Охранники Граценбурга принялись за работу. Они убрали стекла, защищающие ковчег, и после долгой возни подключили провода к сфере, подсоединив спираль, в которую она была заключена, к ковчегу.
– Вот видите, как все просто. Осталась малость! Добавить сюда антиграв, открыть выход для водного газа, – Трато показал пальцем на вентиль у баллона, – и все…
Он медленно открутил вентиль. Стрелки на манометре дрогнули.
– Не бойтесь! Тут еще запорная рукоятка и нет главного вещества! Да и надо ждать, пока под открытым небом зарядится электричеством ковчег! Так что не ждите, не произойдет сейчас ничего! А в том мире, куда через мгновение после вашей бесславной смерти мы уйдем, начнется новый мир и новая эпоха. – Граценбург разыгрывал спектакль, упиваясь своей властью.
– Трато, ты дурак! – не выдержал Лано. – Если ты инициализируешь сферу в другом мире, то может погибнуть все! Пространство может схлопнуться, не останется ни Центрума, ни других миров.
– Может, и схлопнется, – спокойно ответил Граценбург. – Но эту сказку ты рассказывай своим недоумкам-ученикам. Я-то знаю, что ты лжешь.
– Идиот! – Батрид попытался освободиться от пут, но безуспешно.
Веревка впивалась в руки. Гроза пугала Дуду, он дергался, пытаясь порвать цепь.
– Ах, как красиво! – Трато подошел к балюстраде и глянул вниз, туда, где спираль хранилища исчезала в сумраке.
В свете молний, ставших почти непрерывными, казалось, что балюстрада хранилища, уходящая широкой спиралью вниз, в глубь Центрума, стала еще глубже, если вообще не бесконечной.
– Вы окончите свою жизнь там! – разразился дьявольским хохотом Граценбург. – Станете последними экспонатами этой коллекции. Я считаю, это достойный конец для тебя, Лано.
Он отошел от перил и вялым голосом, словно просил о сущем пустяке, отдал приказ:
– Кончайте с ними.
И уже совсем другим голосом произнес:
– Приготовиться к переходу!
Охранники вывели вперед трех человек. Они отличались от остальных тем, что были без платков и темной униформы. По черным татуировкам на запястьях было понятно, что это контрабандисты. Кроме того, на руки каждого были надеты кандалы, скрепленные вместе одной цепью. Они стали рядом с ковчегом в полной готовности создать переход.
Два человека из охраны Граценбурга сняли оружие и прицелились в пленников.
– Нет, не стреляйте, не дай бог рикошет! И не дай бог попадете в ковчег! – рявкнул Трато и уже спокойным, беспечным голосом добавил: – Перережьте им глотки. Медленно, пусть порадуются последним секундам жизни.
Один из охранников перекинул винтовку на плечо, достал нож и спокойно, словно происходящее его не волновало, подошел к пленным. Первым он выбрал Шергина.
Граценбург, скрестив руки на груди и не скрывая зловещей улыбки, полуприкрытой дыхательной маской, наблюдал за казнью.
Воин в платке никак не ожидал того, что сделал Олег. Опережая движение руки с ножом, он резко ударил по лезвию веревками на запястьях. Удар был сильным и резким, Лано словно пушинка дернулся на общей веревке. Нож разрубил путы. Уже свободными руками Олег притянул стражника к себе и ударом головы вогнал переносицу палача в мозг. Пока тот падал, Олег успел схватить с его плеча винтовку и, почти не целясь, выстрелить в рукоятку, открывающую доступ газа в сферу.
Граценбург наблюдал за происходящим словно завороженный, не отдавая команд. Он не мог понять, что делает Олег, ведь его положение было безнадежным и только оттягивало момент смерти.
Шергин, крепко намотав перерезанную веревку на левую руку, закричал:
– Прыгаем!
Лано не успел даже осознать команды, а они уже летели вниз вместе с Олегом и орущим от ужаса Дуду, словно сорвавшиеся в одной связке со скалы альпинисты. Цепь Лано не выпускал из рук. Шергин, падая навзничь, в полете, не целясь, выстрелил несколько раз в центральную часть купола. Только увидев, как сбитый выстрелами шпиль-громоотвод падает на купол, разбивая его на множество стеклянных осколков, Шергин задержал дыхание, и через мгновение и он, и Лано, и Дуду исчезли в призрачном мареве, всего в нескольких метрах от дна хранилища.
– Идиот. Патетичный идиот, – только и сказал Граценбург, хотя в голосе сквозила досада. И, обратившись к охране, добавил: – Как только я уйду, взорвите хранилище. Пусть эти сумасшедшие, если, не дай небо, смогли уйти, вернутся в горы обломков. Тоже достойная смерть.
Через разбитый купол стена дождя летела вниз, вдоль спиралей хранилища, мелкие брызги долетали до Трато.
– Приготовиться, – сказал он и стал у ковчега, скрестив руки на груди.
Контрабандисты, объединив свои силы, стали создавать переход, достаточно большой, чтобы в него можно было пронести ковчег со сферой и провести Трато с частью охраны. Легкое марево стало раскачивать пространство на балконе.
Пушечный залп громового раската прокатился по сводам хранилища. Одновременно не пойманная громоотводом белая кривая полоса молнии пронзила купол и ударила в ковчег, сияющий металлическим блеском в переливах света. Сеть мелких искр, потрескивая злым электричеством, окутала балкон. Заряд, собранный ковчегом, ринулся по толстому проводу к спирали электромагнита вокруг сферы. Магнитное поле невиданной тысячи лет силы сжало сферу и хризопраз. Сфера от происходящего внутри термоядерного синтеза нагрелась и начала светиться. Граценбург стоял напротив сферы и, протянув к ней руку, тихо выл, не зная, что делать. Но долго думать ему не пришлось.
Сфера светилась. Сначала багрово-красным, потом белым, потом голубым сиянием. В какой-то момент свечение стало таким сильным, что в невероятном свете растворились и балюстрада, и купол хранилища. Сфера раскрылась невероятной вспышкой. Все вокруг испарилось в чудовищном взрыве. На месте верхнего этажа хранилища остались только багровые лужи расплавленного камня. А в небо ударил тугой луч, пронизывая пространство и время.
Если бы кто-то из жителей Москвы в это время решил прогуляться по Красной площади, а иногда находятся необычные люди, желающие увидеть площадь во всей красоте ночной иллюминации, он бы очень удивился. Три одинокие фигуры шли по брусчатке. Две из них были почти нормальны, один молодой человек, одетый так, как всегда одеваются люди в столице в таком возрасте. Добротно и стильно. Его немолодой спутник был одет совсем по-другому. Словно монах-бенедиктинец приехал в город и по случаю глубокой осени натянул свой капюшон по самые глаза. А вот третий спутник был совсем необычен. Он был похож на ребенка, одетого в теплый комбинезон, и, как все непоседливые дети, время от времени отбегал от взрослых, пытаясь топтать редкие кленовые листья. Однако одежда не могла скрыть странности этого ребенка. Мохнатая, как у медвежонка, голова непрестанно вертелась, разглядывая величественную площадь, большие темные глаза на вытянутой морде горели от любопытства. Да и листья он топтал босыми лохматыми лапами. Несмотря на холодную погоду, он сжимал в руке большую порцию мороженого, которое время от времени облизывал длинным розовым языком.
