– Я об этом как-то не думал, – улыбнулся Лэньер, устраиваясь в пилотском кресле.
– Да, теперь, когда у тебя в голове несколько прояснилось… – Хайнеман строго посмотрел на него, а потом хлопнул по плечу. – Девушки, давайте посмотрим, что все это значит.
Они заменили часть приборов в гнездах, расположенных вдоль всего самолета, и установили дополнительные датчики в до сих пор не занятых гнездах. Лэньер смотрел на поверхность коридора, захваченный движущимися огнями. Даже в бинокль он не мог различить какие-либо детали, кроме ярких пятен, контрастирующих с черными трассами.
Что-то большое и серое закрыло обзор, и он убрал бинокль. Диск диаметром по крайней мере в полкилометра медленно плыл на юг. Другой диск двигался тем же курсом в двадцати или тридцати градусах к западнее.
– Абсолютно никаких разборчивых радиосигналов, – сообщил Хайнеман. – Микроволновые помехи, немного рентгеновского и гамма-излучения и все. Радар показывает нечто материальное, примерно, в четверти миллиона километров впереди. Это поверхность площадью, по крайней мере, в пятнадцать квадратных километров, расположенная прямо по оси. У нее сплошной центр.
– Я вижу, – сказал Лэньер, глядя на экран. – Какие-то объекты движутся вокруг нее и по коридору.
– Не спрашивайте меня, что это такое, – сказал Хайнеман, глядя через лобовое стекло на серые диски. Он озадаченно прищурился. – И не спрашивайте меня, как долго мы сможем оставаться незамеченными.
– По крайней мере, мы маленькие. Может быть, они нас не заметят, – предположила Фарли.
– Эта большая штука впереди, чем бы она ни была, нас заметит. Десять к одному, что она тоже двигается вдоль сингулярности.
В пятистах километрах за перегородкой над паутиной трасс вырастали четыре изогнутых кирпично-красных пирамиды. Исходя из их расположения – как бы в углах квадрата, – Лэньер предположил, что они установлены над колодцами. С этого расстояния они казались размером с почтовую марку – это означало, что их реальные размеры составляют около двух километров в длину и ширину и километр в высоту. От каждого сооружения тянулись прямо на север трассы километровой ширины – настолько, насколько хватало взгляда.
– Кажется, все это становится выше нашего понимания, – пробормотал Лэньер.
Фарли положила руку ему на плечо и опустилась в кресло второго пилота.
– Уже несколько лет происходит нечто выше нашего понимания, разве не так?
– Я всегда предполагал, что коридор пуст – не знаю, почему. Возможно, не мог представить себе ничего иного.
Хайнеман проплыл между ними и схватился за скобу на приборной панели, чтобы удержаться на месте пока он составлял программу дальнейшего полета.
– Мы собираемся разогнаться до десяти тысяч километров в час, подойти как можно ближе к объекту на сингулярности – замедляясь по мере приближения, чтобы они не подумали, что мы намереваемся их протаранить, – потом развернемся и на полной скорости домой. Конечно, если ты это одобряешь. – Он вопросительно поднял бровь, глядя на Гарри.
Лэньер попытался оценить возможный риск и понял, что понятия не имеет, в чем он может заключаться.
– Если мы развернемся сейчас, то что расскажем дома? – настаивал Хайнеман. – Здесь – нечто очень важное. Но мы понятия не имеем, что это такое или что это означает для нас.
– Ты говоришь об очевидных вещах, Ларри, – сказал Лэньер. – А теперь скажи мне, останемся мы в живых или нет.
– Не знаю. Но своей жизнью распоряжаюсь я сам. Как насчет остальных?
Кэрролсон рассмеялась.
– Вы сумасшедший, – заявила она. – Сумасшедший пилот-инженер.
Хайнеман качнул головой и гордо оттопырил большими пальцами нагрудные карманы комбинезона.
– Гарри?
– Мы должны все выяснить, – заметил тот. – Значит, поехали.
Хайнеман начал вводить данные в компьютер, и трубоход устремился вдоль сингулярности.
Когда разгон завершился и трубоход пошел со скоростью десять тысяч километров в час, Хайнеман предложил ужин – сандвичи в пакетах из фольги и горячий чай. Они ели молча, Кэрролсон и Хайнеман – пристегнувшись к переборке за кабиной. Стены коридора размеренно проносились мимо.
Мелькнуло еще одно кольцо прямоугольных структур, через несколько минут – еще одно; все они были связаны четырьмя прямыми светлыми линиями и переплетениями светящихся трасс.
Лэньер освободил место для Леноры и слегка вздремнул, пока Хайнеман обучал женщин тонкостям управления трубоходом. Ему снилось, что он летит на легком самолете над джунглями и паутиной рек. Он проснулся с привкусом чая во рту и отстегнул ремни, оттолкнувшись от кресла. Карен настраивала приборы и заменяла блоки памяти, собирая и упорядочивая данные. Она бросила заполненные блоки в пластиковый контейнер и задвинула его в шкафчик для документов. Затем она взяла один из вспомогательных мультиметров, сделанных еще до Гибели, и показала дисплей Лэньеру.
– Да? – спросил он, глядя на мерцающие цифры.
– Капут, – заявила Карен. – Полнейшая чушь. Так ведет себя большинство наших приборов. Хорошо если удастся объяснить половину собранных данных.
– Причины?
Она покачала головой.
– Самые дикие догадки, и это все, что я могу сказать. Другие системы, кажется, работают – так что, возможно, мы проходим через управляемые поля, подобные избирательной тормозящей инерции на Камне. Эти поля тормозят другие эффекты… Влияние искаженной геометрии на активность ядра, изменения в постоянной Планка… Или все оборудование неожиданно вышло из строя. Гарантия заканчивается сегодня – сюрприз!
– Оборудование в полном порядке, – крикнул Хайнеман с места второго пилота. – Не обвиняйте мою технику.
– У него необыкновенно развито чувство собственника, – восхитилась Карен Фарли. – Он ворчает каждый раз, когда я ставлю под сомнение качество его техники.
– Ворчит, – поправил Лэньер.
– Неважно.
– Твоя очередь, – сказал Лэньер Хайнеману, показывая большим пальцем в сторону хвостовой части. – Иди поспи. Ты будешь нужен нам всем бодрый и с ясной головой.
Хайнеман отрегулировал крен трубохода и проплыл мимо Лэньера.
– Подождите, – сказала Кэрролсон. – Что это?
Сингулярность впереди трубохода больше не выглядела блестящей цилиндрической поверхностью. Равномерно пульсируя, она светилась оранжевым и белым сиянием, словно раскаленная стальная проволока.
– Нет отдыха нам, грешным, – простонал Хайнеман, сменяя Лэньера в кресле пилота.
Он выпустил захваты трубохода, чтобы затормозить. Аппарат внезапно встал на дыбы и резко накренился, бросив Лэньера и Фарли на переборку и прижав их к ней, пока Хайнеман не освободил захваты.
