— Проняло? — усмехнулся байкер. — Я по первому разу тоже чуть в штаны не наделал. И ты думаешь, это с тобой не справится? Но для молитвы тут самое место. Так что аренда окупается, можешь мне верить.
Площадь крыши оказалась огромной, в центре расположился небольшой городок из лифтовых сооружений, вентиляционных труб и прочих технических конструкций, на кронштейнах покачивались многометровые решетки антенн, спутниковые тарелки и пластиковые шары. Под ногами змеились кабели, словно корневая система диковинных радиотехнических растений.
— Насмотрелся? — спросил Бармалей. — Пойдем дальше.
Они обошли центральный городок, и Андрей наконец увидел то, что служило байкерам церковью. Это было не строение, а лишь каркас храма, выгнутый и сваренный из металлических балок, труб, фрагментов решеток и лестниц. Он напоминал одновременно прозрачную модель проекции гиперкуба в трехмерном пространстве, фермы железнодорожного моста, моток проволоки и работу скульптора-мобилиста. Но венчали конструкцию вполне православные купола, такие же решетчатые, как и весь храм. Они были покрыты золотом — в этом не было ни малейших сомнений.
Звонница тоже была где положено, и колокола в ней были самыми обыкновенными чугунными колоколами. Андрей насчитал от мала до велика штук двадцать и сбился.
«Ловкий у них должен быть звонарь», — подумал он, чувствуя, как часто забилось сердце.
Голова начала едва заметно кружиться, видимо от визуального ощущения высоты. Он подошел к храму ближе и задрал голову, рассматривая подробности. Каркас содержал в себе огромное множество культовых знаков и символов, начиная от солярных колес, какие рисовали славяне-язычники, полумесяцев, свастики, буддийских и даосских знаков до православных и католических крестов. Были и другие фигуры, значения которых Андрей не знал.
— Мешанина какая-то, — с недовольством шепнул Андрей.
— Это у тебя в голове мешанина, — хохотнул за спиной суховатый старческий голос.
Андрей обернулся и встретился глазами с невысоким лысоватым старичком. Зарождающийся ветер вяло покачивал на нем лохмотья рубища, какое можно увидеть лишь в американских пасхальных фильмах.
— Здравствуйте, Дьякон, — коротко поклонился Бармалей.
— Здравствуй. И ты здравствуй тоже, Красавчик Рекс.
Андрей понял, что этой ночью никто не собирается называть его настоящим именем. С востока все сильнее напирал рассвет, ветерок подул чуть сильнее.
— Это кощунство. — Андрей мотнул подбородком в сторону храма.
— Ты говоришь о кощунстве? — весело сощурился Дьякон. — Ты, Красавчик Рекс, говоришь мне об этом? Может, ты еще расскажешь мне о грехе? О том, что правильно, что неправильно? Поведаешь мне о добре и зле?
— Кощунство — это грех, — с непоколебимой уверенностью в голосе ответил Андрей.
Старичок рассмеялся громче:
— Он мне сказал о грехе! Бармалейчик, ты слышал? Впервые такое! Красавчик Рекс учит меня правильности!
Видимо, в этом действительно было что-то невероятно смешное, потому что байкер тоже расхохотался.
— Лучше помолчи, — смахнул он смешливую слезу.
— Отчего же? — веселился Дьякон. — Я с удовольствием послушаю проповедь Красавчика Рекса. Мне бывает скучно, а этого веселья хватит надолго.
— Не буду я ничего говорить, — нахмурился Андрей. — Терпеть не могу, когда надо мной смеются. Еще хуже, когда не могу понять причину этого смеха. В конце концов, с вами вообще говорить не о чем. У вас своя вера, у меня своя.
От последней фразы новый взрыв хохота покатился по крыше. Казалось, Дьякон вот-вот упадет на спину, схватится за живот и задрыгает ногами. Бармалей присел на корточки, то и дело смахивая с глаз слезинки.
— У него есть вера! — задыхаясь от смеха, сказал Дьякон. — Нет, вы только послушайте!
Вдруг он резко оборвал смех, будто выключил тумблер, — глаза полыхнули настоящей, неподдельной яростью.
— Вера у тебя есть? — зло прошипел он, медленно приближаясь к Андрею. — Почему же ты тогда не трясешься от страха? Почему ты не падаешь в обморок и не ждешь удара молнии с ясного неба? Или ты веришь в какого-то особенного бога, который благословил тебя на все, что ты сделал? Или, может, ты веришь в самого дьявола? Какова твоя вера, Красавчик Рекс?
Ветер дул в сторону еще не взошедшего солнца, медленно нагоняя с запада тяжелую пелену туч.
— Я православный, — гордо ответил Андрей. — Но вот в кого вы верите?
— А кто тебе сказал, что ты православный?
Этот вопрос поставил Андрея в тупик. Можно было вообще не отвечать, но терпеть насмешки над своей верой он не хотел.
— Я крещен по православным обычаям. Этого мало?
— И ты действительно думаешь, что проведенное таинство изменило тебя внутренне? Раз и навсегда? Ты и впрямь уверен, что твои поступки не смогут свести обряд крещения к нулю?
— Не могут. Крестившись, я раз и навсегда отдался в руки Господа. — Заученная фраза в устах Андрея прозвучала не очень искренне. — Есть лишь две стороны, и нет никакой середины. Любой человек может находиться либо на стороне Господа, либо на стороне сатаны.
— Так на какой стороне ты ощущаешь себя? — Дьякон заинтересованно склонил голову набок.
— На стороне Бога, раз я крещеный.
— Тогда как ты оказался в шкуре Красавчика Рекса?
Андрей в точности не понял смысла вопроса, но какой-то подвох в нем прозвучал несомненно.
— Он что, все знает? — удивился Андрей.
— Конечно, — кивнул Бармалей. — Ты же сегодня Красавчик Рекс. Мы надеваем эту маску всем, кого удалось вытянуть из тисков города. К тому же твою историю я рассказал Дьякону по телефону.
— Мог бы предупредить. — Андрей нахмурился. — А то я выгляжу как козел.
Дьякон сменил злобную гримасу на улыбку.
— Даже если бы тебя предупредили за неделю, ты бы все равно выглядел козлом, — негромко сказал он. — Потому что ты и есть козел. Знаешь, что объединяет знаки на этом храме? Любая человеческая вера не дает человеку превратиться в козла. Любая!
— Это вранье! — разозлился Андрей. — Вспомни талибов, вспомни мунитов и сайентологов!
— Тебя снова понесло неизвестно куда, — усмехнулся Дьякон. — Никогда не путай веру с идеологией. Идеология прикидывается верой, но не в силах ее заменить. Настоящая вера не может быть тоталитарной, потому что оперирует не человеческими понятиями.
— Ладно. — Андрей решил доказать свою правоту. — А язычники? Наши древние предки пожирали печень убитых врагов! Куда уж хуже? И ты хочешь приравнять это к добродетелям православия?
— Добродетели всегда можно приравнять друг к другу, — спокойно ответил Дьякон. — И дурные поступки тоже можно сравнивать между собой. А к какой вере принадлежит человек, творящий добро или зло, нет ни малейшей разницы.
