На витринах с коллекциями не было сигнализации. Фингеру неинтересно было знать, кто и с какой целью открывает витрины. Для обслуживающей залы техники существовали пароли, а для всех остальных — только смерть.
У вскрытых витрин вдруг вспыхнуло нестерпимое сияние. Частая сетка лазерных лучей окружила их, сжигая все, что оказалось в зоне ее действия. Почти беззвучно более половины отряда, ведомого Львом, было сметено, уничтожено. Лишь один или двое пиратов успели вскрикнуть, прежде чем превратиться в кровавое месиво на гранитном узорчатом полу. Те, кто не попал под смертоносные лучи, открыли беспорядочный огонь по тем местам в стенах, где, по их мнению, могли располагаться охранные автоматы. Но это возымело обратное действие. Активизировались все системы обороны зала. Одна за другой стали вспыхивать сети разноцветных лучей, быстро приближаясь к остаткам отряда.
Лев чуть быстрее остальных сообразил, что нужно немедленно уходить. Он уже успел приметить боковую дверь, ведущую в соседнее помещение. Полагаясь лишь на доброту судьбы, он метнулся к ней, стараясь не думать о том, что этот последний путь к спасению может быть перекрыт с помощью банального запора — от крючка или задвижки до электронного замка.
Ему повезло. Колобком прокатившись по полу узкого, короткого коридора, он вылетел в соседний зал. Он еще не разглядел экспонатов, но краем глаза успел заметить, что здесь представлена скульптура. Некоторое время он лежал ничком, прислушиваясь к звукам, доносящимся из только что оставленного им зала. Но оттуда не долетало ни звука, говорящего о том, что там остался кто-то живой. Только потрескивание остывающего металла и шлепанье капель крови об пол. Очевидно, все, кроме него, были уничтожены системой безопасности музея.
Штурмовать замок в одиночку было глупо. Теперь уже было не ясно, кто кого здесь победил. Не выставив ни одного человека, не рискуя гарнизоном, командующий обороной остановил наступление. Глупо было полагать, размышлял Лев, что вот так просто они смогут отобрать у миллиардера — пусть даже мертвого — его сокровища. Он все сумел предусмотреть, даже нападение относительно регулярной армии. И одному Богу ведомо, какие еще сюрпризы припасены у него для любителей легкой наживы.
— Вы находитесь в зале эротического искусства, — вдруг прогремело над головой начальника имперской полиции. — Этот зал является гордостью Фингера Двадцать Первого, поскольку все фигуры изваял он сам. Прошу обратить внимание…
— Тьфу, черт! — выругался Лев, поднимаясь с пола. — Электронный экскурсовод!
— Вы ошиблись. Я — смотритель замка, один из учредителей известной вам лотереи.
— И что же дальше?
— По правилам лотереи все, кто добрался живым до замка, получают выигрыш, равный десяти миллионам кредитов.
— Мне бы это не помешало. Где я могу получить свои деньги?
— Для получения выигрыша прошу следовать за проводником, — закончил Ефан.
И тотчас от колонны отделился компьютерный фантом в образе прекрасной феи, одетой весьма условно. Льву в первый момент даже показалось, что она сошла с одного из постаментов, где изощрялись в любовных утехах самые труднопредставимые пары. Фантом, выглядящий практически как живой человек, что говорило об очень дорогой системе формирования изображения, повернулся к начальнику имперской полиции и, глядя немного мимо, поманил его рукой в сторону ярко освещенного коридора в конце зала.
Очень скоро граф настолько отстал от своего спутника, что потерял его из виду. Об этом он, собственно, и заботился. Очень трудно путешествовать, имея рядом человека, готового убить тебя в любой момент. К тому же подлая натура Типы была прописана у него на лице, как татуировки на коже дикаря, и этим он производил на графа крайне отталкивающее впечатление.
Мастубани не стремился более к получению выигрыша по Фингеровской лотерее. Он теперь знал наверняка, что все это было фикцией, попыткой развлечь господина с помощью бойцовых петухов. В том, что миллиардер пребывает в добром здравии, граф теперь не сомневался. Ведь не для соискателей выигрыша было устроено все это грандиозное шоу с охотой на людей, дикими зверями, пирами у эшафота и фейерверками! Граф и сам развлекался подобным образом у себя в имении, но там жертвами становились специально выращенные птицы и животные… А здесь он сам оказался в роли дикой козы или фазана.
Новых следов на крыше не прибавлялось. Роса на большей ее площади подсохла, и теперь невозможно было понять в каком направлении проследовал Типа. Можно было только догадаться, что он продолжает идти по следам их исчезнувших спутников. Памятуя о том, что его спутник может устроить засаду, граф двигался очень осторожно, старательно обходя места, откуда было бы удобно напасть.
Тем не менее Типа появился совершенно неожиданно. Он шел быстрым, мелким шагом навстречу графу, по-прежнему наклонив голову, словно принюхиваясь. Они едва не столкнулись, а обнаружив друг друга, в первый момент посмотрели не в лицо, а на руки. Ни у того, ни у другого в руках не оказалось никакого оружия.
— Что вам удалось выяснить? — спросил Мастубани.
— Ничего нового, — буркнул Типа, словно граф отказал ему в помощи и он на него за это обиделся.
— И все же? Почему вы идете обратно?
— Потому что там нечего делать. Один из них сорвался с обрыва, а другой пошел назад.
— Мой Бог! Кто? С какого обрыва?
— Вон с того. — Типа небрежно махнул рукой в направлении бассейна.
Граф, не говоря более ни слова, пробежал тупик, кончающийся бездной, и заглянул вниз.
Прямо под ним, в двадцати метрах, на гранитных плитах лежало неподвижное тело. Оно было освещено рассеянным светом, проходящим сквозь толщу воды, но при этом смотрелось очень рельефно. В груди Мастубани перехватило дыхание, когда он узнал одну из путешественниц, имени которой не запомнил, поскольку эта информация не имела для него никакого значения. Его воображение нарисовало ему картину падения, то, что могло промелькнуть в последние мгновения жизни в ее глазах… Он едва не зарыдал от сочувствия и боли.
Но вдруг! Он заметил, что рука девушки шевельнулась и приблизилась к голове. Это не могло быть игрой света и тени. Она была еще жива! Это была первая хорошая новость за последние сутки. И граф возликовал более, чем если бы ему сообщили, что творящийся вокруг кошмар прекращается со следующего мгновения.
Он заметался, ища безопасный спуск, но ничего похожего рядом не оказалось. По всей видимости, слуги здесь были надежно отделены от господ, и проникнуть из технических помещений в покои и апартаменты было очень непросто. Понимая, что он теряет драгоценные секунды, которые могут стоить девушке жизни, граф подстегнул себя новым обетом. Он поклялся, что если девушку удастся выходить, то — пусть она даже останется на всю жизнь калекой — он, потомственный дворянин, ведущий свою родословную с тринадцатого века, милостью Божьей граф Мастубани женится на ней и посвятит ей свою жизнь.
