Но прежде всего мудрец Фу организовала эту поездку, чтобы проверить свои предположения относительно Незнакомца, вопреки инстинкту Сары, который не позволял вредить раненому.
Этот инстинкт причинил мне немало неприятностей. Не пора ли умерить его разумом?
В одном древнем тексте это называется “манией вскармливания” и было вполне применимо, когда ребенком Сара лечила раненых животных и птиц в лесу. Возможно, это не представляло бы никакой проблемы, если бы она последовала обычному для женщин Джиджо жизненному образцу, у нее появились бы дети и уставший муж-фермер, и все они требовали бы ее внимания. Зачем, в таком случае, стимулировать материнский инстинкт? И никакого времени для других интересов – особенно без сберегающих силы и время приспособлений, описанных в земных сказаниях. Сара, хоть и не очень красивая, знала, что преуспела бы в такой скромной жизни и сделала бы счастливым какого-нибудь простого честного мужчину.
Если бы простая жизнь была тем, чего я хочу.
Сара попыталась отбросить волну интроспекции. Причина ее испуга очевидна.
Библос. Центр человеческих надежд и страхов, фокус силы, гордости и стыда, место, где она нашла любовь – или ее иллюзию и потеряла ее. Откуда перспектива “второго шанса” обратила ее в паническое бегство. Ни в каком другом месте не испытывала она подобной смеси подъема и клаустрофобии, надежд и страха.
Увидим ли мы его, миновав последний поворот?
Если каменные крыши уже обрушились…
Сознание ее отшатывалось от невыносимого. Чтобы отвлечься, она достала черновик своей второй работы о языках Джиджо. Пора подумать, что сказать мудрецу Боннеру и другим, если они возразят ей.
Что я делаю? Демонстрирую на бумаге, что хаос может быть формой прогресса. Что шум может быть информативным.
С таким же успехом могу сказать им, что черное это белое, а верх это низ!
Имеются доказательства того, что очень давно, когда племена людей были скотоводческими и досельскохозяйственными, большинство языковых групп было структурировано гораздо строже, чем последующие языки. Например, земные ученые старались восстановить протоиндоевропейский язык на основе сопоставления латинского, древнегреческого, санскрита и германского языков. Получился праязык, строго организованный, со множеством падежей и склонений. Структура, подчиняющаяся правилам, которыми гордилась бы любая галактическая грамматика.
На полях Сара отметила свою недавнюю находку. Язык североамериканских индейцев чероки содержал семьдесят местоимений – способов сказать “я”, “мы” и “вы”, в зависимости от контекста и личных взаимоотношений, – черта, общая с галактическими языками.
Для некоторых это означает, что у людей когда-то были патроны, которые возвысили земных человекообразных обезьян. Учителя, которые изменили наш мозг и тело и научили строгой логике, приспособив язык к нашим нуждам.
Потом мы потеряли своих проводников. По собственной вине? Или нас покинули? Никто не знает.
После этого, утверждает теория, все земные языки регрессировали, вернулись к обезьяньим выкрикам, которыми пользовались просто люди до возвышения. К тому времени, когда наши предки покинули Землю ради Джиджо, галактические советники рекомендовали оставить англик и другие языки “волчат”, заменив их кодами, специально созданными для разумных существ.
Их аргументы можно проиллюстрировать игрой в испорченный телефон.
Возьмем дюжину игроков и посадим их кружком. Прошепчем первому сложное предложение, он должен его тоже шепотом передать следующему, и так далее. Вопрос: насколько скоро первоначальное сообщение потеряется среди искажений и языковых ошибок? После нескольких повторений предложение может стать совершенно неузнаваемым.
Но тот же эксперимент, проведенный на росском или ниханском языках, даст другие результаты. В этих языках глаголы, существительные и прилагательные сохраняют родовые окончания, признаки принадлежности и другие факторы. Если в переданное по испорченному телефону на росском языке предложение вкралась ошибка, искаженное слово часто заметно выделяется. И внимательный слушатель автоматически исправляет его.
На чисто галактических языках можно сутками играть в испорченный телефон без единой ошибки. Неудивительно, что до появления людей эта игра была неизвестна в Пяти Галактиках.
Сара быстро распознала версию кодирования Шеннона, названного в честь земного пионера информатики, который показал, как специально закодированная информация может быть восстановлена даже из шума статики. Это открытие в человеческой цивилизации до контакта оказалось критически важным для цифровой речи и передачи данных.
Индоевропейский был логичным, сопротивляющимся ошибкам языком, который лучше подходит для компьютеров, чем хаотический англик.
Для многих это означает, что у землян в туманном прошлом были патроны. Но Сара, наблюдая за тем, как счастливо общается Незнакомец с инженерами на импровизированном языке хмыканий и жестов, вспомнила:
Компьютер изобрели не те, кто говорил на индоевропейском. И не пользователи любого строгого галактического языка. Звездные боги унаследовали свою могучую силу.
За всю недавнюю историю Пяти Галактик только один народ независимо изобрел компьютеры – и почти все остальное необходимое для межзвездных полетов – изобрел с самого начала.
Эти люди говорили на россике, ниханском, французском и особенно на предшественнике англика, диком, недисциплинированном английском.
Сделали ли они это вопреки своему хаотическому языку?
Или благодаря ему?
Мастера ее гильдии считают, что она гоняется за фантомами, что это просто отвлечение от других обязательств.
Но у Сары было предчувствие. В прошлом и настоящем содержится ключ к будущему Шести.
Если, конечно, это будущее уже не обречено.
Рассвет стремительно спускался вниз по склонам от Рим-мера. Явное нарушение срочных приказов: “Гофер” продолжал двигаться, но никто ничего не посмел сказать капитану, у которого в глазах появилось безумное выражение.
Наверно, это потому, что он много времени проводит с людьми, подумала Сара. На пароходах в экипаже столько же людей, мужчин и женщин, для ухода за двигателем, – сколько и хунов. Грайф-фу, лоцман и капитан, знал реку от рождения, это знание инстинктивно и унаследовано им от предков. К тому же он перенял немало человеческих привычек и обычаев, например, натягивал на свою мохнатую макушку вязаную шапочку и курил трубку, от которой шел дым, как от трубы парохода. Угловатое лицо капитана, когда он всматривался в предутренний туман, могло бы сойти с форзаца какого-нибудь морского приключенческого романа, снятого с полки библиотеки в Библосе. Подобно практичному моряку древних времен, капитан распространял вокруг себя ощущение уверенности и близкого знакомства с опасностью.
