Маленькая белая горошина, заряженная ядом, способным гарантированно уничтожить десяток взрослых мужчин. Говорят, у метацианида слабо выраженный миндальный привкус. Действует он, конечно, не сразу. Час-другой немного покалывает сердце, становится трудно дышать, но потом все проходит. А еще через час сердце внезапно останавливается. И никаких следов. Страшно дорогая штука. Я по-прежнему не понимал, зачем кому-то понадобилось тратить немалые суммы на ликвидацию скромного специалиста по истории средневековья, но от моего понимания ровным счетом ничего не зависело. Контракт заключен и должен быть выполнен.
Со стороны могло показаться, что я закидываю себе в рот очередную мятную таблетку. Только вместо моего рта белая горошинка на этот раз попала точно в бокал с коньяком, стоявший на другом краю столешницы.
Не буду спорить, трюк довольно рискованный. Он требует специальной подготовки, длительных тренировок, идеального контроля над мышцами ладони. Плюс правильное освещение, плюс отвлекающие маневры для зрителей (пусть даже их и нет). Но игра стоит свеч.
Белая капсула моментально растворилась в коньяке. Готов побиться об заклад, что если бы клиент сейчас сидел напротив меня, он все равно ничего не заметил бы. Честно говоря, я готовился именно к такому варианту, но клиент сам упростил мою задачу до учебного уровня. Что ж, спасибо за помощь.
— Ваш виски, старина, — сказал клиент, ставя передо мной бутылку «Гленливета». Меньших объемов он, видимо, не признавал. — Наливайте себе сами сколько пожелаете. Все за мой счет.
Он поставил тарелку с черной икрой на середину стола. Икра мерцала и маслянисто отсвечивала в приглушенном свете, пробивавшемся сквозь искусственные лианы.
— Берите нож, — он протянул мне небольшой ножик, из тех, которыми совершенно невозможно отрезать кусок отбивной в ресторане, — лимон и делайте, как я.
— Нет, спасибо, — я покачал головой. — Только виски.
— Ваше право. Но одну порцию я на всякий случай для вас оставлю.
Он сноровисто намазал икрой дольку лимона, отпил довольно приличный глоток и с видимым удовольствием стал жевать свой диковинный бутерброд. Дело было фактически сделано — дозы, которую он принял, хватило бы на троих. Я позволил себе слегка расслабиться.
— Вы все же расскажете, чем закончилось ваше приключение?
— Оно еще не закончилось, — пробормотал он жуя. — Это, пожалуй, самое забавное в моем приключении… Что ж, если вы обещаете мне не заснуть, прежде чем я дойду до финала, а также попробовать икры с лимоном — не сейчас, а когда я вам скажу, — то извольте.
Он отставил в сторону недопитый коньяк и снова взялся за трубку.
— У геологов был вертолет. Я без особого труда договорился с ними и совершил несколько рекогносцировочных полетов над горами. В тех местах чертова прорва мелких и очень бурных речушек, причем многие протекают по дну глубоких каньонов. Целый лабиринт. Заблудиться элементарно. На пятый или шестой раз я заметил среди скал расселину, затянутую странным туманом, и — вроде бы — развалины каких-то сооружений. Сбросил туда радиомаячок, и на следующий день пилот вертолета Хорхе — маленький, чрезвычайно набожный мулат — высадил меня со всем необходимым невдалеке от расселины. Мы договорились, что он прилетит за мной через два дня.
Со мной была палатка, очень хорошая винтовка фирмы «Штейер», ракетница, альпинистское снаряжение, мощный фонарь, видеокамера, фотоаппарат, а также противогаз. Я исходил из того, что туман в амфитеатре обладает галлюциногенными свойствами — что-то вроде испарений, которыми дышали пифии в Дельфах. По сравнению с Вальверде, который полагался только на свой меч, я был экипирован несравненно лучше.
Он усмехнулся. От краешков губ резкими линиями протянулись глубокие морщины.
