— Насчет чего? Только давай на этот раз — покороче!
— Скажите… это правда? Правда, что приговоренных к смертной казни…
Он замолчал, не решаясь продолжить — так, что капитану хватило времени обернуться полностью и даже привстать на локте:
— Ну что ты как баба! Чего трясешься?
Эрни с трудом проглотил застрявший в горле комок:
— Правду говорят, что больше никого из приговоренных не расстреливают? И не вешают, и вообще не… Что их… нас… ну, что, в общем…
— Ерунда. Успокойся. — Капитан Квотерблад разогнул руку и тоже сел. — Можешь не волноваться — поставят тебя к стеночке, завяжут глаза… В общем, все будет как положено!
— Но мне сказали… Что в интересах науки…
— Кто?
— Следователь. На допросе.
— Да, это они любят… Кино не показывали?
— Нет, — удивился Эрни. — Какое кино?
— Такое… Учебное! — Квотерблад усмехнулся. — Ну, с тобой даже это, видимо, не понадобилось. А то некоторым героям, которые особо упрямые, демонстрируют кое-что. В цвете, со звуковыми эффектами… Например, про то, как человека медленно опускают в «ведьмин студень»: сначала пятки, потом колени, задницу — и так далее. Еще есть сюжет про «комариную плешь», про «мясорубку»… Говорят, многие после этого начинают подписывать — и чего надо, и чего не надо. А кое-кто и того, — он покрутил пальцем у виска, — мозгами трогается.
— Но я же им сразу все рассказал! Все, все, что просили!
— И даже, наверное, больше?
— Да, но… Понимаете, господин капитан…
Квотерблад опять опустил голову на скатанную вместо подушки куртку:
— Значит, волноваться тебе нечего. Не звери же они, в конце-то концов! Расстреляют — и дело с концом. Или, может, повесят…
Некоторое время он, закрыв глаза, прислушивался к судорожным всхлипам соседа по камере. И неожиданно разобрал:
— Но вас же… Вы же до сих пор… Вы же до сих пор живы! Почти два года…
— Что ты там бормочешь?
— Значит, они не всех… Да? Не каждого… Скажите, как? Скажите!
В следующую секунду капитан молниеносным движением оторвал спину от койки. Его рука с длинными, желтоватыми пальцами метнулась через стол, сгребла свитер на груди толстяка и потянула к себе:
— Ага! Значит, вот в чем дело? А я-то думаю, зачем тебя ко мне…
— Господин капитан! Господин капи… — голос Эрни зазвучал придушенно, глаза выкатились из орбит, а лицо тут же стало багровым и неживым.
— Интересуешься? Ну, отвечай! Быстро!
Но Эрни уже только хрипел, даже не пытаясь вырваться.
— Ублюдок… Как был стукачом поганым, так и остался. Прежде чем отпустить стальную хватку, Квотерблад толкнул толстяка так, что тот громко ударился затылком о стену камеры:
— Заткнись теперь! Услышу хоть слово — придавлю как собаку.
Не дожидаясь ответа, капитан снова лег на койку. Сосед по камере поспешил без звука последовать его примеру — он был так напуган, что не решился даже заплакать.
Стало совсем тихо. Но вскоре из коридора, откуда-то со стороны следственных кабинетов, снова послышался топот множества ног — впрочем, на этот раз шаги приближались медленнее, чем до этого.
Шум нарастал, с каждой секундой становясь все тревожнее и отчетливее. И прежде чем обитателям камеры стало окончательно ясно, что процессия остановилась прямо напротив их двери, громко лязгнул повернутый в замке ключ:
— Встать! На середину!
Толстяк Эрни сразу же соскочил с койки и замер, стоя в одних носках на холодном бетонном полу — лицо его и поза не выражали ничего, кроме страха и желания угодить. Капитан выполнил команду без суеты, но, впрочем, достаточно быстро, чтобы не дать охранникам повода поработать дубинкой.
Первым внутрь вошел господин старший надзиратель — мужчина лет сорока с маленькими, злобными глазками и волосатыми кулаками.
— Получайте! — И тут же двое парней с нашивками тюремного «спецназа» на рукавах втащили вслед за ним через порог безжизненно волочащееся тело.
— Прошу любить и жаловать.
Парни бросили свою ношу прямо посреди камеры — вид у них при этом был разгоряченный, боевой, как у всех нормальных молодых людей после тяжелой, но интересной физической работы. Покосившись в сторону двери, Квотерблад успел заметить снаружи еще несколько плечистых фигур в камуфляже.
— Наручники, — напомнил господин старший надзиратель.
Один из бойцов отряда специального назначения наклонился, поковырял ключом между скованными за спиной лежащего человека запястьями — и в конце концов с трудом отстегнул «браслеты».
— Заклинило, мать их… — пояснил он. — Прямо в мясо!
— Ладно, пошли. — Прежде чем закрыть за собой дверь, господин старший, надзиратель привычно обшарил взглядом камеру: — Счастливо оставаться!
Скрипнули петли, встал на место засов — и окружающий мир снова сузился для капитана и несчастного толстяка до размеров их камеры.
— Ну-ка, помоги… — Квотерблад присел на корточки. — Сволочи.
Из-за обилия высохшей и совсем свежей крови он даже не сразу сообразил, что изуродованное тело под обрывками одежды принадлежит чернокожему великану.
— Гуталин?
Реакции не последовало, но капитан уже переворачивал негра на спину.
— Точно — Гуталин… Давай-ка, берись! — скомандовал он толстяку. — Положим пока на койку…
Пульс прощупывался, но плохо.
— Подай воды… Быстро!
Посуды, как и постельного белья, заключенным не полагалось. А посему Эрни со страху просто вывернул кран умывальника и подставил под струю дрожащие ладони. Затем, расплескав по пути все, что можно, подбежал обратно:
— Вот, пожалуйста!
— Идиот… — выдохнул капитан. — Намочи что-нибудь! Тряпку, или, ну я не знаю…
Толстяк почти сразу понял, что от него требуется — вскоре он уже опять стоял рядом, протягивая тяжелый и темный от воды комок свитера.
— Молодец. — Квотерблад успел уже наспех ощупать тело. Переломов-то, вроде, особых нет…
Эрни еще дважды пришлось сбегать к умывальнику, но, в конце концов, огромное черное тело на койке стало выглядеть более или менее пристойно. Холодная вода вообще подействовала благотворно — Гуталин даже стал подавать первые признаки жизни, и теперь можно было почти без усилия услышать его хриплое, прерывистое дыхание.
Впрочем, глаза пока оставались закрытыми.
— Значит, все-таки попался.
— За что его так?
Капитан Квотерблад обернулся к замершему в двух шагах толстяку, но вместо ответа лишь покачал головой:
— Ты ведь Гуталина хорошо знаешь?
— Да, конечно. Сколько лет уже! Они ведь у меня в «Боржче»… Как сядут, бывало, да как начнут — стакан за стаканом! И он, и Креон, еще Мальтиец, и даже сам господин Рэдрик Шухарт…
