– Сутки можно и потерпеть, – подытожила жизнерадостная Лидка Калашникова, попрыгав на вертящемся табурете. – Они тут кого-то ждут, а объект не идет. Ха-ха. Будем глазеть, дадим отдых конечностям… Вот только сиденья жесткие.
– Антигеморройные, – мрачно сказала Анка Мурашова.
– Ага. И еще антиспальные. Хотя тут можно пристроиться и на полу…
– Не советую, – сказала Ольга. – Вызовами замучают, а отключишь связь… в общем, лучше не отключать. Слыхала, что говорили девчонки из предыдущей смены? Тут строго.
– Ладно, – легко согласилась Лидка. – Перебьемся и так. А когда надо начинать наблюдение?
– Уже. – Ольга прилипла к наглазнику. Н-да. Хороший обзор, прекрасная оптика. Видна каждая былинка, каждая чешуйка на сосне. Надо полагать, и приставки ночного видения в полном порядке. Если объект вообще появится, то вероятнее всего ночью…
– Оль, а Оль! – позвала Лидка.
– Ну?
– Я вот чего никак не пойму: зачем тут этот наблюдательный пункт? Трудно было, что ли, развесить по всему периметру скрытые телекамеры и наблюдать прямо из коттеджа? И проще, и уютнее…
– Ты уверена, что телекамер нет?
– Если они есть, тогда зачем здесь мы?
Ольга помедлила с ответом, взвешивая слова.
– Мы не только внешние наблюдатели. Мы еще и засада на вероятном пути отхода.
– А… – начала Лидка.
– Отставить разговоры!
Ну как объяснить лопоухой рядовой, что Департамент, не теряя надежды, изо дня в день, из ночи в ночь караулит здесь не совсем обычную дичь?.. Лидка знать не знает, что дичь с такими особенностями вообще существует на свете…
И не узнает, если дичь не появится в ближайшие сутки.
Коттедж явно был обитаем. В отличие от соседних строений, вытянувшихся в одну нитку вдоль автострады. Те были заброшенные, пустые, с мертвыми окнами, с холодным запустением вокруг. Незачем было и заглядывать внутрь, чтобы понять: нежилые. Пусть даже и временно. Вообще-то по нынешним временам картина совсем непривычная…
А может, Департаменту принадлежит не один коттедж, а все?
Последние полчаса Тим кружил вокруг да около. То прячась в сосняке, то ползая вдоль живой изгороди, то пугая лягушек в в придорожном кювете, то неслышно перебегая от укрытия к укрытию, он замкнул большой круг вокруг знакомого коттеджа. Окна были темны, лишь из спальни сквозь решетку ставен просачивался слабый свет ночника да с другой стороны под резным навесом крыльца неярко светил фонарик. Тихо, сонно вокруг.
Это-то и настораживало.
От сосняка веяло сухой прохладой. Смолкнув, попрятались ненасытные комары. Убывающая луна уже взошла, посеребрив сосновые кроны, и не имела значения. Если нет наружного наблюдения, то и лунный свет не помеха, а если оно есть… то он уже обнаружен.
Со стороны шоссе произошли заметные изменения: исчез оплетенный декоративным виноградом забор, памятный по прошлому визиту. Часть забора улетучилась неведомо куда, часть валялась на развороченной и вздыбленной земле, некогда бывшей аккуратно подстриженным газоном. Наверняка здесь порезвилась гусеничная техника. Как сломанная кость, одиноко и жалко торчал расщепленный пенек бывшего деревца. Из цветочных клумб уцелела – или была разбита заново – только одна, самая маленькая и очень ухоженная.
Воображение сразу же рисовало единственную обитательницу коттеджа, понемногу восстанавливающую порушенный дизайн в терпеливом ожидании общей перемены к лучшему. Уравновешенной женщине средних лет некуда спешить, словно вечно торопящейся юнице, – опыт жизни подсказывает ей, что не надо надрываться, пытаясь побороть хаос за неделю. Помаленьку, потихоньку – оно вернее. Надо только помнить, что когда-нибудь все обязательно вернется на круги своя. А пока кругом царит разруха, можно даже прямо на крыльце натянуть веревки и вывесить на просушку белье, не стыдясь соседей, потому что кто же сейчас возьмется ремонтировать бытовую технику? Всем понятно, и никакой пищи для злословия.
И никакой бросающейся в глаза охраны – вот что было хуже всего. Одно из двух: либо Иоланта Сивоконь распорядилась прекратить операцию, передав коттедж для других нужд, либо здесь действительно хорошо оборудованная ловушка. В обоих случаях вопрос о маме открыт, что бы ни твердили Безухов со Шпонькой. Самое вероятное не есть однозначно доказанное. Вероятностью сыт не будешь…
И подите вы все к Первоматери со своими рациональными подходами!
Тихо как… Собак, по-видимому, нет, и это прекрасно. Даже на шоссе почему-то нет движения. Кстати, почему на нем нет движения?.. Тим не успел насторожиться, как вдали послышалось урчание мощных моторов – шла колонна грузовиков. С десяток армейских машин впереди, а за ними несколько пристроившихся гражданских колымаг и даже два легковых мобиля. Стало понятно. Вот они как… Наверное, полагают эту дорогу небезопасной, раз сбиваются в караваны…
Кювет в этом месте был сухим, и Тим прополз по нему до границы участка, примыкающего к следующему коттеджу. Крабом перебежал к кустам смородины. Он решил сделать еще один круг, но более узкий, а потом попытаться проникнуть в дом. Не через крыльцо, нет. И ни в коем случае не через Вязкий мир, нарушая тишину ночи. Вероятно, придется сорвать ставень…
Прокравшись вдоль смородины, Тим прилип к сосновому стволу, вдохнул запах смолы и хвои. По-прежнему вокруг было тихо. Немного смущал грузовичок – старая развалина, невесть зачем заехавшая на границу между участками и здесь брошенная. Оно, конечно, сейчас такие времена, что отсутствие порядка никого не удивляет, но тем не менее…
Есть ловушка или нет?..
Способ выяснить это – рискованный и не слишком надежный – все же существовал.
Ольгу трясло. Очень уж знакомым показался силуэт, волчьей рысцой перебегавший от ствола к стволу. Не та одежда, но фигура и повадки – те. Вовек не забыть позора в Царицыно…
Сменив предыдущую команду наблюдателей – а те были рады-радешеньки отбыть восвояси, – Ольга с Лидкой и Анкой целый день зевали, не отрываясь от смотровых приборов. Впустую. Тени укоротились, затем начали удлиняться. Еле слышно бормотал кондиционер, с грехом пополам сбрасывающий температуру внутри фургончика с печной до приемлемой. Текли часы.
Наружные шумы фиксировались на ленту. Им никак нельзя было присвоить почетное название информационного шума – то был просто шум знойного майского дня. Жужжали пчелы и мухи, шелестели, подвывая, проносящиеся по шоссе мобили, покрикивали птицы, сонно шептали кроны деревьев, отзываясь на слабый ветерок. Сонный покой… Медленно ползли тени. На крыльцо коттеджа вышла немолодая полная женщина, развесила на веревках мокрое белье и ушла в дом. Пешим ходом явился откуда-то драный петух, заведомый беглец с птицефермы и правонарушитель, неведомо как уцелевший в бегах, и принялся как ни в чем не бывало расхаживать по двору, что-то клюя, квохча и с оттяжкой разбрасывая грунт тощими лапами. Потом поднатужился, тряхнул гребнем и сипло заорал – видно, ждал наивно, что на его зов сбегутся куры.