— Во всяком случае, мне так представлялось. Потрясающая глупость — соваться в иную реальность с набором дурацких побрякушек двадцатого века. Мы с вами — он обвел рукой полутемный зал — сущие дети по сравнению с великими магами древних времен. Мы полагаемся на радио и электричество там, где нужно иметь сверхтренированную психику и способности посвященного. И, что самое главное, мы свято убеждены в том, что аккумуляторный фонарь автоматически ставит нас выше тех, кто развил в себе способность видеть в темноте. Короче говоря, я был таким же идиотом, как все.
Когда я высадился — не у самой расселины, там вертолет не смог снизиться из-за тумана, а в нескольких километрах ниже по реке — солнце уже перевалило зенит. Я направился к руинам, возле которых исправно пищал сброшенный мной накануне радиомаячок. Туда вела разрушенная дорога с вывороченными, стоящими торчком плитами. Видимо, после посещения Вальверде места эти пережили землетрясение.
Через полтора часа я вышел на довольно ровную и гладкую площадку, нависавшую над расселиной. С нее были хорошо видны остатки амфитеатра, уходившего в недра горы. Никогда в жизни не встречал более странного сооружения. Можете себе представить Вавилонскую башню с картины Брейгеля, только поставленную с ног на голову и закопанную в землю? Не можете? Жаль…
Первое, что пришло мне на ум — что штука эта, наверное, чертовски глубока. Не знаю уж, почему, но вот так показалось. Как справедливо отмечал Вальверде, дна не было видно из-за тумана. Кстати, отдельные его клочья тут и там плавали по расселине. Они поднимались на незначительную высоту над трещинами в породе, колыхались над большими черными камнями, таяли в прозрачном горном воздухе. Но сам амфитеатр буквально затопило плотным туманом — как если бы вы затянулись сигаретой и выдохнули дым в воздушный шарик. Я очень, очень осторожно попытался подышать этим дымом — безрезультатно. Ни запаха, ни вкуса — воздух как воздух, только на вид сизый и слоистый. Ни головокружения, ни видений я не испытал. Несколько разочарованный, я спустился к руинам.
Я человек терпеливый, умею держать себя в руках. Думаю, именно это в конечном итоге меня спасло. Сунься я в амфитеатр сразу же… Впрочем, не буду забегать вперед. Скажу лишь, что в этот вечер я ограничился тем, что ходил вокруг да около. По краю амфитеатра шел внешний ярус — изящные узкие окна, карнизы, полустершиеся барельефы. Кроме амфитеатра, в расселине не было больше ничего интересного — ни одного следа рук человеческих, лишь в одном месте к пробивавшемуся из-под камня источнику с желтоватой, насыщенной солями водой вели грубые, выбитые в породе ступени. Странным образом они казались гораздо ближе нашему времени, нежели таинственная воронка.
Перед заходом солнца я поднялся на площадку и поставил палатку. Последние солнечные лучи освещали расселину, словно софиты сцену, скалы вокруг отбрасывали четкие, фантастические по очертаниям тени, было совсем тихо, и даже ветер, свистевший в ущелье, смолк. Наступила минута, которую я не забуду никогда в жизни. На мгновение показалось, что я нахожусь на другой планете. Прозрачный, ломкий воздух, загадочные развалины, абсолютная тишина… Это место уже не принадлежало нашему миру, оно было преддверием страны, лежащей за пределами пространства и времени. Помните, я излагал вам свою гипотезу о цивилизации, балансирующей на грани двух миров? Здесь проходила грань — и это чувствовалось даже физически. Пока позволял свет, я снимал все на камеру. Пленки потом погибли, но я уверен, что если бы даже с ними ничего не случилось, они мало что сказали бы зрителям. Там всюду была магия, понимаете меня? Настоящая магия очень древнего священного места. И не находясь там, не чувствуя этого каждой клеткой своего тела, каждой порой кожи, невозможно увидеть всю его завораживающую красоту. А я до сих пор закрываю глаза — и вижу…
