Лидерам «Красной Армии» необычайно везет. Они даже подтрунивают над тупостью и неповоротливостью немецкой полицейской машины. Вместе с тем бесконечно везти не может. В тупом занудстве, в унылом упорстве непрерывно работающих рычагов как раз и заключается сила государственного репрессивного механизма: десять раз он по-глупому промахнется, а на одиннадцатый попадет. И этот одиннадцатый удар будет смертельным.
К тому же полиция тоже многому учится. Министру внутренних дел ФРГ, на которого с фанатичным упрямством давит Хорст Герольд, наконец удается собрать разрозненные полицейские части федеральных земель Германии в единый кулак и подчинить их единому центру. Начинается грандиозная операция «Кора», цель которой – полное и окончательное уничтожение РАФ. Блокированы все главные дороги Германии, закрыты ее границы, вокруг городов воздвигаются временные блокпосты, взлетают полицейские вертолеты, движутся бронетранспортеры, выходят на улицы вооруженные патрули. Идет тотальная проверка документов, машин, квартир, сотни людей доставлены в участки полиции для выяснения личности, аресту подвергается каждый, на кого падает хоть тень подозрения в причастности к акциям РАФ.
Ничего подобного Западная Германия еще не знала. Кажется, что действительно возвращаются коричневые времена гестапо. Однако правительство категорически отвергает все подобные аналогии. Демократия должна себя защищать, заявляет оно. Против бандитствующих анархистов будут приняты самые жесткие меры.
Это, вероятно, переломный момент. Становится ясно, что власть больше не собирается отступать. Она намерена проявить твердость любой ценой. На несколько дней вся Германия, как оглушенная мышь, замирает. А когда немцы вновь приходят в себя, выясняется, что они живут уже в совершенно иной реальности.
Правда, ожидаемых результатов эта грандиозная операция не приносит. По итогам тотальной зачистки, как назвали бы данное мероприятие в наши дни, обнаруживается, что подавлено (неизвестно насколько) уличное хулиганство, арестовано (что, кстати, можно было сделать давно) множество мелких и крупных уголовных преступников, камеры переполнены, задержанных просто некуда помещать, но главные цели акции, вопреки колоссальным усилиям, не достигнуты: лидеры «Красной Армии», будто призраки, просочились сквозь все полицейские бредни, тщательно прочесывавшие страну.
Правительство Германии разочаровано. В сердца высокопоставленных западногерманских чиновников вселяется страх. Если уж даже такие чрезвычайные меры не приносят плодов, то может быть, «Красная Армия» в самом деле непобедима? Может быть, в Германии действительно начинается революция – надо спасаться, пока красный шторм, как когда-то в России, не перевернул все вверх дном?
Разочарование проступает буквально во всем: немецкая марка колеблется, на биржах воцаряется тревожная неуверенность, деловые индексы падают, замедляется экономический рост – непонятно, что будет в самые ближайшие дни. Правда, заметим, что это вовсе не результат террористической деятельности РАФ, аналогичные явления отмечаются во всем Западном мире. Тем не менее растерянность властей ФРГ очевидна: они сделали все, что могли, никто не знает, что можно было бы еще предпринять.
И вот тут выясняется, что зачистка все-таки дала неожиданный результат. В Германии начинают ощутимо меняться общественные настроения. Бюргеры, несомненно, встревожены. Одно дело – находясь в безопасности, наблюдать по телевизору эффектный спектакль, и совсем другое – самим стать участниками трагических действий. Одно дело – услышать по радио, что РАФ ограбила очередной банк, подожгла магазин, напала на чиновника, устроила взрыв на американской военной базе, и совсем другое – когда бюргера, едущего, например, в офис или домой, внезапно останавливает полиция, наводит на него автоматы, приказывает выйти из машины, обыскивает, требует предъявить документы, открывает багажник, портфель, а в случае хоть каких-нибудь подозрений задерживает для дальнейшей проверки. Вся романтика революции тут же развеивается как дым. Никакие идеалы не действуют, если дело касается драгоценных личных удобств. «Миру погибнуть или мне чаю не пить? Так вот: мир пусть погибнет, а мне чаю все-таки пить!» В данном случае – есть любимые сосиски с капустой.
Через много лет Биргит Хогефельд из второго поколения РАФ скажет, что тяготы от обысков и проверок, от кошмарных облав и арестов невинных людей бюргеры возложили не на государство, проводившее их, а на «Фракцию Красной Армии». А другой член РАФ пояснит: «Это все равно как если бы вину за гитлеровские репрессии возлагать на тех, кто боролся с фашизмом. Дескать, если бы не боролись, то не было бы и концлагерей».
Немцы ошарашены истерией насилия, которая вдруг выплескивается на улицы городов. Полицейские тоже люди. Им тоже не хочется умирать. И если полицейский знает, что в ответ на свое, в общем, безобидное требование предъявить документы он может получить пулю в грудь, то пальцы его при любом подозрительном жесте, пусть даже воображаемом, непроизвольно давят на спусковой крючок.
На всю Германию гремит история, как в Тюбингене очередью из автомата был убит семнадцатилетний подросток Ричард Эппле, который никакого отношения к РАФ не имел: он просто не остановился по требованию полиции, потому что у него не было водительских прав. Или другая история, как был задержан профессор социологи, поскольку полицейский решил, что он «учит молодежь не тому». Облавы, которые теперь идут чередой, уже называют в прессе «расстрельными». Подсчитано, что за период 1971–1978 годов в них погибло более ста сорока ни в чем не повинных немецких граждан. Одни «недостаточно быстро подняли руки вверх», другие, по мнению полиции, «подозрительно оглядывались по сторонам», третьи также «подозрительно держали руки в карманах, можно было предполагать, что собираются выхватить пистолет». Вот случай, типичный для тех сумасшедших дней. «Мы шли мимо «Кауфхофа» (название крупного магазина в Кельне), Клаус тащился сзади: он держался за щеку, у него болел зуб. Вдруг мы услышали очередь, крик. Мы обернулись – Клаус уже лежал, одежда у него была в крови. К нему бежали полицейские с автоматами. Мы закричали: «Что вы наделали! Он ни в чем не виноват!» Полицейский крикнул в ответ: «Он террорист! Он закрывал руками лицо!» «Посмотрите, какой же я террорист?!» – простонал Клаус. Он хотел обратить их внимание на свои очки – у него была сильнейшая близорукость. «А по-моему, ты типичный террорист», – сказал полицейский и выстрелил в него еще раз». Несколько лет родственники и приятели Клауса обращались в суды, пытаясь добиться хоть какой-нибудь справедливости. Вместо этого они получили обвинения в помощи террористам, увольнения с работы, слежку и обыски со стороны полиции.
