дверью хлопнет... Одну ногу совсем переломила.
Она стояла возле Сергея притихшая, маленькая и черненькая в своем темном простом платье.
У Сергея защемило сердце. Он не мог спокойно смотреть, как плачут девчонки.
Подошли Стеша и Фрося. Услышав, о чем идет речь, Антошечкина не удержалась и, придержав пышные кружева на груди, нагнулась и в сердцах плюнула:
- Простите, девчата, может, и не к лицу мне плеваться, но досада берет на эту чортову Макариху. Кошка ей на дороге стала! Думается мне, что эту Макариху в город надо отправить, пусть из нее все злые микробы повытаскают. Навязалась на нашу шею, злыдень ненавистная!
- На собрании о ней надо вопрос поставить, - сказала Фрося, поглаживая притихшую жертву Макаркиной.
- Из-за кошки? - с сомнением спросил пастушок.
- А как же? - по привычке накинулась на него Фрося, словно Сережка был виноват, а не Макариха. - Она не только кошку, она свою скотину лупит почем зря. Глядеть совестно.
- Да не об том речь, - прервала се Стеша и беспокойно заморгала ресничками. - Не это самое главное, - кошка там или скотина. Обида за другое берет... Мы... вот все вместе живем хорошо, дружно, будто одна настоящая семья, и зачем нам... Скажите, зачем нам нужны такие люди, от которых злость разгорается в сердце: лентяи, мелкие скопидомы, торгаши. В жизни у них только свой дом и рынок. - Стеша умолкла, прижала кулачки к подбородку и снова заговорила: - Час тому назад на спектакле я читала такие стихи, такие стихи... ну, аж сердце замирало. Мне казалось, что и люди, все те, кто меня слышал, от этих стихов становились и добрее и лучше. Потому что сила в них особенная... Мы сейчас шли с Фросей, говорили об этих стихах и думали сделать тоже что-то особенное. Нам и луна казалась совсем другой, будто это свет дневной над полями, о чем Ольгушка мечтает. - Мы говорили о том, как сделать нашу жизнь получше, - словно повторяя стихи, закрыв глаза, шептала Стеша. - И казалось нам, что нет на земле лучше места, чем вот эта наша Комсомольская улица.
- И вдруг кошка дорогу перебежала, - сказал Сергей и со смешком отвернулся к витрине.
- Вот именно, перебежала, - Стеша открыла глаза и погладила кошку, которая снова начала тихо мяукать. - Она вроде как напомнила, что живут еще на этой улице ленивые, вредные люди, которые перебегают нам дорогу. И сразу увидела я, что и улица не мощена, вспомнила, как осенью мы ходим здесь в резиновых сапогах, а не в туфлях. И увидела я избы старые, оставшиеся от дедушек, оглядела себя и тоже разозлилась. Ходит глупая девка, метет шлейфом улицу и корчит из себя неизвестно кого. - Антошечкина обиженно замолкла.
- А как хочется, чтобы все люди были хорошими, - с детской наивностью сказала Сима, прижимая к себе кошку. Девушка приподняла косынку на своей стриженой головке и, помолчав, продолжала: - Мне стыдно говорить, теперь у Анны Егоровны и вместе с вами я стала совсем другая, но вот раньше, когда я встречала чужого, не нашего человека, черствого и грубого, то мне становилось так больно за всех, что я потом плакала. Может, болезнь была в этом виновата или просто так... - Сима вздохнула и опустила голову.
- А все-таки Макариху надо на общем собрании проработать! - заключила Фрося. - И Лукьяничева тоже.
- За что? - спросил Сергей.
- Найдется за что. Правда, Макариха не дура. Она артельный устав в точности выучила. Знает, за что могут исключить. Вот и ходит, как по узенькой тропке. И дела не делает, и от дела не бегает. А вообще этих умников надо на место поставить, чтоб не застили!
- Как? - не поняла Сима.
- Я говорю, чтоб не застили, свет не загораживали на нашей дороге.
- Хорошо, Фросенька, подружка ты моя милая. - Стеша обняла се и крепко прижала к себе. - Хорошо ты сказала. Иной раз поглядишь на таких, как Макариха, на хитрость ихнюю, на лень, и впрямь покажется, что до коммунизма, ой, как далека дорога, потому не веришь, что такие люди могут жить в то будущее время... - Стеша широко раскрыла глаза, словно всматриваясь вдаль. - А все-таки до этих дней... рукой подать!.. Вот мы недавно на политкружке об этом говорили, - снова оживилась она. - Вместе с Ольгой вспомнили лектора, который рассказывал нам о книге Ленина "Государство и революция". В ней написано, что такое коммунизм. Представьте себе, девчата, что скоро настанет такое золотое время, когда каждый человек все будет получать по своим потребностям.
- Стешенька, - повернулась к ней Сима. - Я не была на кружке, но, как счетовод, который знает все наши колхозные доходы, могу сказать, что при хороших урожаях года через два этот принцип коммунизма можно вполне осуществить.
- Мы на политкружке рассматривали этот вопрос глубоко и по научному, сказала Стеша и сразу сделалась серьезной. - Если бы все колхозники работали одинаково хорошо, если бы мы добились настоящего изобилия продуктов, то уже на будущую осень мы бы имели открытый счет в колхозе.
- Чего? Чего? - вмешался Сергей. - Какой счет?
- Открытый, - повторила Антошечкина. - Все наши заработки оставались бы в банке на счету у колхоза, все продукты - на складах, - поясняла она. - Нечего их у себя по сараям прятать. Жизнь станет совсем другая, - мечтательно продолжала она. - Приходит, скажем, Сергуня к счетоводу Симочке и говорит: "Потребовался мне самый лучший мотоцикл. Спишите с общего колхозного счета три тысячи. Сам хочу в городе машину выбрать. Кроме того, заказал я в мастерской два костюма, вот вам накладная - прошу оплатить". - "Пожалуйста, Сергей Константинович, - говорит Симочка. - Может, еще чего желаете? У колхозного миллионера могут быть любые потребности".
