– Ух ты, – только и сказал ланитар пораженно. – Повезло старухе! А со мной тоже стряслось нечто подобное на той неделе. Шел, понимаешь, ловчие ямы обходил. Вдруг смотрю, шевелится что-то в яме. А у меня на дне каждой ловчей ямы заостренный кол торчит. Чтобы, значит, если какая зверюка и ухнет туда, чтобы сразу и закололась, не мучилась понапрасну. Но уж если нахромилась, думаю, то чего шебаршишься? Обычно раз – и дух вон! Что-то неладное… Глянул: батюшки! В яме – бетнуар. Я так и сел. Для бетнуара вылезти из такой ямы, что сопливому сморкнуться. Просто выпрыгнуть может. Вспоминаю такое, а сам пячусь, пячусь от ямы… Еще немного – и дернул бы совсем из леса. Но тут кумекаю: а чего эта тварь не выбралась из ямы раньше? Оробел, но не отступаю. Заметь: для нее схрумкать меня – на один кутний зуб. Набрался все-таки духа, снова к яме. Ага, да у нее брюхо впятеро больше обычного… Того и не вылазит. Тяжела на подъем стала. Сорвал я терибелл с плеча, нацелился. Чуть было не выпустил полный заряд. Хорошо, вовремя спохватился. Постой, кумекаю. За бетнуара огромную премию дают. Ба-альшие деньги! Но можно получить намного больше… И начал я таскать жратву в лес. Три дня кормил. Наконец опоросилась она, вернее, обетнуарилась. Принесла двенадцать таких же жутких и злобных тварей, только махоньких. Они тут же полезли из ямы. Еле-еле успел по мешкам распихать! Что дальше, сам понимаешь. В главном зоопарке страны только один был, да и тот издох семь лет назад, с той поры целые армейские подразделения не могут изловить живого… Огреб я кучу денег, ружьишко справил хорошее, дочек выдал с приданым, на черный день отложил…
– Варит голова у тебя, кунак, – сказал Савелий, довольный за находчивого друга.
Ланитар толкнул его, они замерли, прислушиваясь. Внизу было тихо.
– Послышалось, – сказал ланитар с облегчением.
– Шкуры ты сдавал в городе? – спросил Савелий.
– Нет. У нас в поселке свой приемный пункт. В город я не люблю…
– И я не люблю, – признался Савелий. – Суматошный народ… Спешат, толкаются, бегут куда-то. И много их чересчур. Как с каждым покурить, потолковать, чайку испить, новостями обменяться?
– Вот-вот, – обрадовался ланитар. – У меня то же самое. В городе и говорят как-то чудно. Вроде по-нашему, а непонятно. Дочка у меня там замужем, так вот с тобой и то есть о чем поговорить с удовольствием, а с ее мужем? Только и ждем, когда пора расходиться по домам.
– Правильно, паря, подметил, – сказал Савелий. – Мы с тобой душа в душу, хоть и разные. А с городскими лучше не связываться. Только время зазря потратишь. Хошь пирога? Я захватил, вот в сумке… Пока еще мишка придет! Хороший пирог, с земляникой.
Они принялись за пирог, ружья поставили меж коленей. Савелий чуточку чавкал, хотя и старался соблюдать приличия, ланитар жевал бесшумно. Его громадные глазищи всматривались в кромешную темень. И видел он каждый листик, каждую травинку.
Вдруг сквозь темноту донесся хруст веток. Слышно было, что медведь идет уверенно, по-хозяйски. Чувствовалось, что четыре мощные лапы несут гору тугих мускулов и крепких костей без всяких усилий.
Ланитар схватил ружье, осторожно взвел курок.
– Где? – спросил Савелий тихонько.
Ланитар предостерегающе прижал уши. Не шуми, хомо, не видишь сам, что ли?
Савелий в отчаянии пялился в чернильную темноту. Хоть глаз выколи! Только пятна стали плавать разные…
– Подошел, – шепнул ланитар. – Похож на твою корову, только с короткими ногами и без рогов. Переваливается с боку на бок, словно утка… Перевернул растерзанного зверя, ты называл его козой, выбирает, откуда есть…
– Не забывай о его силе, – предостерег Савелий нервно. – Когда бежит, сливается в полосу! Лапы мелькают, не сосчитаешь. Может задрать лося втрое тяжелее себя и нести в передних лапах, будто кота. Может разгрести землю, твердую, как гранит, чтобы достать мышонка. Легко вырывает дерево, которое не выдернут четверо крепких лошадей…
Ланитар осторожно просунул между жердей ствол ружья. Его лицо было сосредоточенным и напряженным. Савелий чуть не застонал от обиды. Ну, надо же так! Ночь для него – что день.
– Стреляй под лопатку, – подсказал он. – В место, где шерсть потерлась.
– А если в голову?
– Бесполезно. У него башка, что броня у танка. К тому же клином. Пуля срикошетит.
Ланитар повел стволом. Короткие сильные пальцы с перепонками, казалось, срослись с курком.
– Ну, – шепнул Савелий, изнемогая от нетерпения.
Грянул выстрел. Внизу раздался густой рев, словно в тумане закричала пароходная сирена. Но в реве ясно слышалась боль и растерянность.
– Стреляй из моего! – крикнул Савелий. – Все одно ни хрена не вижу!
Из темноты протянулась рука с перепонками, схватила ружье.
– Стреляй! – крикнул Савелий.
– Уходит, – послышалось из темноты. – Вдогонку глупо.
Ланитар соскочил с дерева быстрее Савелия, хотя тот сам готовил навес и знал там каждый сучок.
– Не спеши! – крикнул Савелий. – Ты его ранил, а медведь не трус, обид не прощает!
Но ланитар уже скрылся в темноте. Савелий прыгнул, когда до земли оставалось еще больше метра, распорол штаны о валежину, бросился вдогонку за ланитаром.
Изгородь повалена. Савелий поскользнулся в луже, сообразил: кровь. Он с разбега наткнулся на ланитара, едва не повалил.
– Тихо, – сказал ланитар напряженным шепотом. – В лес не бежал, я бы заметил. Где-то затаился здесь!
Савелий торопливо переломил ружье, выловил в глубине кармана патрон с жаканом. Ланитар осторожно тронулся вперед.
– Стой, – сказал Савелий. – Дозаряди второй ствол. Таков закон.
– Зачем?
Даже в темноте было видно, как узкие плечи ланитара сдвинулись и разошлись.
– Дозаряди! – прошипел Савелий. – Нельзя спорить с лесом. Это у вас там, если зацепил хоть чуть – убил наверняка. А у нас не током бьют – пулями. Подранишь такого зверя – в гроб ложись.
Он почти насильно всунул ему в руки свою заряженную двустволку.
В наступившей тишине вдруг робко затирлинкал тоненький голосок кузнечиковой скрипки, ей отозвались зеленые кобылки. Вскоре все звенело чистыми звонкими голосами. Огромные пушки страшных сапиенсов замолчали, заговорили насекомые музы…
Савелий подтолкнул завороженно слушающего ланитара, они двинулись вперед. Очень сильно пахли ночные травы, густой душистый запах буквально забивал ноздри. Савелий безотчетно отметил, что завтра пойдет хороший дождь.
Вдруг куча хвороста, мимо которой шли, стремительно взметнулась вверх. В двух шагах, словно огромный извергающийся вулкан, поднялась ревущая туша, страшные лапы раскинулись на полнеба, глаза горели красным огнем, пасть и оскаленные зубы надвинулись так быстро, что Савелий не успел повернуть ружье…
