«Сейчас или никогда, — пронеслось в голове Анжелики. Лицо ее побледнело, глаза сузились, кровь застучала в висках. Она оставалась неподвижной; рука же ее медленно тянулась к ручке предохранителя.
Аэроплан плавно летел вперед.
В тот момент, когда они поравнялись с большим грузовым аэропланом, и Куинслей на секунду отвел на него глаза, рука ее быстро скользнула вперед, и ручка одним движением была повернута на «закрыто». Теперь самолет, сложив крылья, камнем ринется вниз. Но Куинслей, почувствовав неладное, повернулся к ней и все понял. Ударом руки наотмашь он сшиб ее назад, на мягкое сиденье, налег на нее всем туловищем, чтобы она не могла сопротивляться, и, не выпуская из руки руля, свободной рукой завернул ручку обратно — на «открыто». После этого, подумав, он закрепил эту ручку какой-то защелкой, и только тогда отпустил мадам Гаро. Анжелика осталась сидеть, откинувшись на спинку кресла; лицо было бледно, губы дрожали.
— Что это значит? — спросил Куинслей.
— Ничего. Я пошутила. Мне захотелось испытать вас. Вы — смелый и находчивый, — проговорила Анжелика с дрожью в голосе.
— И вы тоже находчивая, — саркастически улыбнулся Макс. — Но я хорошо читаю ваши мысли, поэтому ваши выдумки неуместны. — Он правил аэропланом несколько времени молча, присматривая одним глазом за своей соседкой. Наконец, он добавил: — Вы опасны, с вами требуется большая осторожность.
Когда аэроплан, описав дугу, спустился на дорогу и побежал по ней, приняв вид автомобиля, Куинслей нагнулся к Анжелике и, смотря ей в лицо, отчеканил:
— После этого я еще больше люблю вас.
Мартини зашел в Управление Высокой Долины — получить инструкции мистера Блэкнайта. Теперь он уже хорошо познакомился со своим начальником. Первое неприятное впечатление сгладилось, он казался ему теперь любезным, в высшей степени знающим, опытным и прекрасным администратором. Под его руководством работа кипела; Мартини оставалось только удивляться, какая перемена происходила с рабочими в Высокой Долине. Сеть внушителей еще не была вполне оборудована, тем не менее вялость и апатия сменились живостью и энергией. «Следовательно, внушение им необязательно, — думал Мартини. — Они могут работать и чувствовать себя прекрасно и без этих ухищрений. Блэкнайт применяет какие-то выработанные им еще в Америке способы, и хотя здешние рабочие совсем другие люди, все же он умеет с ними справляться. Они стали веселее и подвижнее, чем другие. Сегодня я слышал, как некоторые из них даже мурлыкали себе под нос что-то вроде песни. До сих пор я не думал, что они способны на что-либо подобное. Музыка, пение, танцы раньше были им совершенно недоступны. Может быть, это действие радия?»
Тут мысли Мартини были прерваны секретарем, приглашающим его в кабинет мистера Блэкнайта.
По завершении деловой части визита веселый и подвижной американец, провожая своего посетителя до дверей кабинета, говорил:
— Вижу, вам нравится моя работа. Скажу вам по секрету, что и мне нравится ваша. — Он засмеялся. — Мы понимаем друг друга. Если вы не будете спешить, синьор Мартини, честное слово, мы ничего не проиграем.
— Я видел уже… — начал было Мартини.
— И не то еще увидите, — прервал его начальник. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Потом эти два маленьких человечка стояли рядом и дружелюбно трясли на прощанье друг другу руки. Они чувствовали полное взаимное доверие. Начальник не распространялся о своих планах, подчиненный не расспрашивал. Зачем лишние разговоры? Деловые люди не должны тратить слов понапрасну.
— Так вы сейчас собираетесь в Колонию? — спросил Блэкнайт.
— Да, хочу навестить моего старого друга. Фишер так занят на заводах питательных материалов и сред, что я не мог застать его дома уже несколько раз. А вечерами я не выезжаю.
— Он более не заведует этими заводами, — сказал Блэкнайт. — Фишер переведен на более высокую должность — в главную лабораторию Куинслея. Заводами управляет его помощник Христиансен.
— Черт возьми! А я ничего не знал.
— Нехорошо, нехорошо. Вы не следите за официальными извещениями, синьор Мартини. Это что-то подозрительно. — И Блэкнайт шутливо погрозил ему пальцем.
В вестибюле Мартини совершенно неожиданно встретил Христиансена, о котором только что шла речь.
— Господин Христиансен, откуда вы?
— От мистера Блэкнайта. А вы?
— Оттуда же.
Они поздоровались.
— Позвольте и мне полюбопытствовать, куда вы направляете теперь свои шаги? — спросил Христиансен.
— Мое намерение — повидать герра Фишера. Я только что узнал, что он переведен в главную лабораторию.
— Тогда нам по пути. Я и Мей отправляемся в Главный город. Позвольте вас познакомить.
Несколько поодаль стоял человек высокого роста с очень красивым правильным лицом. Одет он был как все постоянные жители Долины.
Мартини поклонился. «Странное дело, — подумал он, — ему не более двадцати лет, а вид и манеры как у пожилого джентльмена. Вернее всего, он выращен в инкубатории».
Они вышли на дорогу.
— Мы можем сесть в казенный автомобиль. Вон они стоят, один за другим. Или, может быть, нам лучше дойти до автобуса, он все еще останавливается по ту сторону туннеля? — продолжал Мартини.
— Прекрасно, пойдемте.
Погода стояла уже весенняя. Воздух был напоен запахом свежевскопанной земли и недавно распиленного дерева. Повсюду, как муравьи, двигались люди, стучали молоты, визжали пилы, звенели цепи. Работы шли непрерывно, день и ночь. Некоторые подземные галереи туннеля были уже закончены. Центральная, самая высокая, все еще стояла в лесах. Шум работы и гам снующих туда-сюда людей мешали разговаривать, и трое новых знакомцев шли молча.
Автобуса пришлось бы ждать минут десять. Грузовой аэроплан, снимавшийся в это время с площадки, казался не особенно привлекательным.
— Мне кажется, лучше всего спуститься к тюбу, — предложил Христиансен. — Это самый быстрый путь сообщения.
— Но до него идти с полчаса кратчайшим путем, — заметил Мартини.
— Что же из этого? Погода так восхитительна. — Мей поддержал Христиансена. — Я с удовольствием прошелся бы. Эти месяцы мне пришлось сидеть за столом, и я не заметил, как пришла весна.
Скалы, нагретые солнцем, так согревали ущелье, что было жарко. Зеленые ящерицы то и дело перебегали дорогу. Но вот ущелье кончилось, снова повеяло прохладой, запахом свежей травы тянуло из ложбины, сбегающей вниз, к станции тюба.
— Я обожаю эти чудные горные луга, — проговорил Христиансен.
— Весна оказывает на человека особое влияние, — заметил Мартини. — Я удивился перемене, происшедшей с нашими рабочими.
