Он заметался, ища безопасный спуск, но ничего похожего рядом не оказалось. По всей видимости, слуги здесь были надежно отделены от господ, и проникнуть из технических помещений в покои и апартаменты было очень непросто. Понимая, что он теряет драгоценные секунды, которые могут стоить девушке жизни, граф подстегнул себя новым обетом. Он поклялся, что если девушку удастся выходить, то — пусть она даже останется на всю жизнь калекой — он, потомственный дворянин, ведущий свою родословную с тринадцатого века, милостью Божьей граф Мастубани женится на ней и посвятит ей свою жизнь.
С этой мыслью он сорвал с себя пиджак, разбежался и красиво, словно на соревнованиях, прыгнул в призрачно светящийся внизу бассейн. Мгновения полета показались ему вечностью, настолько он торопился. Удар о воду оказался слишком силен. То ли высота оказалась слишком. велика, то ли граф не рассчитал угол вхождения, но от ошеломляющего удара он едва не потерял сознание и начал банально тонуть, как кутенок в луже. Намокшая одежда тянула ко дну, и хоть здесь было совсем не глубоко, граф уже захлебывался зеленой от антисептиков водой.
Внезапно совсем рядом с Мастубани в воду врезалось еще одно тело. Сквозь плещущие волны, рванувшиеся от него, граф увидел, что человек, резво плывущий вразмашку, движется прямо к нему. Граф понял, что это конец, и прекратил беспорядочное барахтанье, предпочитая утонуть самостоятельно, нежели с чьей-то помощью.
Типа тем временем продолжал, словно ищейка, идти по следу Штальнагеля. Тот будто бы знал, что кто-то будет заниматься подобным делом, и оставил очень четкую цепочку следов. Типа не был профессионалом ни в каком деле — ему просто иногда везло, а иногда он на коленях умудрялся вымолить у судьбы подачку, поэтому ничто не вызвало его подозрений.
Зато Штальнагель был профессионалом самого высокого класса. Из тех, кто может предусмотреть все, включал любой форс-мажор, и обернуть его себе на пользу. Когда работаешь рядом с такими людьми, кажется, что сама судьба помогает им во всем. На самом же деле они вынуждают ее к этому, держа свой пистолет у ее виска.
Он знал, что по его следам пойдут, и даже знал, кто конкретно. Он мог бы из подручных средств оставить несколько ловушек, которые надолго отобьют преследователям охоту тащиться у него на хвосте. При всем при этом Штальнагель хорошо помнил, что оба возможных преследователя — его клиенты и следует самому убедиться в их кончине, а не доверять неверным самодельным средствам. Поэтому он, не забывая о поисках спуска в покои замка, сознательно приманивал своих преследователей под удар.
Как назло, все технические спуски с крыши были надежно заперты и открыть их можно было только изнутри. Проклиная все системы безопасности вместе взятые и эту в частности, Штальнагель переходил от одного люка к другому, пробуя каждый из них на взлом, но ни один не поддался. Замок проектировался и строился настоящим параноиком, способным увидеть потенциального убийцу даже в собственном отражении. Несанкционированное проникновение извне полностью исключалось. Учитывались также возможности штурма замка силами небольшой регулярной армии.
Заметив, что его обувь более не оставляет следов на подсохшей крыше, Штальнагель стал немного шаркать каблуками, чтобы преследователи могли по черточкам определить направление его движения.
И вдруг при его приближении очередной люк сам собой гостеприимно распахнулся. От неожиданности киллер даже споткнулся на ровном месте. Интуиция подсказывала, что это ловушка, и обороняться, кроме как неисправным плазменным ружьем, ему в случае чего будет нечем. Он и сам был неплохим мастером устраивать западни и никогда не упускал случая воспользоваться безвыходным положением жертвы. Мало того, он сам создавал такие условия, когда обреченный человек не имел другого выхода, кроме как самому привести в действие механизм уничтожения.
Именно поэтому киллер на некоторое время задержался возле открытого люка. Он пытался хотя бы в общих чертах представить план противника. Для чего его завлекали внутрь именно этим путем и почему не пустили раньше через другие ходы?
Вдруг над ним мелькнула какая-то тень. Молниеносно развернувшись, Штальнагель взмахнул прикладом ружья, и к его ногам с треском и звоном упала мобильная телекамера. Точно такая же, какая в свое время наблюдала за Бахамом возле озера. Небольшие по размерам и обладающие примитивным электронным интеллектом, такие камеры парили над поверхностью планеты, сообщая главному компьютеру обо всем, что видят. А уж тот принимал решения, оценивая возможную опасность.
Камеры выслал Ефан. Когда вслед за Энни в бассейн упал Мастубани, он понял, что несколько человек, находившихся в сбитом ракетой катере, сумели выжить. Для того чтобы узнать, не Остался ли кто-нибудь еще на крыше, управляющий выслал целый рой электронных шпионов, чтобы они прочесали частым гребнем все закоулки наверху. В первую очередь среди обломков бота был обнаружен труп Новиста, а уже потом — Штальнагель и крадущийся за ним Типа.
По мнению Ефана, эти двое едва ли не более всех других подходили на роль замаскировавшегося миллиардера. И если бы у него не оставалась некая доля сомнения, он уже уничтожил бы всех остальных. Поэтому он постарался ненавязчиво помочь им проникнуть во внутренние помещения. И настороженность Штальнагеля прибавила киллеру пару очков — Фингер был чрезвычайно подозрительным человеком. Типа, волей или неволей держащийся от опасного спутника на почтительном расстоянии, также был достоин внимания. Ефан намеревался пропустить обоих внутрь замка и по их действиям определить, кто же из них Фингер.
Впрочем же, дьявольская хитрость миллиардера могла гнездиться в любом из присутствующих, и проблема никак не находила своего решения. Однако никто из оставшихся в живых не догадывался, как близко оказался каждый из них к роковой грани.
Фингер нервничал. Впервые за всю жизнь он оказался в таком опасном положении. Сколько он помнил себя, его жизнь и здоровье постоянно охраняли многочисленные телохранители — как живые, так и электронные. Шагу нельзя было ступить, прежде чем хоть кто-нибудь не проверит безопасность на сто метров вокруг. Не только посторонний человек, но даже микроорганизм не мог приблизиться к миллиардеру без предварительной проверки. Все подозрительные немедленно уничтожались еще на дальних подступах. Так постановил человек, ставший отцом Фингера Двадцать Первого и сделавший его — тогда еще совсем мальчишку — своим правопреемником. Сам же он в течение всего остального времени только улучшал систему, стремясь довести ее до совершенства. Возможно, что в этом и была главная мудрость его приемного предка: человек, не знающий, что происходит за сферой его восприятия, не может по достоинству оценить свое положение и считает его нормой. Нельзя только давать ему возможности сравнить свою жизнь с жизнью других людей.
