— Ничего толком не рассказала. Что-то у неё случилось, а что — непонятно.
— Я завтра уезжаю, — уронила Алёна. — Нужно к приезду мужа еды наготовить, квартиру вымыть, я её сдавала отдыхающим посуточно. Муж у меня на чистоте помешан, заметит на столе крошки — запилит до смерти, а я видишь, какая, — она вздохнула. — Друзей не переносит. Хорошо, нет его целый год. Эх, ещё чуть-чуть, и разведусь. И буду жить в своё удовольствие.
Она всё говорила, но Алекс думал о своём: скорее бы наступило утро, чтобы Оля рассказала, что с ней случилось, тогда станет понятно, кому служит Ленка, и как с ней бороться.
Когда Алёна излила душу, он посоветовал:
— Ты бы поспала немного, завтра у тебя трудный день.
— Ты прав, — она зевнула. — Хотела в море окунуться утром, но… Да. Правильнее выспаться. Спокойной ночи.
Отряхнувшись, она побрела к двери. Замотавшись в коврик, как в кокон, Алекс сразу же провалился в черноту.
Проснулся он от того, что кто-то тыкался в щёку. С трудом разлепил веки и подскочил: на него дышал… волк! Проморгавшись, он понял, что это любвеобильная соседская собака. Мысленно чертыхнулся и почесал её за ухом. Радостно взвизгнув, Лайка кинулась ему на грудь — лизаться.
Хмурая Алёна как раз спускалась по лестнице из камней. Одета она была гламурно: в розовую блузку и белые брюки с нашитыми малиновыми цветами.
— Вылупился?
Алекс непонимающе заморгал.
— Чего?
— Говорю, вылупился из своего кокона?
— А-а-а… — он усмехнулся.
— Я, вот, ухожу, — она подняла пузатый пакет с вещами.
Забрав ношу, Алекс сказал:
— Жаль. Я тебя провожу. Чего ты такая кислая, спрашивать не буду.
— А я отвечу, — проговорила она. — Идём так, — она свернула на тропинку, ведущую вдоль сосняка. — Так вот. Мне двадцать восемь лет, я не хочу детей, и семейная жизнь меня тяготит. Понимаю, что уже пора, но не хочу, хоть стреляй!
Алекс вскинул брови:
— Никогда бы не дал тебе больше двадцати четырёх…
Надо бы как-то её утешить, но нужных слов он подобрать не мог. Алёна сама себя успокоила:
— На западе говорят, что лучше всего заводить детей в тридцать два. Так что у меня есть ещё четыре года.
Полупустая маршрутка приехала сразу же, это был тот самый синий «Мерседес»-газенваген. Алекс вернул пакет и помахал Алёне. Когда он вернулся, Оля уже проснулась и, сидя на камне-ступеньке, курила:
— О, привет, — она кисло улыбнулась. — Алекс, да? А то вчерашний день, точнее, ночь, вспоминаю с трудом. Я сигареты твои взяла, ничего?
— Они не мои, хозяйкины гости забыли. Но ничего, — он сел рядом.
По закону подлости едкий дым сразу повернул в его сторону. Странное дело, — подумал он, — ещё пару месяцев назад я боялся девушек, не знал, о чём с ними говорить. Сейчас, похоже, могу найти общий язык с любой.
Воцарилось молчание. В голове роились вопросы, но он пока не спрашивал, ждал, что девушка сделает это первой. Она таки решилась:
— Значит, ты в курсе? Ты, как и я, мутант, или…
— Или что?
— Или как все? — она взглянула удивлённо. — Здесь есть, где помыться?
— Видишь брезентовую кабинку? Это летний душ. Но пока подожди, — он остановил её, схватив за руку. — Объясни мне, кто такие «все», кто такие «мутанты». Моя жизнь перевернулась с ног на голову, я превратился в зайца, который вынужден всё время бежать, а что происходит, не понимаю.
— Ну уж нет, — она загасила сигарету. — Сначала ты расскажи, откуда знаешь, что такое инициация смертью.
Сгорая от нетерпения, Алекс ради приличия предложил кофе с печеньем. Удивительно, но она согласилась. Или ей было всё равно, или, как многие после сильных потрясений, стала апатичной. Поставив чайник на плиту, он вернулся, занял своё место на камне и начал рассказ.
Слушая его, Оля смотрела в упор, но казалось, что её взгляд направлен сквозь собеседника и обозревает только ей видимые дали. Постепенно в её глазах зажглись огоньки интереса, она занервничала, чиркнула спичкой, поджигая вторую сигарету. Похоже, ей не терпелось поделиться мыслями, но она не спешила, позволяла ему выговориться. Когда он закончил, она поджала губы и выдала:
— Значит, так. Чтобы инициировать кого бы то ни было, достаточно рассказать ему правду, и в нём проснётся программа. Потом чаще всего идёт инкубационный период, когда человек привыкает к своему статусу и мучается физически. То, что говорили тебе — враньё. Теперь, что знаю я, — она натянула бандану на лоб. — То, что они называю инициацией…хммм… На самом деле, секс передаёт информационную заразу, так мне говорил Эд. То есть, если те, о ком ты говорил, зараза, они хотели сделать тебя себе подобными. Если я думаю правильно, они вне законов природы… вне законов, выгодных человечеству в целом. А у тебя редкие свойства, да… только я не могу понять, какие. Чувствую, а словами передать не могу. Вчера целый день… и ночь как будто кто-то двигался следом и смотрел в спину, потом появился ты, и всё, — она пожала плечами. — И нет никого. И так спокойно, аж удивительно. Мне правильнее сейчас биться в истерике, потому что Эд… — девушка погрустнела.
— Ничего не понятно, — Алекс заёрзал на месте.
Оля снова заговорила. Она утверждала, что человечество — клетки таинственного Целого. Смерти людей не случайны: клетки погибают от износа и когда получают команду «умри». Есть частицы системы, тоже люди, которые отыскивают тех, кто отказывается умирать, и уничтожают. Причём жертвы не подозревают о том, что в опасности, их никто не шантажирует. Тихо, мирно: несчастный случай или болезнь. То, что было с Алексом — искусственно. Скорее всего, его старались завербовать или мутанты, или чужаки. Чтобы он стал таким же, необходима так называемая «инициация».
— Они такие, как я, — закончила Оля. — Им удалось объединиться. Я, — её передёрнуло, — переспала с чужаком перед тем, как побывать на том свете. Меня вытащил Эд, хирург, он, как раз таки и должен уничтожать всякую инфекцию, но её не видит, как лимфоцит-киллер… В школе иммунитет проходили?
— Да, там клетки какие-то, которые указывают на это… на антиген.
— Где-то так. Эд и есть… как правильнее сказать… он делает то же, что и лимфоциты. И я была бы такой, если бы… Получилось, что он пригрел опасного мутанта, — она указала на себя. — И отказался сдать. Я теперь не знаю, что с ним.
Не в силах усидеть на месте, Алекс прошёлся к яблоне, вернулся и спросил:
— Это точно?
— Я так думаю. Так что у тебя всё не так уж плохо. Эд смог бы сказать, как оно есть на самом деле. А меня… прихлопнут, как только найдут. И нет надежды. Так что, — она уставилась на сигарету — уже третью за полчаса, — своей смертью я не умру. Хотя… неизвестно, сколько из смертей естественны, а сколько… Скольким помогли уйти.
