— Правило первое. — Дьякон поднял руку и загнул один палец. — За все надо платить. Не ждать, когда с тебя возьмут плату, а платить самому. Ибо все, полученное бесплатно, всегда принесет тебе вред, будь то неоплаченный проезд в автобусе или нарушение обязательств по договору. Это не касается случайных находок — Город посылает их тебе в качестве сдачи, если предыдущий раз ты за что-то переплатил. — Он загнул второй палец. — Правило второе. Никогда никому не помогай, пока тебя не попросят об этом. Но если кто-то попросит, никогда не отказывай в помощи. Только, оказывая помощь, никогда не бери на себя чужую ответственность и не перекладывай свою на других. И наконец, правило третье. — Дьякон загнул третий палец. — Никогда не думай о других, что они лучше или хуже тебя. Но и о себе никогда не думай того же. Город меняет функции окружающих тебя людей с невероятной быстротой, ты даже не всегда успеваешь заметить, когда мент становится преступником, преступник — президентом, а директор завода — бомжом. Оскорбляя кого-то, ты не можешь знать, через сколько дней Город поставит тебя в зависимость от него. Подлизываясь к кому-то, ты не знаешь, как низко он может пасть уже на следующий день. Не унижайся и не унижай. — Он опустил руку и добавил: — Это три главные заповеди. Остальные сам поймешь, если не полный дурак.
Лифт стремительно опускался вниз — это движение ощущалось физически, в отличие от подъема.
— Я половины не понял из того, что он мне говорил, — хмуро сказал Андрей.
— Значит, тебе пока рано понять. — Бармалей пожал плечами. — Главное, чтобы память держала смысл фраз.
— Со смыслом у меня как раз проблемы. Почему и ты, и Дьякон редко говорите «хорошо» или «плохо», гораздо чаще употребляя «правильно» и «неправильно»?
— Никто еще не объяснил нам, что есть добро или зло, — усмехнулся Бармалей.
— Ну а как понять, что правильно и что нет? Разве это легче?
— Намного. Это чувствуется в жизни на каждом шагу.
— Философ ты, блин, — махнул рукой Андрей.
— Я — нет. К Лыське обратись, она у нас социолог. Объяснит, что к чему.
Идея пообщаться с Лыськой поближе Андрею понравилась.
— Обращусь, — сказал он и уставился на собственное отражение.
Указатель этажей опустился до сотого.
— Слушай, а при чем тут социология? — поинтересовался Андрей.
— Странный ты, — сказал Бармалей. — А какие еще законы могут управлять городом? Ты ведь не в пустыне живешь.
— Вас не понять. То вы говорите о городе как о божестве, обладающем чуть ли не волей, то сводите к законам социологии.
— Не только к социологии. К топологии тоже.
— К чему? — Андрей отвел взгляд от зеркала.
— К геометрии пространства. К путям, которые мы проходим.
— Вот завернул. — Андрей не сдержал улыбку.
— Зря ты прикалываешься. В городе существует ограниченное число путей, по которым человек в состоянии пройти. И тем более ограниченное число конечных точек.
— Мистика, — фыркнул Андрей. — Вульгаризация научных концепций, а если точнее, передергивание реальных фактов с целью подгонки под нужный тебе ответ.
— Под нужный мне? — Бармалей поднял брови. — Хотя да, в каком-то смысле ты прав. Пути города мне знать действительно нужно, только у тебя, при всей твоей учености, не хватает ума понять, для чего.
— Ну и для чего же? — пренебрежительно усмехнулся Андрей.
— Чтобы знать места, в которых такие, как ты, доходят до смертельной черты. Чтобы знать, когда и где вас искать, откуда вытаскивать.
— Можно подумать, будто вы не случайно выбрали место для распития пива. Не надо пороть чушь. Я слышал, как Лыська предлагала поехать дальше.
— Дурак ты, — спокойно сказал Бармалей. — Лыська-то здесь при чем? Она только учится, так же как я. А вот Немой уже знает пути, поэтому чаще всего мы делаем так, как он нам укажет. Дьякон знает пути еще лучше, но он с нами не разъезжает. У него другая задача.
— У него задача пудрить вам мозги.
Бармалей не ответил. Указатель этажей добрался до десятого, и лифт начал притормаживать, неприятно усиливая перегрузку. Но вместе с тяжестью во всем теле Андрей почувствовал какое-то облегчение от того, что крыша с сумасшедшим священником осталась далеко позади.
Андрей вышел через ворота подземного гаража, слушая, как внизу один за другим запускаются двигатели мотоциклов. У земли ветер ощущался слабее, чем на километровой высоте, но все же посвистывал, продираясь сквозь прутья стальной ограды. Город оживал — потоки машин на улицах уплотнились, все больше людей спешили по своим неотложным делам. Слышалось урчание, шелест шин, редкие сигналы автомобилей.
— Красавчик! — раздался голос Лыськи сквозь рев мотора. — Тебя куда-нибудь подвезти?
Андрей обернулся с улыбкой.
— Если ты не против, — сказал он. — Я бы хотел тебя кое о чем спросить.
На самом деле хотелось большего, но Андрей не любил напирать.
— Ну так садись! — Она хлопнула по сиденью.
Андрей не заставил себя упрашивать, вскочил на мотоцикл и обнял девушку за гибкую талию, обтянутую тканью комбинезона.
— Ты не боишься, что в такой одежде тебя кто-нибудь изнасилует? — полушутливо поинтересовался он.
— Это и есть то, о чем ты собирался спросить?
— Нет. — Андрей серьезно задумался. — Хотя… Может быть, это частный случай одного и того же вопроса.
Остальные байкеры выехали из гаража и выстроились в шеренгу на пандусе, взрыкивая моторами.
— Пора разъезжаться, — глянув на Немого, сказал Бармалей. — Вечерком я всем отзвонюсь.
«Интересно, как он говорит по телефону с Немым», — подумал Андрей.
— Лысь, ты Красавчика забираешь с собой? — с ноткой ревности поинтересовался Чоп.
— Да, — ответила девушка и заставила мотор угрожающе рыкнуть.
— Ладно. — Чоп коротко пожал плечами и отвернулся. — Ты у нас птица вольная.
— А ты разве нет? — по-доброму улыбнулась Лыська.
Чоп повернулся к ней и весело подмигнул.
— Я тебя люблю, — сказал он.
— Меня все любят, — отмахнулась девушка.
— Ладно, разъехались! — скомандовал Бармалей.
Двигатель взревел, и инерция рванула Андрея назад — он еле удержался за Лыськину талию.
— Сурово ты водишь! — крикнул он в ухо девушке. Она не ответила, лихо вписавшись в поток машин.
Андрей помог Лыське слезть с мотоцикла у дома, стараясь не выпустить ее ладонь из своей руки. Девушка и не старалась ее забрать, хотя сама никаких шагов навстречу не делала. Она будто позволяла себя ласкать, и Андрей осторожно, шаг за шагом, прощупывал, как далеко он может в этом зайти.
